Михаил Павлович Шишкин

Материал из Викицитатника
Михаил Павлович Шишкин
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе

Михаи́л Па́влович Ши́шкин (род. 18 января 1961, Москва) — русский писатель, автор четырёх романов. Пишет также на немецком языке, лауреат главных российских литературных премий, переводился на многие языки. «Взятие Измаила» — роман М. П. Шишкина, написанный в Цюрихе в 1996—1998 годах и принёсший широкую известность автору. Напечатан в журнале «Знамя» в 1999 году, вышел отдельным изданием в 2000 году. Удостоен премии «Русский Букер». «Венерин волос» — роман, написанный в Цюрихе и Риме в 2002—2004 годах. Печатался в журнале «Знамя» в 2005 году, вышел отдельным изданием в 2005 году. Удостоен премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».

[править]

  • Кутаясь в шаль, Маша дышала в открытую форточку и говорила, что всё это нестерпимо, что нужно уезжать, просто бежать из этого города и из этой страны, спасаться, что здесь вся жизнь ещё идёт по законам первобытного леса, звери должны всё время рычать, показывать всем и вся свою силу, жестокость, безжалостность, запугивать, забивать, загрызать, здесь всё время нужно доказывать, что ты сильнее, зверинее, что любая человечность здесь воспринимается как слабость, отступление, глупость, тупость, признание своего поражения, здесь даже с коляской ты никогда в жизни не перейдёшь улицу, даже на зебре, потому что тот, в машине, сильней, а ты слабее его, немощнее, беззащитнее, и тебя просто задавят, снесут, сметут, размажут по асфальту и тебя и твою коляску, что здесь идёт испокон веков пещерная, свирепая схватка за власть, то тайная, тихая, и тогда убивают потихоньку, из-за спины, вкрадчиво, то открытая, явная, и тогда в кровавое месиво затягиваются все, нигде тогда не спрятаться, не переждать, везде тебя достанет топор, булыжник, мандат, и вся страна только для этой схватки и живёт тысячу лет, и если кто забрался наверх, то для него те, кто внизу — никто, быдло, кал, лагерная пыль, и за то, чтобы остаться там у себя, в кресле, ещё хоть на день, хоть на минуту, они готовы, не моргнув глазом, перерезать глотку, сгноить, забить сапёрными лопатками полстраны, и всё это, разумеется, для нашего же блага, они ведь там все только и делают, что пекутся о благе отечества, и всё это благо отечества и вся эта любовь к человечеству — всё это только дубинки, чтобы перебить друг другу позвоночник, сначала сын отечества бьёт друга человечества обломком трубы по голове, потом друг человечества берёт сына отечества в заложники и расстреливает его под шум заведённого мотора на заднем дворе, потом снова сын отечества выпускает кишки другу человечества гусеницами, и так без конца, никакого предела этой крови не будет, они могут натянуть любой колпак — рай на небесех, рай на земле, власть народа, власть урода, парламент, демократия, конституция, федерация, национализация, приватизация, индексация — они любую мысль, любое понятие, любую идею оскопят, выхолостят, вытряхнут содержимое, как из мешка, набьют камнями, чтобы потяжелее было, и снова начнут махаться, долбить друг дружку, всё норовя по голове, побольнее, и куда пойти? — в церковь? — так у них и церковь такая же, не Богу, но кесарю, сам не напишешь донос, так на тебя донесут, поют осанну тирану, освящают грех, и чуть только кто попытается им напомнить о Христе, чуть только захочет внести хоть крупинку человеческого, так его сразу топором по голове, как отца Меня, всё из-под палки, всё, что плохо лежит, в карман, лучше вообще ничего не иметь, чем дрожать и ждать, что отнимут завтра, всё напоказ, куда ни ткни, всё лишь снаружи, всё обман, а внутри пустота, труха, как сварили когда-то ушат киселя, как засунули его в колодец, чтобы обмануть печенегов, вот мол, смотрите, нас голодом не заморишь, мы кисель из колодца черпаем, так с тех пор десять веков тот кисель и хлебают, всё никак расхлебать не могут, земли же согрешивши которей любо, казнить Бог смертью, ли гладом, ли наведеньем поганых, ли ведром, ли гусеницею, ли инеми казньми, аще ли покаявшеся будем, в нем же ны Бог велить жити, глаголеть