Валерий Яковлевич Брюсов: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Khanaon (обсуждение | вклад) комментарий к Львовой |
Khanaon (обсуждение | вклад) →О Брюсове: Владислав Ходасевич «Конец Ренаты» |
||
Строка 71: | Строка 71: | ||
Через час ко мне позвонил Шершеневич и сказал, что [[жена]] Брюсова просит похлопотать, чтобы в [[газета]]х не писали лишнего. Брюсов мало меня заботил, но мне не хотелось, чтобы репортёры копались в истории Нади. Я согласился поехать в «Русские Ведомости» и в «Русское Слово». <...> |
Через час ко мне позвонил Шершеневич и сказал, что [[жена]] Брюсова просит похлопотать, чтобы в [[газета]]х не писали лишнего. Брюсов мало меня заботил, но мне не хотелось, чтобы репортёры копались в истории Нади. Я согласился поехать в «Русские Ведомости» и в «Русское Слово». <...> |
||
Сам Брюсов на другой день после надиной смерти бежал в [[Петербург]], а оттуда ― в [[Рига|Ригу]], в какой-то [[санаторий]]. Через несколько времени он вернулся в Москву, уже залечив душевную рану и написав новые стихи, многие из которых посвящались новой, уже санаторной «встрече»...<ref name="Ходас"/>|Автор=[[Владислав Фелицианович Ходасевич|Владислав Ходасевич]], «Брюсов», 1924}} |
Сам Брюсов на другой день после надиной смерти бежал в [[Петербург]], а оттуда ― в [[Рига|Ригу]], в какой-то [[санаторий]]. Через несколько времени он вернулся в Москву, уже залечив душевную рану и написав новые стихи, многие из которых посвящались новой, уже санаторной «встрече»...<ref name="Ходас"/>|Автор=[[Владислав Фелицианович Ходасевич|Владислав Ходасевич]], «Брюсов», 1924}} |
||
{{Q|[[Осень]]ю 1904 г. я однажды случайно сказал Брюсову, что нахожу в [[Нина Ивановна Петровская|Нине]] много хорошего. |
|||
— Вот как? — отрезал он: — что же, она хорошая хозяйка? |
|||
Он подчёркнуто не замечал её. Но тотчас переменился, как наметился её разрыв с [[Андрей Белый|Белым]], потому что по своему положению не мог оставаться нейтральным. |
|||
Он был представителем [[демон]]изма. Ему полагалось перед [[жена|Женой]], облечённой в [[Солнце]], «томиться и скрежетать». Следовательно, теперь Нина, её соперница, из «хорошей хозяйки» превращалась в нечто значительное, облекалась демоническим ореолом. Он предложил ей союз — против Белого, Союз тотчас же был закреплён взаимной любовью. Опять же, всё это очень понятно и жизненно: так часто бывает. Понятно, что Брюсов её по-своему полюбил, понятно, что и она невольно искала в нём утешения, утоления затронутой [[гордость|гордости]], а в союзе с ним — способа «отомстить» Белому. <...> |
|||
Брюсов в ту пору занимался [[w:оккультизм|оккультизмом]], [[w:спиритизм|спиритизм]]ом, [[w:чёрная магия|чёрною магией]], не [[вера|веруя]], вероятно, во всё это по существу, но веруя в самые занятия, как в жест, выражающий определённое душевное движение. Думаю, что и Нина относилась к этому точно так же. Вряд ли верила она, что её магические опыты, под руководством Брюсова, в самом деле вернут ей [[любовь]] Белого. Но она переживала это как подлинный союз с [[дьявол]]ом. Она хотела верить в своё ведовство. Она была [[истерия|истеричкой]], и это, быть может, особенно привлекало Брюсова: из новейших [[наука|научных]] источников <small>(он всегда уважал науку)</small> он ведь знал, что в «великий век ведовства» [[ведьма]]ми почитались и сами себя почитали — истерички. Если ведьмы XVI столетия «в свете науки» оказались истеричками, то в XX веке Брюсову стоило попытаться превратить истеричку в ведьму.<ref name="Рената">''[[Владислав Фелицианович Ходасевич|Ходасевич В.Ф.]]'' «Некрополь: Воспоминания» — ''«Конец Ренаты: Воспоминания о Нине Петровской (Ренате „[[w:Огненный ангел (роман)|Огненного ангела]]“)», 1928''. Париж, 1976 г.</ref>|Автор=[[Владислав Фелицианович Ходасевич|Владислав Ходасевич]], «[[Конец Ренаты (Ходасевич)|Конец Ренаты]]», 1928}} |
