Ярь-медянка: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
собака или козёл
писанные ярь-медянкой автопортреты
Строка 26: Строка 26:


{{Q|Появился как-то метавшийся по городу зеленый [[козёл]] с красными рогами и, если бы не его [[голос]], козла даже сам владелец протопоп не признал бы за своего, ― так [[животное]] было неузнаваемо искалечено. Оставшаяся у Чебурыкина от покраски ярь-медянка, которой козел был выкрашен, и зеленый след, ведущий со двора [[цирюльник]]а, выдали виновника «искажения козлиной видимости» (так названо было у мирового это дело). Вот к такому человеку в руки попал Ерошка для изучения [[колдун|колдовского]] ремесла. Издевался Чебурыкин над мальчиком, вероятно, не меньше месяца, покуда не дал ему последнее предписание: в голом виде и без [[крест]]а обежать три раза вокруг [[собор]]а.<ref>''[[:w:Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич|Петров-Водкин К.С.]]'', «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.</ref>|Автор=[[:w:Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич|Кузьма Петров-Водкин]], «Моя повесть» <small>(Часть 1. Хлыновск)</small>, 1930}}
{{Q|Появился как-то метавшийся по городу зеленый [[козёл]] с красными рогами и, если бы не его [[голос]], козла даже сам владелец протопоп не признал бы за своего, ― так [[животное]] было неузнаваемо искалечено. Оставшаяся у Чебурыкина от покраски ярь-медянка, которой козел был выкрашен, и зеленый след, ведущий со двора [[цирюльник]]а, выдали виновника «искажения козлиной видимости» (так названо было у мирового это дело). Вот к такому человеку в руки попал Ерошка для изучения [[колдун|колдовского]] ремесла. Издевался Чебурыкин над мальчиком, вероятно, не меньше месяца, покуда не дал ему последнее предписание: в голом виде и без [[крест]]а обежать три раза вокруг [[собор]]а.<ref>''[[:w:Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич|Петров-Водкин К.С.]]'', «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.</ref>|Автор=[[:w:Петров-Водкин, Кузьма Сергеевич|Кузьма Петров-Водкин]], «Моя повесть» <small>(Часть 1. Хлыновск)</small>, 1930}}

{{Q|«[[Бродячая Собака]]» была не единственным местом, где [[футуризм|футуристы]] встречались со своими литературными противниками. К числу таких мест нужно прежде всего отнести нейтральные «салоны», вроде собраний у Чудовских. Жена [[w:Чудовский, Валерьян Адольфович|Валерьяна Чудовского]], художница Зельманова, женщина редкой красоты, прорывавшейся даже сквозь ее беспомощные, писанные ярь-медянкой автопортреты, была прирожденной хозяйкой салона, умевшей и вызвать [[разговор]] и искусно изменять его направление.<ref>''[[:w:Лившиц, Бенедикт Константинович|Б.К.Лившиц]]''. «Полутороглазый стрелец». — Л.: Советский писатель, 1989 г.</ref>|Автор=[[Бенедикт Константинович Лившиц|Бенедикт Лившиц]], «Полутораглазый стрелец», 1933}}


== Ярь-медянка в стихах ==
== Ярь-медянка в стихах ==

Версия от 17:46, 12 января 2020

Кристаллы ацетата меди

Ярь-медя́нка, часто медя́нка; ацетат меди-II (CH3COO)2Cu) — сложное химическое соединение, медная соль уксусной кислоты, представляет собой тёмно-сине-зелёные моноклинные кристаллы, растворимые в воде, спиртах и эфире. Ацетат меди не горит, но окрашивает пламя в нежно-салатовый цвет. Такой же красивый цвет имеют и водные растворы медянки.

Ярь-медянка издавна используется как фунгицид, пигмент для керамики, реагент для обнаружения углеводов и селективно — глюкозы, катализатор полимеризации и стабилизатор искусственных волокон. На основе медянки также готовится так называемая парижская зелень, смешанный ацетат-арсенит меди (II), распространённый в сельском хозяйстве ядохимикат.

Ярь-медянка в прозе

  •  

Тяжестью она <медь> против воды в 9 крат больше. Находится как самородная при медных жилах, так и рудою зеленого, голубого и других цветов, равным образом и в родниках распустившись. Употребление ее в древности было обширнее, нежели ныне; ибо не ведав ни чугуна, ни железа, ни стали, делали из нее все, что мы теперь ни делаем из оных. По причине, что она во всех жидкостях распускается и придает им вредную едкость, хранители своего здоровья ныне медной посуды под кушанья не употребляют, разве только луженую. Сверх того делают из ее ярь, лазурь, употребляемые в краски.[1]