бо пророком нам: «Обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, постом и плачем», — да аще сице створим, всех грех прощени будем: но мы на злое ъзращаемся, акы свинья в кале греховнемь присно каляющеся, и тако пребываем, посади цветы — вытопчут, поставь памятник — сбросят, дай деньги на больницу для всех — построит дачу один, живут в говне, пьянстве, скотстве, тьме, невежестве, месяцами зарплату не получают, детям сопли не утрут, но за какую-то японскую скалу удавятся, мол, наше, не замай, а что здесь их? — чьё всё это? — у кого кулаки крепче, да подлости больше, тот всё и захапал, а если у тебя хоть немного, хоть на донышке ещё осталось человеческого достоинства, если тебя ещё до сих пор не сломали, значит, ещё сломают, потому что ни шага ты со своим достоинством здесь не сделаешь, здесь даже просто бросить взгляд на улицу — уже унижение, ты должен стать таким, как они, чтобы чего-то добиться, выть, как они, кусаться, как они, ругаться, как они, пить, как они, здесь всё будто создано, чтобы развращать, тому дай, этому сунь, а не дашь и не сунешь, так останешься, мудак, с носом, сам виноват, кто не умеет давать, тот ничего не получает, кому нечего воровать, тот ничего не имеет, кто хочет просто честно жить и никому не мешать, тот и вздоха не сделает, и если ты, не приведи Господь, не такой, как они, если есть в тебе хоть крупица таланта, ума, желание что-то узнать, открыть, изобрести, написать, сотворить или просто сказать, что ты не хочешь быть среди этих урок, что ты не хочешь принадлежать ни к какой банде, ты сразу станешь у них шибко умным, тебя заплюют, затрут, обольют помоями, не дадут тебе ничего сделать, убьют на дуэли, заставят жрать баланду во Владимирской пересылке, стоять у метро с пачкой сигарет и бутылкой водки, сожгут твою библиотеку, в школе твоего ребёнка затравят прыщавые ублюдки, в армии доведут сына до того, что не только себе пустит пулю в рот, но ещё и пятерых заодно уложит.
    — Здесь нечего больше ждать, — повторяла Маша, закрыв глаза, сжимая ладонями виски, — на этой стране лежит проклятие, здесь ничего другого не будет, никогда не будет, тебе дадут жрать, набить пузо до отвала, но почувствовать себя человеком здесь не дадут никогда, жить здесь — это чувствовать себя униженным с утра до ночи, с рождения до смерти, и если не убежать сейчас, то убегать придётся детям, не убегут дети, так убегут внуки. («Взятие Измаила»)[1]
  • И единственная возможность умереть — это задохнуться от счастья («Пальто с хлястиком»)[2]
  • Язык русской литературы — ковчег. Попытка спастись. Круговая оборона. Островок слов, на котором должно быть сохранено человеческое достоинство. («В лодке, нацарапанной на стене»)[3]
  • В моих текстах я хочу связать западную литературу, её достижения в словесной технике с человечностью русского пера. Джойс не любит своих героев, а русские писатели любят. Русский герой — Акакий Акакиевич. Хотя любить его совершенно не за что. («В лодке, нацарапанной на стене»)[3]
  • Вопрос: Вы откуда? Из страны, где в постелях стонут и молчат — слова грязные, а чистых нет?
    Ответ: Просто хочется быть свободным от судьбы и родин. («Венерин волос»)[4]
  • Ответ: Какая варежка?
    Вопрос: История — рука, вы — варежка. Истории меняют вас, как варежки. Поймите, истории — это живые существа.
    Ответ: А я?
    Вопрос: Вас ещё нет. Видите — пустые листы бумаги.
    Ответ: Но вот же я, пришёл. Сижу. Смотрю в это заснеженное окно. Метель улеглась. Всё белым-бело. Вот вижу на стене фотографии — кого-то взяли за жабры. Какая-то странная карта. Никак не могу узнать очертаний материков. Не карта, а ёжик — продирался сквозь заросли земляники и черники, ягоды накололись на иголки.
    Вопрос: Да нет здесь пока никого.
    Ответ: Как нет никого? А от кого тогда падает вот эта тень? Видите, на стене? Вот пятерня. А теперь голова собаки. Гав-гав! А если двумя руками, то смотрите, орёл летит. Вот волк зубами щёлк.
    Вопрос: Не то. Собака. Волк. Всё это ненастоящее. Ваша история — жених, вы — невеста. Истории выбирают человека и начинают пространствовать. («Венерин волос»)[4]
  •  

