Перейти к содержанию

Жерминаль (роман)

Материал из Викицитатника
Жерминаль (роман)
Статья в Википедии
Тексты в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

«Жермина́ль» (фр. Germinal) — роман Эмиля Золя 1885 года, тринадцатый в цикле «Ругон-Маккары». Назван по первому весеннему месяцу французского революционного календаря, означающего «ростковый».

Цитаты

[править]
  •  

Даже здесь, на этой глубине, всех преследовала мысль о доносчиках, словно у пластов угля, составлявших собственность Акционерной компании, были уши. — часть первая, глава IV

  •  

Не лучше ли подохнуть с голоду сразу, чем надрываться в этом аду и не зарабатывать даже на хлеб? — часть первая, глава VI

  •  

Спалите города в пламени пожаров, скосите целые народы, уничтожьте всё, — и когда уже ничего не останется от этого прогнившего мира, быть может, возникнет новый, лучший мир. — часть третья, глава I

  — Суварин
  •  

Увеличить заработную плату… Да разве это возможно? Железным законом она сведена к минимальной сумме, строго необходимой для того, чтобы рабочий ел сухой хлеб и плодил детей… Если она падает слишком низко, рабочие мрут, а тогда увеличивается спрос на рабочие руки, и она повышается. Если она поднимается слишком высоко, увеличивается предложение рабочей силы, и заработная плата понижается… Вот вам равновесие, поддерживаемое пустым желудком, приговор на вечную каторгу, на голодное существование. — часть третья, глава I

  — Суварин
  •  

Несмотря на муки свои, все полны были надежды, благоговейной, фанатичной веры, самоотверженности людей, убеждённых в предстоящей победе. Им обещали, что настанет эра справедливости, и они готовы были пострадать ради завоевания всеобщего счастья. Голод доводил людей до экзальтации; ещё никогда так не расступались тесные границы их умственного кругозора, никогда не раскрывались такие широкие дали перед этими изголодавшимися мечтателями. Когда в глазах у них темнело от слабости, перед ними в лучезарных видениях представало идеальное общество, о котором они грезили, теперь такое близкое и как будто даже ставшее явью, — общество, в котором все будут братья друг другу, золотой век труда и совместных трапез. — часть четвёртая, глава III

  •  

Хлеба? Да разве в этом счастье, болваны?
Ведь он-то ел досыта и все же готов был кричать от боли душевной. — часть пятая, глава V (вариант трюизма)

  — Энбо
  •  

— Никогда вы не будете достойны счастья, пока не перестанете гнаться за собственностью и пока ваша ненависть к буржуазии будет вызываться только бешеным желанием самим сделаться буржуа. — часть шестая, глава III

Часть седьмая

[править]
  •  

— Никогда насилие не приводило к добру. В один день мир не переделаешь. И кто обещает вам переменить всё сразу, тот либо болтун, либо мошенник. — глава I

  — Раснер
  •  

Представив себе воочию картину вечной нищеты, машинист крикнул неистовым голосом, что если для человека справедливость неосуществима, то пусть лучше сгниёт всё человечество. — глава II; перевод Д. С. Усова, 1929 (под псевдонимом А. Дмитриевский)

 

Devant cette vision de l’éternelle misère, le machineur cria d’une voix farouche que, si la justice n’était pas possible avec l’homme, il fallait que l’homme disparût.

  — Суварин
  •  

… это был ещё только первый толчок прогнившему обществу, <…> но потом последуют новые, всё новые толчки, пока старое расшатанное здание не рухнет и не провалится в бездну, как шахта Воре. — глава VI; перевод Д. С. Усова

 

…c’était un coup d’épaule donné à la société en ruine, et ils en avaient entendu le craquement sous leurs pas, et ils sentaient monter d’autres secousses, toujours d’autres, jusqu’à ce que le vieil édifice, ébranlé, s’effondrât, s’engloutît comme le Voreux, coulant à l’abîme.

  •  

К земле, залитой сверкающими лучами солнца, вернулась молодость, земля была полна этим шумом. Из недр её тянулись к свету люди — чёрная армия мстителей, медленно всходившая в её бороздах и постепенно поднимавшаяся для жатвы будущего столетия, уже готовая ростками своими пробиться сквозь землю. — глава VI (конец)

 

Aux rayons enflammés de l’astre, par cette matinée de jeunesse, c’était de cette rumeur que la campagne était grosse. Des hommes poussaient, une armée noire, vengeresse, qui germait lentement dans les sillons, grandissant pour les récoltes du siècle futur, et dont la germination allait faire bientôt éclater la terre.