  Василий Зуев, из учебника «Начертание естественной истории», 1785
  •  

Это была Пречистая Дева с младенцем на руках: «Что за картина! что за чудная живопись! — рассуждал он, — вот, кажется, говорит! кажется, живая! а Дитя Святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! Боже ты мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан. А голубая так и горит! важная работа! должно быть, грунт наведен был блейвасом. Сколь однако ж ни удивительны сии малевания, но эта медная ручка, — продолжал он, подходя к двери и щупая замок, — еще большего достойна удивления. Эк какая чистая выделка! это все, я думаю, немецкие кузнецы, за самые дорогие цены делали…»[2]

  Николай Гоголь, «Ночь перед Рождеством», 1830
  •  

― О, теперь готов побрататься с ним. Что ж? скажи, не утаи от меня, чем ты захворала, моя ластовица? Не зелье ли уж?..
― Да, зелье… только не от чужой руки… Сама, дурочка, всему виновата. Пожалела серебряную черпальницу, да взяла медную; в сумраке не видала, что в ней ярь запеклась, ― и черпнула питья. Немного б еще, говорил лекарь, и глаза мои закрылись бы навеки. Видит бог, света мне не жаль, жаль тебя одного. Поплакал бы над моею могилкой и забыл бы скоро гречанку Гаиду. <...>
Только изредка луч солнца, пробираясь украдкою сквозь их ветви, обвивает ствол ранжевою лентой, кропит мох росою золотой, расстилает по кустам зыблющуюся сетку. Под этот луч то прилегла ящерица, зеленая, как ярь, то змея нежит свою леопардову спину. Все тихо в лесу тишиною смертною.[3]

  Иван Лажечников, «Басурман», 1838
  •  

После ужина, в полночь, все мы жестоко заболели. По счастью, доктор поспел вовремя и открыл все следы отравления. Зная из шведских газет о происходившем в то время в Испании, некоторые из нас подумали, что мы отравлены жителями, и велели сохранить для исследования все припасы, купленные нами в городе. Но когда доктор расспросил нас, что мы ели в тот день, он велел принести посуду, в которой варилось кушанье, и тотчас узнал причину нашей болезни, увидев ярь в кастрюле, образовавшуюся от действия на медь красного вина и пряностей. Я не догадался, что в кастрюле не было никакой полуды! Нам поданы были всевозможные пособия и, по счастью, вовремя, а если бы мы не нашли скоро доктора, то к утру все б отправились на лоно Авраамле.[4]

  Фаддей Булгарин, «Воспоминания», 1849
  •  

Птичий двор был отделён от другого двора деревянным забором, а на том дворе была навозная куча, и на ней рос большой огурец, сознававший, что он — растение парниковое.
«А таковым нужно родиться!» рассуждал он сам с собою. «Но не всем же родиться огурцами, надо существовать и другим живым породам. Куры, утки и всё население птичьего двора тоже, ведь, создания Божии. Вот, дворовый петух стоит на заборе. Он будет почище флюгерного! Тот хоть и высоко сидит, а даже и скрипеть не может, не то, что петь! Нет у него ни кур, ни цыплят, он занят только самим собою и потеет ярь-медянкой! Нет, дворовый петух, вот это так петух! Как выступает! Словно танцует! А запоет — что твоя музыка! Как начнёт, так узнаешь, что значит настоящий трубач! Да, приди он сюда, проглоти меня целиком — вот была бы блаженная смерть[5]

  Ханс Кристиан Андерсен, «Дворовый петух и флюгерный», 1859
  •  

Не знаю, желал ли бы я навсегда остаться в Швейцарии; нашему брату, жителю долин и лугов, горы через некоторое время мешают, они слишком громадны, близки, теснят, ограничивают, но иной раз хорошо пожить под их тенью. К тому же по горам живет чистое и доброе племя, ― племя бедное, но не несчастное, с малыми потребностями, привычное к жизни самобытной и независимой. Накипь цивилизации, ее ярь-медянка не осела на этих людях; исторические перемены, словно облака, ходят под ними, мало задевая их.[6]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть пятая «Париж-Италия-Париж»), 1866
  •  

Металлическая медь не оказывает вредного влияния на здоровье рабочих ни при добывании ее в рудниках, ни на горных заводах, ни при обработке ее медниками или в проволочном производстве. Из медных солей только медянка (уксуснокислая медь) дает повод к отравлению рабочих, особенно при выделке красок, содержащих медь, затем в красильном искусстве и на набойных фабриках. Заболевания, однако, встречаются редко и ограничиваются болезненными желудочными катарами.[7]

  Фёдор Эрисман, «Профессиональная гигиена», 1908
  •  

Вон на той полочке стоит моя любимая чашка. Я пью из нее кофе с наслаждением. Ее вместимость три четверти стакана. Ровно столько, сколько требует мой желудок в десять часов утра. Кроме того, меня радует мягкая яйцеобразная форма чашки и расцветка фарфора. Удивительные тона! Я вижу блягиль, медянку, ярь и бокан виницейский. Мне приятно держать эту чашку в руках, касаться губами ее позолоченных краев.[8]

