День опричника: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Tegel (обсуждение | вклад) м Откат правок Oleg3280 & Marshmallych polnyie hujesosy (обсуждение) к версии Incnis Mrsi Метка: откат |
Нет описания правки |
||
Строка 65: | Строка 65: | ||
Нужное дело. |
Нужное дело. |
||
Хорошее дело. |
Хорошее дело. |
||
Без этого дела наезд |
Без этого дела ''наезд'' всё одно, что конь без наездника… без узды… конь белый, конь… красивый… умный… завороженный… конь… нежный конь-огонь… сладкий… сахарный конёк без наездника… и без узды… бес узды… с бесом белым… с бесом сладким… с бесом сахарной узды… с бесом сахарной узды… с бесом сахарной узды… с бесом сахарной узды… даляко ли до пя-а-а-а-а-а-аааааазды-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! |
||
Сладко оставлять семя своё в лоне жены врага государства. |
Сладко оставлять семя своё в лоне жены врага государства. |
||
Слаще, чем рубить головы самим врагам.}} |
Слаще, чем рубить головы самим врагам.}} |
||
Строка 98: | Строка 98: | ||
{{Q|Государева воля — закон и загадка. И слава Богу.}} |
{{Q|Государева воля — закон и загадка. И слава Богу.}} |
||
{{Q|Крестимся мы и кланяемся. Молюсь любимой иконе своей — Спасу Ярое Око, трепещу под неистовыми очами Спасителя нашего. Грозен Спаситель, непреклонен в Суде |
{{Q|Крестимся мы и кланяемся. Молюсь любимой иконе своей — Спасу Ярое Око, трепещу под неистовыми очами Спасителя нашего. Грозен Спаситель, непреклонен в Суде своём. От его очей суровых сил на борьбу набираюсь, дух свой укрепляю, характер воспитываю. Ненависть к врагам накапливаю. Ум-разум оттачиваю. |
||
И да рассеются врази Бога и Государя нашего. |
И да рассеются врази Бога и Государя нашего. |
||
«Победы на супротивные даруй…» |
«Победы на супротивные даруй…» |
||
Строка 144: | Строка 144: | ||
Шар прозрачный, из тончайшего материала изготовленный. Наполнен питательным раствором прозрачным. И в растворе этом плавают семь крошечных (5 миллиметров) золотых стерлядок. Разглядываю их, приблизив шар к лицу. Крохотные, микроскопические рыбки! Божественные, очаровательные создания. Люди большого ума создали вас на радость нам. Подобны вы, рыбки золотисто-проворные, сказочным рыбам, во времена древние приносящим счастье простым русским Иванам-дуракам в виде теремов резных, дочек царских да печек самоходных. Но счастье, которое приносите вы, божественные крошки, несравнимо ни с какими теремами, ни с какими печами-самоходами, ни с какими женскими ласками… |
Шар прозрачный, из тончайшего материала изготовленный. Наполнен питательным раствором прозрачным. И в растворе этом плавают семь крошечных (5 миллиметров) золотых стерлядок. Разглядываю их, приблизив шар к лицу. Крохотные, микроскопические рыбки! Божественные, очаровательные создания. Люди большого ума создали вас на радость нам. Подобны вы, рыбки золотисто-проворные, сказочным рыбам, во времена древние приносящим счастье простым русским Иванам-дуракам в виде теремов резных, дочек царских да печек самоходных. Но счастье, которое приносите вы, божественные крошки, несравнимо ни с какими теремами, ни с какими печами-самоходами, ни с какими женскими ласками… |
||
<…> Протягиваю я левую руку Бате, сжимаю-разжимаю кулак, пальцами правой руки пережав себе предплечье. Склоняется Батя над руцею моею, яко Саваоф. |
<…> Протягиваю я левую руку Бате, сжимаю-разжимаю кулак, пальцами правой руки пережав себе предплечье. Склоняется Батя над руцею моею, яко Саваоф. |
||