Перевод

[править]

Н. И. Немчинова, 1964

О романе

[править]
  •  

Один роман Золя может сделать больше, чем сделают тысячи статей, исследований и памфлетов. Всякий поймёт, прочитав его, ясно и отчетливо самое важное зло того общества, в котором ему приходится жить <…>. Золя — человек большого ума и огромного художественного таланта, и он написал книгу, которую, конечно, можно назвать одной из самых важных книг конца этого века; та закваска, которую вынесет из „Жерминаля“ душа чуткого и впечатлительного читателя, есть самое нужное для того, чтобы наше время было переходной ступенью к лучшему будущему.[1][2]

  — В. Андреевич, «Литературные впечатления»
  •  

К сожалению, тип [Маэ] Золя не сумел воссоздать в полную меру. Тем самым писатель расписался в том, что его не хватает на индивидуальности. Но что не удалось в этом случае, он возместил в другом, более сложном, проявив своё знание массы.
Такую прекрасную характеристику массы мы не найдём ни в каком другом произведении, равно как и изображение массовых сцен ни у кого другого писателя, ни даже у самого Золя. Маэ, как представитель этой массы, является самой прекрасной фигурой во всём творчестве французского натуралиста. <…>
То, чем нас обычно кормят в большинстве так называемых социальных романов, — это обесцвеченная вытяжка из всех возможных «социалистических» наук, это безумие разросшихся мозгов — всё возможное и невозможное, но только не искусство. И здесь «Жерминаль» является образцом. Он показывает, каким социальный роман должен быть. Это мастерское произведение <…> мировой литературы…

  Юлиус Фучик, рецензия из записных книжек, 1920
  •  

Вынесенные в экспозицию сцены рисуют обычный день на шахте. Драматизм повседневной жизни героев «Жерминаля», столь глубоко понятый и так ярко раскрытый в романе, Эмиль Золя истолковал как проявление закономерностей, присущих капиталистическому обществу, и подошел к вопросу о причинах трагической судьбы рабочего. <…>
Говоря в «Жерминале» о воздействии условий жизни на человека, Золя касается в высшей степени важного вопроса — наследования так называемых приобретенных свойств. Ставя в связь неблагоприятные условия существования, особенности внешней среды и физические изменения, которые накапливаются в жизни ряда поколений и с несомненностью, наконец, проявляются, писатель увидел интересовавшие его проблемы в новом, социальном аспекте.
<…> главные фигуры Компании в «Жерминале» не появляются; вместо их портретов Золя предпочел дать это широкое обобщение, которое привлекает внимание не к отдельным лицам, но ко всему классу собственников.
<…> в «Жерминале» композиция выполняет наиболее важную функцию. В процессе сопоставлений контрастирующих планов создается образ целого, предоставляющий читателю возможность выйти за пределы данной ситуации, в область широких социальных обобщений и оценок; внешне обособленные линии раскрываются как две стороны одного и того же явления — общества, построенного на эксплуатации; композиция выступает как средство, дающее возможность выразить суть идейной концепции произведения. <…>
Отрицательное отношение Золя к политиканству Третьей республики, с которым он столько раз сталкивался в действительности, наложило отпечаток и на образы персонажей, представляющих в романе различные политические партии и характеризующих особенности рабочего движения во Франции конца XIX века. <…>
Эмиль Золя не увидел людей, которые обладали бы необходимыми задатками и нравственными достоинствами, чтобы вести за собой народ. <…>
Шествие забастовщиков, картины погрома в шахтах часто истолковываются как разлив стихийных, бессознательных сил, разгул животных инстинктов. Однако Золя в контексте этих сцен поместил мотивировки действий и раскрыл такие состояния людей, которые в пределах только инстинктивной сферы, изолированно, вне процесса сознания рассматриваться не могут.[2]

  Елизавета Кучборская

Эмиль Золя

[править]
  •  

Роман — возмущение рабочих. Обществу нанесён удар, от которого оно трещит; словом, борьба труда и капитала. В этом — всё значение книги; она предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет наиболее важным в XX веке.[2]

  — «Набросок», 1884
  •  

… этот роман — гигантская фреска. Каждая глава, каждая клетка этой композиции оказалась настолько тесной, что всё пришлось подать в уменьшенном виде. Отсюда и происходит постоянное упрощение характеров. <…> это мой обычный приём. <…> Однако посмотрите на главных героев романа — у каждого своя линия развития <…>. Мне казалось, что в таком монументальном произведении, как мой роман, линии главных героев будут чётко выделяться на фоне толпы и тем самым достаточно выразят мой замысел.[2]

  — письмо Анри Сеару 22 марта 1885
  •  

… это был для меня новый мир, пришлось познакомиться с техникой, просмотреть множество специальных трудов, задавать вопросы целому ряду инженеров.[2]

  — «Права романиста», 1897

Примечания

[править]
  1. Вестник Европы. — 1892. — Т. 4, Кн. 7 (июль). — С. 157-8.
  2. 1 2 3 4 5 Кучборская Е. П. Реализм Эмиля Золя: «Ругон-Маккары» и проблемы реалистического искусства XIX века во Франции. — М.: Изд-во МГУ, 1973.