  Анатолий Мариенгоф, «Циники», 1928
  •  

Появился как-то метавшийся по городу зеленый козёл с красными рогами и, если бы не его голос, козла даже сам владелец протопоп не признал бы за своего, ― так животное было неузнаваемо искалечено. Оставшаяся у Чебурыкина от покраски ярь-медянка, которой козел был выкрашен, и зеленый след, ведущий со двора цирюльника, выдали виновника «искажения козлиной видимости» (так названо было у мирового это дело). Вот к такому человеку в руки попал Ерошка для изучения колдовского ремесла. Издевался Чебурыкин над мальчиком, вероятно, не меньше месяца, покуда не дал ему последнее предписание: в голом виде и без креста обежать три раза вокруг собора.[9]

  Кузьма Петров-Водкин, «Моя повесть» (Часть 1. Хлыновск), 1930
  •  

«Бродячая Собака» была не единственным местом, где футуристы встречались со своими литературными противниками. К числу таких мест нужно прежде всего отнести нейтральные «салоны», вроде собраний у Чудовских. Жена Валерьяна Чудовского, художница Зельманова, женщина редкой красоты, прорывавшейся даже сквозь ее беспомощные, писанные ярь-медянкой автопортреты, была прирожденной хозяйкой салона, умевшей и вызвать разговор и искусно изменять его направление.[10]

  Бенедикт Лившиц, «Полутораглазый стрелец», 1933

Ярь-медянка в стихах

  •  

Потускла ярь; костёр потух;
В пещерах смутных ловит слух
Полночных волн прибой,
Ток звёздный на земную мель, ―
И с ним поёт мой чарый хмель,
Развязанный тобой.[11]

  Вячеслав Ива́нов, «Змея», 1906
  •  

У шумной набережной вспугнутой реки
Четвертый день со смехом чинят лодки,
Болтают топоры. Горят бутылки водки.
На поживших бортах танцуют молотки.
Вспененная вода расплавила тюрьму.
Зашейте паруса. Пора визжать рубанку.
Облезлый нос покроем ярь-медянкой,
белилам отдадим высокую корму.

  Илья Зданевич, «У шумной набережной вспугнутой реки...», 1912
  •  

Здесь даже осенью зелена трава,
Словно едкая краска ярь-медянка.
Ледяную росу роняет листва,
Если в лес войти спозаранку.

  Мария Моравская, «У моря на Севере», 1914
  •  

Покоился он в сумраке пахучем,
Расписан золотом и лаками, пленен
Полдневным сном, блаженным и тягучим;
К его плечам, округлым и могучим,
Вдоль по груди всползал хамелеон:
Горел как ярь, сощурив глаз кошачий,
Дул горло желтое и плетью опустил
Эмаль хвоста, а лапы раскорячил;
Зубчатый гребень, огненно̀-горячий,
Был ярче и острее адских пил.[12]

  Иван Бунин, «Льёт без конца. В лесу туман...», 29 июня 1916
  •  

В сторожке грусть, мушиный гуд…
― Зачем в лесу звенит овсянка,
Грибы растут, цветы цветут
И травы ярки, как медянка?[12]

  Иван Бунин, «Льёт без конца. В лесу туман...», 7 июля 1916
  •  

Эка зарь, и голубень, и просинь,
Празелень, березовая ярь!
Под коровье треньканье на плёсе
Завертится месячный кубарь.[13]

  Николай Клюев, «Вечер», 1927

Источники

  1. В. Ф. Зуев. «Педагогические труды». — М.: Изд-во АПН, 1956 г.
  2. Большая хрестоматия. Русская литература XIX века. ИДДК. 2003 г.
  3. И.И. Лажечников. «Ледяной дом». — М.: Эксмо, 2006 г.
  4. Ф.В. Булгарин. Воспоминания. — М.: Захаров, 2000 г.
  5. Собрание сочинений Андерсена в четырёх томах. — 1-e издание. — СПб., 1894 г. — Т. 2. — С.102
  6. А.И. Герцен, «Былое и думы» (часть пятая). Вольная русская типография и журнал «Колокол» (1866)
  7. Ф.Ф.Эрисман.Избранные произведения: в 2 т. — М.: Медгиз, 1959 г.
  8. Анатолий Мариенгоф. «Проза поэта». — М.: Вагриус, 2000 г.
  9. Петров-Водкин К.С., «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.
  10. Б.К.Лившиц. «Полутороглазый стрелец». — Л.: Советский писатель, 1989 г.
  11. В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 г.
  12. 1 2 И. Бунин. Стихотворения. Библиотека поэта. — Л.: Советский писатель, 1956 г.
  13. Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.

См. также