И прикладывает шар божественный к набухшей вене моей. Вижу, замерли рыбки, качнулись в аквариуме |
И прикладывает шар божественный к набухшей вене моей. Вижу, замерли рыбки, качнулись в аквариуме своём. И одна из них метнулась в сторону вены, шаром прижатой. Вильнула хвостиком крохотным и сквозь стекло податливое пробуравилась, впилась мне в вену. Есть! Исполать тебе, Рыбка Золотая! <…> |
||
О, божественные мгновенья вхождения злато-рыбки в русло кровяное! Несравнимо ты ни с чем земным и подобно лишь наслаждению прародителя нашего Адама в кущах райских, когда вкушал он плоды невиданные, для него одного седо-бородым Саваофом созданные. |
О, божественные мгновенья вхождения злато-рыбки в русло кровяное! Несравнимо ты ни с чем земным и подобно лишь наслаждению прародителя нашего Адама в кущах райских, когда вкушал он плоды невиданные, для него одного седо-бородым Саваофом созданные. |
||
Вильнул хвостик золотой, и скрылась рыбка во мне. И поплыла по руслу кровяному. А из крохотной дырочки — струйка кровавая тончайшим фонтанчиком выстрелила. Зажимаю я вену, откидываю голову на подголовник мягкий, закрываю глаза. Чувствую, как плывет во мне стерлядка золотая, как движется вверх по вене, как по Волге — матушке весной, к нересту в верховье устремляясь. Вверх, вверх, вверх! Есть куда стремиться золотой стерлядке — к мозгу моему. Замер он весь в ожидании великом: в нём и отложит небесную икру свою стерлядка-волшебница. О, плыви, плыви, златорыбица, устремляйся беспрепятственно, вымечи икру свою золотую в усталом мозге моем, и да вылупятся из тех икринок Миры Великие, Прекрасные, Потрясающие. И да воспрянет ото сна мозг мой.}} |
Вильнул хвостик золотой, и скрылась рыбка во мне. И поплыла по руслу кровяному. А из крохотной дырочки — струйка кровавая тончайшим фонтанчиком выстрелила. Зажимаю я вену, откидываю голову на подголовник мягкий, закрываю глаза. Чувствую, как плывет во мне стерлядка золотая, как движется вверх по вене, как по Волге — матушке весной, к нересту в верховье устремляясь. Вверх, вверх, вверх! Есть куда стремиться золотой стерлядке — к мозгу моему. Замер он весь в ожидании великом: в нём и отложит небесную икру свою стерлядка-волшебница. О, плыви, плыви, златорыбица, устремляйся беспрепятственно, вымечи икру свою золотую в усталом мозге моем, и да вылупятся из тех икринок Миры Великие, Прекрасные, Потрясающие. И да воспрянет ото сна мозг мой.}} |
||
Строка 166: | Строка 166: | ||
{{Q|Улавливает верный «мерин» мой шведскую радиостанцию «Парадигма» для наших интеллектуалов-подпольщиков. Сильный ресурс, семиканальный. Прохожусь по каналам сим. Сегодня у них юбилейный выпуск: «Русский культурный андеграунд». Все двадцати-, а то и тридцатилетней давности. Чтобы наша престарелая, блядская колонна Пятая слезы проливала. |
{{Q|Улавливает верный «мерин» мой шведскую радиостанцию «Парадигма» для наших интеллектуалов-подпольщиков. Сильный ресурс, семиканальный. Прохожусь по каналам сим. Сегодня у них юбилейный выпуск: «Русский культурный андеграунд». Все двадцати-, а то и тридцатилетней давности. Чтобы наша престарелая, блядская колонна Пятая слезы проливала. |
||
Первый канал передает книгу какого-то Рыкунина «Где обедал [[Деррида]]?» с подробнейшим описанием мест питания западного философа во время его пребывания в постсоветской Москве. Особенное место в книге занимает глава «Объедки великого». <…> По третьему каналу идёт дискуссия Випперштейна и Онуфриенко о клонировании жанра Большого Гнилого Романа, о поведенческой модели Сахарного Буратино, о медгерменевтическом адюльтере. На четвертом некто Игорь Павлович Тихий |