Патриотизм — русская «священная корова», жующая права человека, как жвачку[5].

Письмо Михаила Шишкина Федеральному агентству по делам печати и массовых коммуникаций[править]

Федеральному агентству по делам печати и массовых коммуникаций

Международной дирекции Фонда «Президентский центр Б. Н. Ельцина»

27.02.2013

Уважаемые дамы и господа!

Благодарю за приглашение принять участие в мероприятиях официальной российской делегации на международной книжной ярмарке в Нью-Йорке «БукЭкспо Америка-2013», которая состоится с 30 мая по 1 июня с. г.

Понятно, как важно участие в такой книжной ярмарке для писателя и для продвижения его книг в Америке и других странах. Это уникальная возможность выйти на американских издателей и читателей, ведь англоязычный книжный рынок по-прежнему остается практически закрытым для писателей из таких стран, как Россия. Тем более, что все расходы по пребыванию в США, перелёт и т. д. (а это немалые деньги) берёт на себя официальная российская сторона.

И тем не менее, я отказываюсь. И не потому, что «не позволяет график», а по этическим соображениям.

Раньше я неоднократно принимал от Вас подобные предложения и участвовал в международных книжных ярмарках в составе российской писательской делегации, но за последний год ситуация изменилась.

В любой уважающей себя стране государство через разные фонды и организации поддерживает продвижение своих писателей за рубежом, оплачивает переводы, приглашает к участию в международных книжных ярмарках и т. д. К примеру, в Норвегии этим занимается Norla, в Швейцарии Pro Helvetia. И разумеется, принимая участие в официальной делегации, писатель представляет не только себя лично и свои книги, но и свою страну, своё государство.

Политическое развитие России и особенно события последнего года создали ситуацию в стране, абсолютно неприемлемую и унизительную для её народа и для её великой культуры. То, что происходит в моей стране, вызывает у меня как у русского человека и гражданина России чувство стыда. Принимая участие в книжной ярмарке в составе официальной делегации и пользуясь открывающимися возможностями для меня как для писателя, я одновременно принимаю на себя обязательства быть представителем и того государства, политику которого я считаю губительной для страны, и той официальной системы, которая вызывает у меня отторжение.

Страна, где власть захватил криминальный коррупционный режим, где государство является воровской пирамидой, где выборы превратили в фарс, где суды служат начальству, а не закону, где есть политические заключённые, где госТВ превращено в проститутку, где самозванцы пачками принимают безумные законы, возвращая всех в средневековье, такая страна не может быть моей Россией. Я не могу и не хочу участвовать в официальной российской делегации, представляя такую Россию.

Я хочу и буду представлять другую, мою Россию, страну, освобождённую от самозванцев, страну с государственной структурой, защищающей не право на коррупцию, а права личности, страну со свободными СМИ, свободными выборами и свободными людьми.

Разумеется, это моё личное решение, никак не согласованное с другими приглашёнными в Нью-Йорк писателями, — каждый волен поступать в соответствии со своими представлениями об этике и целесообразности.

С уважением,

Михаил Шишкин.

[6] [7]

Источники[править]