|||
{{Q|― Но Брюсов, помилуйте! ― Цевницы, гробницы, наложницы, наяды и сирены, козлоногие фавны, кентавры, отравительницы колодцев, суккубы, в каждой строке [[грехопадение]], в каждом четверостишии свальный [[грех]], ― и всё пифии, пифии, пифии... |
{{Q|― Но Брюсов, помилуйте! ― Цевницы, гробницы, наложницы, наяды и сирены, козлоногие фавны, кентавры, отравительницы колодцев, суккубы, в каждой строке [[грехопадение]], в каждом четверостишии свальный [[грех]], ― и всё пифии, пифии, пифии... |
Версия от 10:22, 23 февраля 2015
Вале́рий Я́ковлевич Брю́сов — русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк.
Цитаты
в прозе
Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Мне мало. Надо выбрать иное… Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу ее: это декадентство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно, смешно ли, но оно идёт вперёд, развивается, и будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдёт достойного вождя. А этим вождём буду Я! Да, Я! — 4 марта 1893, дневник |
Юность моя — юность гения. Я жил и поступал так, что оправдать моё поведение могут только великие деяния. — 4 марта 1898, дневник |
— трактат «О искусстве» |
― Учил ли тебя дьявол, как производить грозу, град, крыс, мышей, кротов, как перекидываться в волков, как лишать коров молока, как губить урожаи и как делать мужчин неспособными к брачному сожитию? ― Учил всему этому и многому другому, в чём я признаю себя грешной пред Господом Богом и пред людьми. ― Скажи, как умеешь ты производить грозу? ― Для этого надо в поле, в том месте, где растёт трава паслён, сделать ямку в земле, присев над ней, омочить её и сказать: «Во имя Дьявола, дождись! » ― и тотчас найдёт туча и будет дождь.[1] | |
— «Огненный ангел», 1908 |
в стихах
Быть может, эти электроны | |
— «Атом» («Мир электрона»), 1920 |
— «На рынке белых бредов» |
На нас ордой опьянелой | |
— «Грядущие гунны» |
«Мы славим Прах, Твоё Величество, | |
— «Вечерний прилив» |
О Брюсове
— Михаил Савояров, «Брюква для Брюса» (из сборника «Оды и парóды»), 1914 |
Литература ему представлялась безжалостным божеством, вечно требующим крови. Она для него олицетворялась в учебнике истории литературы. Такому научному кирпичу он способен был поклоняться, как священному камню, олицетворению Митры. В декабре 1903 года, в тот самый день, когда ему исполнилось тридцать лет, он сказал мне буквально так: | |
— Владислав Ходасевич, «Брюсов», 1924 |
«Быть может, всё в жизни лишь средство | |
— Владислав Ходасевич, «Брюсов», 1924 |
Осенью 1904 г. я однажды случайно сказал Брюсову, что нахожу в Нине много хорошего. | |
— Владислав Ходасевич, «Конец Ренаты», 1928 |
― Но Брюсов, помилуйте! ― Цевницы, гробницы, наложницы, наяды и сирены, козлоногие фавны, кентавры, отравительницы колодцев, суккубы, в каждой строке грехопадение, в каждом четверостишии свальный грех, ― и всё пифии, пифии, пифии... | |
— Дон Аминадо, «Поезд на третьем пути», 1954 |