Первый канал передает книгу какого-то Рыкунина «Где обедал [[Деррида]]?» с подробнейшим описанием мест питания западного философа во время его пребывания в постсоветской Москве. Особенное место в книге занимает глава «Объедки великого». <…> По третьему каналу идёт дискуссия Випперштейна и Онуфриенко о клонировании жанра Большого Гнилого Романа, о поведенческой модели Сахарного Буратино, о медгерменевтическом адюльтере. На четвертом некто Игорь Павлович Тихий всерьёз рассуждает об «Отрицании отрицания отрицания отрицания» в романе А. Шестигорекого «Девятая жена». На пятом басит Борух Гросс про Америку, ставшей подсознанием Китая, и про Китай, ставший бессознательным [[Российская Федерация|России]], и про Россию, которая до сих пор всё ещё является подсознанием самой себя. Шестой канал отдан щенкам [[w:Кулик, Олег Борисович|человека-собаки]], известного «художника» в годы Белой Смуты. Щенки воют что-то о «свободе телесного дискурса». И наконец седьмой канал этого паскудного радио навсегда отдан поэзии русского минимализьма и конь-септ-уализьма. Свои стихи, состоящие в основном из покашливаний, покрякиваний и междометий, мрачновато-обречённым голосом читает [[Всеволод Некрасов|Всеволод Некрос]]: |
||
:::бух бах бох — |
:::бух бах бох — |
||
:::вот вам Бог. |
:::вот вам Бог. |
||
Строка 239: | Строка 239: | ||
<…> поскольку изображаемые Сорокиным политические трансформации подчинены неотрадиционалистской логике, то возникающая картина выглядит как совокупный политический миф об «особом» (он же — мессианский) пути России, миф, объединяющий средневековье, советчину и современные тенденции. Переводя неотрадиционалистские мифологемы <…> в социальное пространство «новой России», Сорокин деконструировал не только свои «источники», но и свою же «ледяную» трилогию с её симулякрами мифологической целостности и великой надличной цели. <…> |
<…> поскольку изображаемые Сорокиным политические трансформации подчинены неотрадиционалистской логике, то возникающая картина выглядит как совокупный политический миф об «особом» (он же — мессианский) пути России, миф, объединяющий средневековье, советчину и современные тенденции. Переводя неотрадиционалистские мифологемы <…> в социальное пространство «новой России», Сорокин деконструировал не только свои «источники», но и свою же «ледяную» трилогию с её симулякрами мифологической целостности и великой надличной цели. <…> |
||
Сорокин <…> создаёт взрывной гибрид между любованием и отвращением, и шире — между утопией и антиутопией, — чем, на мой взгляд, добивается апорийной неразрешимости, принципиальной для того пути мифотворчества, <…> как риторика сверхоборотня. |
Сорокин <…> создаёт взрывной гибрид между любованием и отвращением, и шире — между утопией и антиутопией, — чем, на мой взгляд, добивается апорийной неразрешимости, принципиальной для того пути мифотворчества, <…> как риторика сверхоборотня. |
||
Но то обстоятельство, что Пелевин написал роман в сорокинской «колее», а Сорокин, пусть и по-своему, создал произведение, аналогичное по своему гротескному «жизнеподобию» [[Generation «П»]], свидетельствует, вероятно, о том, что модели постмодернистского мифотворчества, чётко обозначившиеся в [[Священная книга оборотня|«Священной книге оборотня»]] и «ледяной» трилогии, несмотря на кажущуюся полярность, не так уж радикально противостоят друг другу <…>. Скорее, они оказываются двумя сторонами одного и того же дискурса, двумя течениями внутри единого потока.|Автор=[[Марк Наумович Липовецкий|Марк Липовецкий]], [[Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920—2000 годов# |
