Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎Цитаты: из благонамеренных речей
Строка 93: Строка 93:
* [[:Категория:Произведения Михаила Салтыкова-Щедрина]]
* [[:Категория:Произведения Михаила Салтыкова-Щедрина]]
* [[:Категория:Щедринистика]]
* [[:Категория:Щедринистика]]

== Комментарии ==
{{примечания|group=комм.}}


== Примечания ==
== Примечания ==

Версия от 10:55, 9 января 2014

Михаи́л Евгра́фович Салтыко́в-Щедри́н (настоящая фамилия Салтыков, псевдоним Николай Щедрин; 1826—1889) — русский писатель, рязанский и тверской вице-губернатор.

Цитаты

  •  

В виду общей рабьей складки умов, аллегория всё ещё имеет шансы быть более понятной и убедительной и, главное, привлекательной, нежели самая понятная и убедительная речь.[1]

  •  

Везде литература ценится не на основании гнуснейших её образцов, а на основании тех ее деятелей, которые воистину ведут общество вперед.

  •  

Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства.

  •  

Возьмём <…> литературу: кажется, ей дана самая широкая свобода, а между тем она бьётся и чувствует себя точно в капкане. Во всех странах, где существует точь-в-точь такая же свобода, — везде литература процветает. А у нас? У нас мысль, несомненно умеренная, на которую в целой Европе смотрят как на что-то обиходное, заурядное, — у нас эта самая мысль колом застряла в голове писателя. Писатель не знает, в какие чернила обмакнуть перо, чтоб выразить её, не знает, в какие ризы её одеть, чтоб она не вышла уж чересчур доступною. Кутает-кутает, обматывает всевозможными околичностями и аллегориями, и только выполнив весь, так сказать, сложный маскарадный обряд, вздохнет свободно и вымолвит: слава богу! теперь, кажется, никто не заметит! Никто не заметит? а публика? и она тоже не заметит? ужели есть на свете обида более кровная, нежели это нескончаемое езопство, до того вошедшее в обиход, что нередко сам езопствующий перестает сознавать себя Езопом?
Дойдя до этого заключения, все отдали полную справедливость либеральным намерениям начальства. Не начальство стесняет — оно, напротив, само неустанно хлопочет — стесняет сама жизнь, пропитанная ингредиентами крепостного права.

  — «Похороны»
  •  

Все великие писатели и мыслители потому и были велики, что об основах говорили.[1]

  •  

Воспитывайте в себе идеалы будущего <...>, вглядывайтесь часто и пристально в светящиеся точки, которые мерцают в перспективах будущего.[1]

  •  

Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях — пирог с казенной начинкою.

  •  

Есть люди, которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами вместо глаз выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?..[1]

  •  

Исследуемый мною мир есть воистину мир призраков. Но я утверждаю, что эти призраки не только не бессильны, но самым решительным образом влияют на жизнь...[1]

  •  

Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти.[2]

  •  

Мне кажется, что писатель, имеющий в виду не одни интересы минуты, не обязывается выставлять иных идеалов, кроме тех, которые исстари волнуют человечество. А именно свобода, равноправность и справедливость.[1]

  •  

Многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».

  •  

Неизменным предметом моей литературной деятельности был протест против произвола, лганья, хищничества, предательства, пустомыслия и т. д. Ройтесь, сколько хотите во всей массе мною написанного, — ручаюсь, ничего другого не найдёте.[1]

  •  

Нет более просветляющего, очищающего душу чувства, как то, которое ощущает человек при знакомстве с великим художественным произведением. — В должности руководителя вятской губернской канцелярии.[2]

  •  

... ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех.[1]

  •  

описание Дворцовой площади Петербурга
Передо мною расстилалась неоглядная пустыня, обрамлённая всякого рода присутственными местами, которые как-то хмуро, почти свирепо глядели на меня зияющими отверстиями своих бесчисленных окон, дверей и ворот. При взгляде на эти чёрные пятна, похожие на выколотые глаза, в душе невольно рождалось ощущение упразднённости. Казалось, что тут витают не люди, а только тени людей. Да и те не постоянно прижились, а налетают урывками; появятся, произведут какой-то таинственный шелест, помечутся в бесцельной тоске и опять исчезнут, предоставив упразднённое место в жертву оргии архивных крыс, экзекуторов и сторожей.[1]

  •  

Писатель, которого сердце не переболело всеми болями того общества, в котором он действует, едва ли может претендовать в литературе на значение выше посредственного и очень скоропреходящего.[1]

  •  

Роман современного человека <…> зарождается где-то в пространстве и там кончается. Он разрешается на улице, в публичном месте — везде, только не дома; и притом разрешается почти непредвиденным образом. Проследить эту неожиданность так, чтоб она перестала быть неожиданностью, — насущная задача современного художника.