Я начал писать стихи в 1909 году, а Надя год спустя. Не знаю, при каких обстоятельствах она познакомилась с В.Я. Брюсовым. В 1911 году Валерий Яковлевич посвятил стихотворение Н. Львовой; он писал: | |
— Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь» [Книга 1], 1961 |
Я был в Париже; мы устроили вечер памяти Брюсова. Когда человек умирает, вдруг его видишь по-новому ― во весь рост. Есть у Брюсова прекрасные стихи, которые кажутся живыми и ныне. Может быть, над его колыбелью и не было традиционной феи, но даже если он не родился поэтом, он им стал. Он помог десяткам молодых поэтов, которые потом его осуждали, отвергали, ниспровергали. А молодой Советской России этот неистовый конструктор, неутомимый селектор был куда нужнее, чем многие сладкопевцы. Не могу не вспомнить ещё раз моих парижских лет. Валерий Яковлевич меня поддержал; даже его упрёки помогали мне жить. При первой нашей встрече Брюсов заговорил о Наде Львовой ― рана оказалась незажившей. Может быть, я при этом вспомнил предсмертное стихотворение Нади о седом виске Брюсова, но только Валерий Яковлевич показался мне глубоким стариком, и в книжку я записал: «Седой, очень старый» (ему тогда было сорок четыре года). Записал я также: «Жизнь у него на втором плане», ― может быть, думал при этом о Наде, может быть, о революции; но уже наверно помнил его слова о том, что «всё в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов».[8] | |
— Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь» [Книга 2], 1962 |
Вновь я хочу всё изведать, что было: Ужас, и скорбь, и любовь! Вновь я хочу всё изведать, что было, Всё, что сжигало мне кровь! Вновь я хочу всё изведать, что было, И ― чего не было ― вновь! .. Брюсов написал «хочу» и действительно «изведал» новое чувство и новую любовь к молодой поэтессе Надежде Львовой. Брюсов пополнил любовный опыт, а Надя... В 1913 году она покончила жизнь самоубийством. Вот вам и «ужас, и скорбь, и любовь».[9] | |
— Юрий Безелянский, «В садах любви», 1993 |
Комментарии
- ↑ О старом диване в одном из своих стихотворений пишет также и Надежда Львова: «Кто меня целовал у старого дивана, Вы — или он?» — Возможно, здесь имеется в виду именно эта строка.
- ↑ В своём очень злом и почти «оха́льном» стихотворении 1914 года «Брюква для Брюса» шансонье и пародист Михаил Савояров имеет в виду трагическую историю с самоубийством молодой поэтессы Надежды Львовой, за смерть которой он однозначно «приговаривает» Брюсова (брюкву) к вырыванию из земли.
Источники
- ↑ В.Я.Брюсов Повести и рассказы. — М.: Советская Россия, 1983 г.
- ↑ В. Брюсов, Собрание сочинений в 7-ми томах, Москва: Государственное Издательство Художественной Литературы, 1973-1975 гг.
- ↑ Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Оды и парóды»: «Брюква для Брюса»
- ↑ 1 2 Ходасевич В.Ф. «Колеблемый треножник: Избранное» /Под общей редакцией Н.А. Богомолова Сост. и подгот. текста В.Г. Перельмутера./ Москва, «Советский писатель», 1990 г.
- ↑ Ходасевич В.Ф. «Некрополь: Воспоминания» — «Конец Ренаты: Воспоминания о Нине Петровской (Ренате „Огненного ангела“)», 1928. Париж, 1976 г.
- ↑ Дон-Аминадо. «Поезд на третьем пути». Москва, «Книга», 1991 г.
- ↑ Эренбург И.Г. «Люди, годы, жизнь» Книга 1. Москва, «Советский писатель», 1990 г.
- ↑ Эренбург И.Г. «Люди, годы, жизнь» Книга 2. Москва, «Советский писатель», 1990 г.
- ↑ Безелянский Ю.Н. «В садах любви. Хроника встреч и разлук». Москва, «Вагриус», 2000 г.