Но то обстоятельство, что Пелевин написал роман в сорокинской «колее», а Сорокин, пусть и по-своему, создал произведение, аналогичное по своему гротескному «жизнеподобию» [[Generation «П»]], свидетельствует, вероятно, о том, что модели постмодернистского мифотворчества, чётко обозначившиеся в [[Священная книга оборотня|«Священной книге оборотня»]] и «ледяной» трилогии, несмотря на кажущуюся полярность, не так уж радикально противостоят друг другу <…>. Скорее, они оказываются двумя сторонами одного и того же дискурса, двумя течениями внутри единого потока.|Автор=[[Марк Наумович Липовецкий|Марк Липовецкий]], [[Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920—2000 годов#Глава пятнадцатая. Поколение P. S. (2): Между сверхчеловеком и сверхоборотнем|«Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920—2000 годов»]], 2008}} |
||
== Примечания == |
== Примечания == |
||
Строка 247: | Строка 247: | ||
[[Категория:Романы 2006 года]] |
[[Категория:Романы 2006 года]] |
||
[[Категория:Романы-антиутопии]] |
[[Категория:Романы-антиутопии]] |
||
[[Категория: |
[[Категория:Романы Владимира Сорокина]] |
Версия от 21:41, 24 марта 2020
«День опричника» — короткий роман-антиутопия (повесть) Владимира Сорокина 2006 года. Положил начало циклу «История будущего».
Цитаты
Моё мобило будит меня: |
Сижу, опустив не готовую проснуться голову: вчера опять пришлось принять по полной, хотя дал зарок пить и нюхать только со своими, клал 99 поклонов покаянных в Успенском, молился святому Вонифатию. Псу под хвост! Что делать, ежели окольничьему Кириллу Ивановичу я не могу отказать. Он умный. И горазд на мудрые советы. А я, в отличие от Поярка и Сиволая, ценю в людях умное начало. Слушать премудрые речи Кирилла Ивановича я могу бесконечно, а он без кокоши[1] неразговорчив… |
На стене поодаль — пузырь вестевой. Даю голосом команду: |
Власть прелестна и притягательна, как лоно нерожавшей златошвейки |
У ворот стоит мой «мерин» — алый, как моя рубаха, приземистый, чистый. Блестит на солнце кабиною прозрачной. А возле него конюх Тимоха с пёсьей головой в руке ждёт, кланяется: |
Раньше имение принадлежало товарищу менялы из Казначейского Приказа Горохову Степану Игнатьевичу. Когда он во время Великой Чистки Казначейской впал в немилость и оголился, мы его и прибрали к рукам. В то лето горячее много казначейских голов полетело. Боброва с пятью приспешниками в клетке железной по Москве возили, потом секли батогами и обезглавили на Лобном месте. Половину казначейских выслали из Москвы за Урал. Работы много было… Горохова тогда, как и положено, сперва мордой по навозу вывозили, потом рот ассигнациями набили, зашили, в жопу свечку воткнули да на воротах усадьбы повесили. Семью трогать было не велено. А имение мне отписали. Справедлив Государь наш. И слава Богу. |
Расступаются машины, завидя красный «мерин» опричника с собачьей головой. Рассекаю со свистом воздух подмосковный, давлю на педаль. Постовой косится уважительно. Командую: |
Грохнуло, от ворот дубовых — щепа вокруг. Мы с дубинами — в пролом. А там охрана столбового — со своим дрекольем. Огнестрельным оружием запрещено отбиваться, а то стрельцы из лучестрелов своих хладноогненных всех положат. А по Думскому закону — с дрекольем из челяди кто выстоит супротив наезда, тому опалы не будет. |
Теперь пора точку ставить. Поднимаю дубину: |