  — «Господа ташкентцы»
  •  

За всем тем, он человек добрый или, лучше сказать, мягкий, и те вершки, которые он предлагает здесь убавить, а там прибавить, всегда свидетельствуют скорее о благосклонном отношении к жизни, нежели об ожесточении. Выражения; согнуть в бараний рог, стереть с лица земли, вырвать вон с корнем, зашвырнуть туда, куда Макар телят не гонял, — никогда не принимались им серьёзно. По нужде он, конечно, терпел их, но никак не мог допустить, чтоб они могли служить выражением какой бы то ни было административной системы.
Он был убеждён, что даже в простом разговоре нелишнее их избегать, чтобы как-нибудь по ошибке, вследствие несчастного lapsus linguae, в самом деле кого-нибудь не согнуть в бараний рог. Первая размолвка его с князем Иваном Семенычем (сначала они некоторое время служили вместе) произошла именно по поводу этого выражения. Князь утверждал, что «этих людей, mon cher, непременно надобно гнуть в бараний рог», Тебеньков же имел смелость почтительнейше полагать, что самое выражение «гнуть в бараний рог» — est une expression de nationalgarde, à peu près vide de sens.[комм. 1]

  — «Благонамеренные речи» (По части женского вопроса)
  •  

Система самовосхваления может быть причиною сновидений, бесспорно весьма приятных, но вместе с тем и крайне обидного пробуждения.[2]

  •  

<«Эзоповская» манера> и не безвыгодна, потому что, благодаря её обязательности, писатель отыскивает такие пояснительные черты и краски, в которых при прямом изложении предмета не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память читателя.[1]

Иносказательная сатира

  •  

Дозволяется при встрече с начальством вежливыми и почтительными телодвижениями выражать испытываемое при сем удовольствие.[1]

  •  

…и даже допускал, что самые заблуждения людей не всегда должны иметь непременным последствием расстреляние.

  •  

Небоящиеся чинов оными награждены не будут, боящемуся же всё дастся.[1]

  •  

Прежде всего замечу, что истинный администратор никогда не должен действовать иначе, как чрез посредство мероприятий. Всякое действие не есть действие, а есть мероприятие. Приветливый вид, благосклонный взгляд суть такие же меры внутренней политики, как экзекуция. Обыватель всегда в чем-нибудь виноват.[1]

  •  

Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать. — Сатира «Культурные люди»

  •  

У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!

Цитаты о Салтыкове-Щедрине

  •  

В каждом порядочном человеке русской земли Щедрин имеет глубокого почитателя. Честно имя его между лучшими, и полезнейшими, и даровитейшими детьми нашей родины. Он найдёт себе многих панегиристов, и всех панегириков достоин он.[3]

  Николай Чернышевский, 1857
  •  

Михаил Евграфович Салтыков — это всеми уважаемый диагност наших общественных зол и недугов.[1]

  Иван Сеченов
  •  

Мне жаль Салтыкова. Это была крепкая сильная голова. Тот сволочной дух, который живет в мелком, измошенничавшемся душевно русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нем своего самого упрямого и назойливого врага. Обличать умеет каждый газетчик, издеваться умеет и Буренин, но открыто презирать умел один только Салтыков.[1]

  Антон Чехов (после смерти писателя)
  •  

Невозможно понять историю России во второй половине XIX века без помощи Щедрина.[1]

  Максим Горький
  •  

..несравнимо сильнее всех книг Щедрина подействовал на меня его портрет <...> Из-под густых бровей и тяжелых надбровий прямо в глаза вам смотрит отчаянный, почти безумный в своей горечи, какой-то вопрошающий ваг взгляд — взгляд великого русского писателя. И в этих глазах — весь путь, все наследие, школа мысли и чувства тех, кто любил свою родину «сквозь слёзы», кто боролся за все прекрасное в ней, выйдя один на один, как богатырь в поле, на схватку с безобразными масками, искажавшими это прекрасное.

  Мариэтта Шагинян, «Воспоминания»
  •  

Он писатель, по преимуществу <скорбный> и негодующий.[3]

  Николай Чернышевский, 1857
  •  

С появлением каждой новой вещи Щедрина валился целый угол старой жизни. Кто помнит впечатление от его «Помпадуров и помпадурш», его «глуповцев» и его «Балалайкина»[4], знает это. Явление, за которое он брался, не могло выжить после его удара. Оно становилось смешно и позорно. Никто не мог отнестись к нему с уважением. И ему оставалось только умереть. [1]

  Михаил Соловьёв
  •  

Сатира Щедрина <...> при всём блестящем остроумии тяжела, её просто трудно читать! Она такая злая, она звенит как натянутая струна, она готова оборваться. Она надрывает Вам сердце...[1]

  Анатолий Луначарский
  •  

Это огромный писатель, гораздо более поучительный и ценный, чем о нём говорят.[1]

  Максим Горький
  •  

Это писатель ничуть или мало уступающий Льву Толстому, а в энергичной, страстной борьбе со злом, в той силе анализа, с которой он умел разбираться в разных общественных течениях, может быть, даже превосходящий Толстого[1].

  Александр Эртель

См. также

Комментарии

  1. Фраза Тебенькова: «est une expression de nationalgarde, à peu près vide de sens», сказанная традиционно по-французски, — в переводе звучит как достаточно ядовитое замечание: «это почти бессмысленное выражение национальных гвардейцев».

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 С. А. Макашин. Сатиры смелый властелин // Собр. соч. Салтыкова-Щедрина в 10 т. Т. 1. — М.: Правда, 1988.
  2. 1 2 3 «Золотые россыпи». — Одесса: «Маяк», 1965. — С. 121.
  3. 1 2 Н. Г. Чернышевский. Статья о «Губернских очерках» // Современник. — 1857. — № 6.
  4. Балалайкин — персонаж ряда произведений Салтыкова, в первую очередь, «Современной идиллии»