Моби Дик: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 3: Строка 3:


== Цитаты ==
== Цитаты ==
* Благородство всегда немного угрюмо. (Глава XVI. [[КОРАБЛЬ|КОРАБЛЬ]])
* Благородство всегда немного угрюмо. (Глава XVI. [[Корабль|КОРАБЛЬ]])
* Большой [[дурак|дурак]] всегда ругает меньшого. (Ахов)
* Большой [[дурак|дурак]] всегда ругает меньшого. (Ахов)
* В этом мире, братья, Грех, который может заплатить за проезд, свободно путешествует и не нуждается в паспорте, тогда как Добродетель, если она нища, будет задержана у первой же заставы.
* В этом мире, братья, Грех, который может заплатить за проезд, свободно путешествует и не нуждается в паспорте, тогда как Добродетель, если она нища, будет задержана у первой же заставы.

Версия от 19:10, 8 апреля 2019

Логотип Википедии
В Википедии есть статья

«Моби Дик, или Белый кит» (англ. Moby-Dick, or The Whale) — роман Германа Мелвилла, его основная работа, итоговое произведение литературы американского романтизма. Опубликован в 1851 году.

Цитаты

  • Благородство всегда немного угрюмо. (Глава XVI. КОРАБЛЬ)
  • Большой дурак всегда ругает меньшого. (Ахов)
  • В этом мире, братья, Грех, который может заплатить за проезд, свободно путешествует и не нуждается в паспорте, тогда как Добродетель, если она нища, будет задержана у первой же заставы.
  • Вероятно, мы, смертные, только тогда можем быть истинными философами, когда сознательно к этому не стремимся.
  • Все видимые предметы — только картонные маски. Но в каждом явлении — в живых поступках, в открытых делах — проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала.
  • Все мы живем на свете обвитые гарпунным линем. Каждый рождён с верёвкой на шее; но только попадая в неожиданную, молниеносно затягивающуюся петлю смерти, понимают люди безмолвную, утонченную, непреходящую опасность жизни. И если ты философ, то и в своем вельботе ты испытаешь ничуть не больше страха, чем сидя вечерком перед камином, где подле тебя лежит не гарпун, а всего лишь безобидная кочерга.
  • Всякий знает, что в глазах большинства невозмутимость равноценна всем светским приличиям.
  • Всякое смертное величие есть только болезнь.
  • Дабы быть уверенным в попадании, надо, чтобы гарпунщики этого мира, меча свой гарпун, вскакивали на ноги, не от тяжких трудов отрываясь, но от полного безделья.
  • Есть такие предметы, разобраться в которых можно только принявшись за дело с методической беспорядочностью.
  • Зло живет в этом мире под любым меридианом, сказал он себе, так что уж лучше я умру язычником.
  • Идея ада впервые зародилась у человека, когда он объелся яблоками, а затем была увековечена наследственным расстройством пищеварения, поддерживаемым Рамаданами.
  • Изысканная любезность, с какой мы получаем деньги, поистине удивительна, если принять во внимание, что мы серьезно считаем деньги корнем всех земных зол.
  • Как объяснить, что мы столь безутешно оплакиваем тех, кому, согласно нашим же утверждениям, уготовано вечное несказанное блаженство?
  • Лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином.
  • На карте этот остров не обозначен — настоящие места никогда не отмечаются на картах.
  • Не оставаясь глухим к добру, я тонко чувствую зло и могу в то же время вполне ужиться с ним — если только мне дозволено будет,- поскольку ведь надо жить в дружбе со всеми теми, с кем приходится делить кров.
  • Несколько лет тому назад — когда именно, неважно — я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось денег, а на земле не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны. Всякий раз, когда я замечаю угрюмые складки в уголках своего рта; всякий раз, когда в душе у меня воцаряется промозглый, дождливый ноябрь; всякий раз, как я ловлю себя на том, что начал останавливаться перед вывесками гробовщиков и пристраиваться в хвосте каждой встречной похоронной процессии; в особенности же, всякий раз, как ипохондрия настолько овладевает мною, что только мои строгие моральные принципы не позволяют мне, выйдя на улицу, упорно и старательно сбивать с прохожих шляпы, я понимаю, что мне пора отправляться в плавание, и как можно скорее.
  • Опять послушай то, что лежит глубже. Все видимые предметы — только картонные маски. Но в каждом явлении — в живых поступках, в открытых делах — проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала. И если ты должен разить, рази через эту маску! Как иначе может узник выбраться на волю, если не прорвавшись сквозь стены своей темницы? (Ахов)
  • О самом удивительном не говорят; глубокие воспоминания не порождают эпитафий.
  • Отчего все живущие так стремятся принудить к молчанию все то, что умерло?
  • Отчего даже смутного слуха о каких-то стуках в гробнице довольно, чтобы привести в ужас целый город?
  • Поскольку большинство молодых искателей тягот и невзгод китобойного промысла останавливаются в этом самом Нью-Бедфорде, дабы оттуда отбыть в плавание, мне, разумеется, и в голову не приходило следовать их примеру.
  • Сомнение во всех истинах земных и знание по наитию кое-каких истин небесных - такая комбинация не приводит ни к вере, ни к неверию, но учит человека одинаково уважать и то и другое. (Глава LXXXV. ФОНТАН)
  • ...Среди смертных нет бóльших тиранов, чем умирающие.(Глава CX. КВИКЕГ И ЕГО ГРОБ)
  • ...Так горько и даже постыдно рассказывать о падении человеческой доблести. Люди могут представляться нам отвратительными, как некие сборища — акционерные компании и нации; среди людей могут быть мошенники, дураки и убийцы; и физиономии у людей могут быть подлыми и постными; но человек, в идеале, так велик, так блистателен, человек — это такое благородное, такое светлое существо, что всякое позорное пятно на нем ближние неизменно торопятся прикрыть самыми дорогими своими одеждами. Идеал безупречной мужественности живет у нас в душе, в самой глубине души, так что даже потеря внешнего достоинства не может его затронуть; и он, этот идеал, в мучениях истекает кровью при виде человека со сломленной доблестью. При столь постыдном зрелище само благочестие не может не слать укоров допустившим позор звездам. Но царственное величие, о котором я веду здесь речь, не есть величие королей и мантий, это щедрое величие, которое не нуждается в пышном облачении. Ты сможешь увидеть, как сияет оно в руке, взмахнувшей киркой или загоняющей костыль; это величие демократии, чей свет равно падает на все ладони, исходящий от лица самого бога. Великий, непогрешимый бог! Средоточие и вселенский круг демократии! Его вездесущность — наше божественное равенство! (Глава XXVI. РЫЦАРИ И ОРУЖЕНОСЦЫ)
  • Жаль только: чтобы воспламенить других, спичка и сама сгорает!(Ахов) (Глава XXXVII. ЗАКАТ)
  • «Я к себе в вельбот не возьму человека, который не боится китов», — говорил Старбек. Этим он, вероятно, хотел сказать не только то, что самую надежную и полезную храбрость рождает трезвая оценка грозящей опасности, но также еще и то, что совершенно бесстрашный человек — гораздо более опасный товарищ в деле, чем трус. (Глава XXVI. РЫЦАРИ И ОРУЖЕНОСЦЫ)