Шторы на окнах задёрнуты, да не плотно: поглядывают в щели быстрые глаза. Тепло домашнее там, за решетками, прощальное тепло, затаившееся, трепещущее смертельным трепетом. Ох, и сладко проникать в сей уют, сладко выковыривать оттудова тот трепет прощальный! |
Ну, да мы детишек не трогаем… Нет, ежели приказ придавить потрох — тогда конечно. |
Столбовому сразу руки вяжем, в рот — кляп — И под локти — на двор. А жену… с женой по-весёлому обойтись придётся. Положено так. Притягивают её веревками к столу разделочному, мясному. Хороша жена у Ивана Ивановича: стройна телом, лепа лицом, сисяста, жопаста, порывиста. <…> Встаём все под ворота, поднимаем столбового на руках своих: |
Выходит Посоха на крыльцо: губищи раскатаны, чуть слюна не капает, глаза осовелые, уд свой багровый, натруженный никак в ширинку не заправит. Стоит раскорякой, оправляется. Из-под кафтана книжка вываливается. Поднимаю. Открываю — «Заветные сказки». Читаю зачин вступительный: |
В пачку «Родины» лезут пальцы Нагула, Охлопа и Зябеля. Достаю свою огниво фасонное, холодного огня, даю им прикурить: |
Выходим за ворота, уклоняясь от повешенного. А за воротами стрельцы вестников отпихивают. Стоят те со своими аппаратами, рвутся пожар снимать. Теперь уже можно. С Новостным Приказом у нас теперь, после достопамятного ноября, лады. Машу сотнику рукой. Целятся аппараты на пожар, на повешенного. В каждом доме, в каждом пузыре вестевом знают и видят люди православные силу Государя и государства. Понимают Слово и Дело. |
Государева воля — закон и загадка. И слава Богу. |
Крестимся мы и кланяемся. Молюсь любимой иконе своей — Спасу Ярое Око, трепещу под неистовыми очами Спасителя нашего. Грозен Спаситель, непреклонен в Суде своём. От его очей суровых сил на борьбу набираюсь, дух свой укрепляю, характер воспитываю. Ненависть к врагам накапливаю. Ум-разум оттачиваю. |
В опричнину не уходят. Её не выбирают. Она тебя выбирает. Или, точнее, как говорит сам Батя, когда подопьет-понюхает: «В опричнину вносит, как волной». Ох, как вносит! Так внесет, что голова закружится, кровушка в жилах закипит, в очах сполохи красные замелькают. Но и вынести может волна та. Вынесет в одночасье, бесповоротно. Вот это — хуже смерти. Из опричнины выпасть — все одно, что обе ноги потерять. Всю жизнь потом не ходить, а ползать придётся… |
… граф Андрей Владимирович Урусов, зять государев, профессор судейского права, действительный академик Российской Академии наук, почетный председатель Умной палаты, председатель Всероссийского конного общества, председатель общества содействия воздухоплаванию, председатель общества русского кулачного боя, товарищ председателя Восточного казначейства, владелец Южного порта, владелец Измайловского и Донского рынков, владелец строительного товарищества «Московский подрядчик», владелец предприятия «Московский кирпич», совладелец Западной железной дороги. |
Тут же в воздухе кабинета возникает 128 лиц писателей. Все они в строгих коричневых рамочках и расположены — выстроены аккуратным квадратом. Над квадратом сим парят трое укрупненных: седобородый председатель Писательской Палаты Павел Олегов с неизменно страдальческим выражением одутловатого лица и два его ещё более седых и угрюмо-озабоченных заместителя — Ананий Мемзер и Павло Басиня. И по скорбному выражению всех трех рыл понимаю, что не простой разговор ожидает их. <…> |
Мы задвижку перекрыли — |
Поправляя старомодные очки изуродованной рукой, отщепенец читает подрагивающим, полуистерическим фальцетом: |
Засовываю руку в пакет. Ощущаю пальцами прохладный гладкий шар. Нежно обнимаю его пальцами, прикрываю глаза: аквариум. Давно, ох давным-давно не держали мои пальцы прекрасного шара. Почти четверо суток. Ужас… |
Беру бутылку ледяного берёзового сока «Есенин». |
Стандартный набор продуктового ларька: сигареты «Родина» и папиросы «Россия», водка «Ржаная» и «Пшеничная», хлеб чёрный и белый, конфеты «Мишка косолапый» и «Мишка на Севере», повидло яблочное и сливовое, масло коровье и постное, мясо с костями и без, молоко цельное и топлёное, яйцо куриное и перепелиное, колбаса вареная и копченая, компот вишневый и грушевый, и наконец — сыр «Российский». |
Перевожу очи на поэзию российскую: Пафнутий Сибирский «Родные просторы», Иван Мамонт-Белый «Яблоневый цвет», Антонина Иванова «России верные сыны», Петр Иванов «Заливной луг», Исай Берштейн «За всё тебя благодарю!», Иван Петровский «Живи, живое!», Салман Басаев «Песня чеченских гор», Владислав Сырков «Детство Государя», беру последнюю книжку, раскрываю: поэма о детстве государя. О юности и зрелости поэт Сырков уже давно написал. |
Чуден Кремль при ясной погоде! Сияние исходит от него. Слепит глаза Дворец Власти Российской так, что дух захватывает. Рафинадом белеют стены и башни кремлевские, сусальным золотом горят купола, стрелой возносится в небо колокольня Иоанна Лествичника, строгими стражниками обстоят ели голубые, свободно и гордо реет флаг России. Здесь за стенами белокаменными, ослепительными, зубчатыми — сердце земли Русской, престол государства нашего, средостение и средоточие всей России-матушки. За рафинад Кремля, за державных орлов, за флаг, за мощи правителей российских, в соборе Архангельском упокоенные, за меч Рюрика, за шапку Мономаха, за Царь-пушку, за Царь-колокол, за брусчатку площади Красной, за Успенский собор, за башни кремлевские не жалко и жизнь свою положить. А за Государя за нашего — и другую жизнь не жалко. |
Теребит меня мобило тремя ударами кнута: тысячник из отряда «Добры молодцы»[2] докладывает <…>. Этим отрядом молодой граф Ухов из Внутреннего Круга верховодит, а подчиняются они лично Государю. Полное название их: «Союз российских добрых молодцев во имя добра». Ребята они молодые, горячие, правильные, но присмотра требуют. <…> Мы в опричнине этих архаровцев «добромольцами» кличем. |
Возник таинственный «экспорт пустых пространств». Субтропический воздух теперь в Сибири в цене, — гонят объёмы с этим воздухом. Гонят из Поднебесной какие-то приставки со свёрнутыми желаниями. Загадка! |
Возле громадной фигуры Ермака со светящимся мечом ждут меня два мордоворота из службы безопасности великой прорицательницы. Несмотря на то что каждый из них выше меня на голову и в два раза шире, рядом с сапогом гранитного Ермака Тимофеевича они — две мышки полевые в красных кафтанах. <…> |
Улавливает верный «мерин» мой шведскую радиостанцию «Парадигма» для наших интеллектуалов-подпольщиков. Сильный ресурс, семиканальный. Прохожусь по каналам сим. Сегодня у них юбилейный выпуск: «Русский культурный андеграунд». Все двадцати-, а то и тридцатилетней давности. Чтобы наша престарелая, блядская колонна Пятая слезы проливала. |
Звонит-кнутобоит [мобило]… |
Подбегают к ней двое старых шутов — Павлушка-ёж и Дуга-леший, подхватывают под руки, ведут, расцеловывая пальцы. Круглолицый Павлушка бормочет неизменное свое: |
— Отцы мои! Доколе России нашей великой гнуться-прогибаться перед Китаем?! Как в смутное время прогибались мы перед Америкой поганой, так теперь перед Поднебесной горбатимся! Надо же — Государь наш печётся, чтобы китайцы правильно свою подать платили! |
— Вот такие у нас пироги с опилками… — от поговорки |
Дала дуба Европа Агеноровна, одни киберпанки арабские по развалинам ползают. |
Восстаёт уд мой обновленный, с двумя хрящевыми вставками, с вострием из гиперволокна, с рельефными окатышами, с мясной полною, с подвижной татуировкою. Восстаёт аки хобот мамонта сибирского. А под удом удалым затепливается огнём багровым увесистое мудё. <…> И токмо у Бати нашего мудё особым огнем сияет, огнем ото всех нас отличным — желто-золотое муде у Бати дорогого. В этом — великая сила братства опричного. У всех опричных мудё обновленное китайскими врачами искусными. Свет проистекает от мудё, мужественной любви возжелавших. Силу набирает от уд воздымающихся. <…> |
— … выстроил Государь наш Стену Великую, дабы отгородиться от смрада и неверия, от киберпанков проклятых, от содомитов, от католиков, от меланхоликов, от буддистов, от садистов, от сатанистов, от марксистов, от мегаонанистов, от фашистов, от плюралистов и атеистов! |
О романе
Москва, как громадный насос, всё высасывает из России — и деньги, и идеи. Это печально. Во многом «День опричника» — это повесть о Москве. | |
— Владимир Сорокин, интервью, 21.08.2006 |
Один мой друг, историк Борис Соколов, когда вышла книга, сказал: «Мне кажется, ты написал такой магический заговор, чтобы с Россией этого не случилось». Мне эта идея тогда очень понравилась. Но вообще-то я об этом не думал. Просто хотел смоделировать ситуацию: что будет с Россией, если она уйдёт в самоизоляцию. Но минули годы, и он же сказал мне с лёгкой грустью: «Знаешь, Володь, мне кажется, это всё-таки предсказание». | |
— Владимир Сорокин, интервью, 2012 |
корр.: Ужас созданного вами мира состоит ещё и в том, что из него нет выхода, даже как будто и не предполагается. Свершилось и застыло. | |
— Владимир Сорокин, интервью, 2012 |
Ледяная «Трилогия», тупиковый путь развития <…>. | |
— Дмитрий Бавильский, «„Мёртвые души“ на новорусский лад», 2006 |
… похоже, сам язык больше не вызывает у Сорокина прилива крови к пещеристым телам. Цель «изящной словесности» теперь — щекотка, комический эффект, а смешит (прояснилась банальная истина) не сам язык, а люди, которые его регулируют;..[8] | |
— Лев Данилкин, 2006 |
Действительно, Сорокин, говорящий, что он как гражданин не хотел бы жить в том обществе, которое изобразил, — это какой-то другой Сорокин. Раньше не было никаких оснований предполагать, что он знает, как пишется это слово. Это заставило меня насторожиться: уж не хочет ли автор бить тревогу, спасать человечество, предсказывать и предостерегать? Вряд ли ему пойдет эта роль. Но, конечно, Сорокин занимается привычным делом: сплетает нити слов в причудливый ковёр избыточно насыщенного красками текста. <…> | |
— Алла Латынина, «Сказки о России», 2007 |
… «Empire V» и «День опричника». <…> в этих книгах Пелевин и Сорокин словно бы «обменялись» своими литературными стратегиями. | |
— Марк Липовецкий, «Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920—2000 годов», 2008 |
Примечания
- ↑ От «кокс» и «кокошник».
- ↑ 1 2 Новый мир. — 2007. — № 2.
- ↑ От 1Кор. 13:1.
- ↑ Во многих своих романах Донцова писала о мопсах, т.к. держит их у себя.
- ↑ Так называют один из видов маршировки на уроке физкультуры.
- ↑ «Тень опричника» // Дилетант. — 2012. — №1.
- ↑ Владимир Сорокин: «Гротеск стал нашим главным воздухом» // Colta.ru, 15 ноября 2012
- ↑ Афиша, 09.09.2006.