Вереск: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
дополнения и уточнения насчёт эрики
розовели, как цветы вереска
Строка 1: Строка 1:
[[Файл:Heather (Highlands).jpg|thumb|310px|<center>Вереск в цвету]]
[[Файл:Heather (Highlands).jpg|thumb|310px|<center>Вереск в цвету]]
{{значения|Эрика (значения)}}
'''Ве́реск''' или ''[[эрика|Э́рика]]'' ({{lang-la|Callúna vulgáris}}), чаще всего ''[[w:Вереск обыкновенный|Ве́реск обыкнове́нный]]'' — [[Вечнозелёные растения|вечнозелёный]] северный или горный [[кустарничек]], единственный вид рода [[:w:Вереск|Вереск]], давший название всему семейству ''[[:w:Вересковые|Вересковых]]''. Растёт вереск в основном в [[сосна|сосновых]] лесах, на гарях и [[торф]]яных болотах, образуя вместе с некоторыми близкородственными растениями из рода ''[[:w:Эрика|Эрика]]'' густые и низкие заросли,<ref group="комм.">Различие (ботаническое) между вереском и [[:w:Эрика|эрикой]] до такой степени тонкое, что столетиями вереск относился к роду [[эрика|э́рика]] и считался «э́рикой», из-за чего и всё семейство вересковых получило своё латинское имя: {{lang-la|[[:w:Ericaceae|Ericaceae]]}}. И только в результате высокоточных микробиологических исследований ''единственный'' вид эрики (вереск обыкновенный или {{lang-la|Callúna vulgáris}}) был выделен в отдельный род {{lang-la|Callúna}}, в результате чего образовался маленький ботанический казус. Семейство вересковых, названное в честь вереска ({{lang-la|[[:w:Erica|Erica]]}}), который сам — перестал быть ''э́рикой''.</ref> называемые [[:w:Вересковая пустошь|вересковыми пустошами]], или ''[[верещатник]]ами''.
'''Ве́реск''' или ''[[эрика|Э́рика]]'' ({{lang-la|Callúna vulgáris}}), чаще всего ''[[w:Вереск обыкновенный|Ве́реск обыкнове́нный]]'' — [[Вечнозелёные растения|вечнозелёный]] северный или горный [[кустарничек]], единственный вид рода [[:w:Вереск|Вереск]], давший название всему семейству ''[[:w:Вересковые|Вересковых]]''. Растёт вереск в основном в [[сосна|сосновых]] лесах, на гарях и [[торф]]яных болотах, образуя вместе с некоторыми близкородственными растениями из рода ''[[:w:Эрика|Эрика]]'' густые и низкие заросли,<ref group="комм.">Различие (ботаническое) между вереском и [[:w:Эрика|эрикой]] до такой степени тонкое, что столетиями вереск относился к роду [[эрика|э́рика]] и считался «э́рикой», из-за чего и всё семейство вересковых получило своё латинское имя: {{lang-la|[[:w:Ericaceae|Ericaceae]]}}. И только в результате высокоточных микробиологических исследований ''единственный'' вид эрики (вереск обыкновенный или {{lang-la|Callúna vulgáris}}) был выделен в отдельный род {{lang-la|Callúna}}, в результате чего образовался маленький ботанический казус. Семейство вересковых, названное в честь вереска ({{lang-la|[[:w:Erica|Erica]]}}), который сам — перестал быть ''э́рикой''.</ref> называемые [[:w:Вересковая пустошь|вересковыми пустошами]], или ''[[верещатник]]ами''.


Строка 40: Строка 41:


{{Q|Утром по каменистому берегу я ухожу к [[море|морю]]. В лесу цветёт вереск, расцветают белые [[лилия|лилии]]. Я карабкаюсь на утёс. Надо мной раскалённое [[солнце]], внизу ― прозрачная зелень [[вода|воды]].|Автор=[[Борис Викторович Савинков|Борис Савинков]], «Конь бледный», 1909}}
{{Q|Утром по каменистому берегу я ухожу к [[море|морю]]. В лесу цветёт вереск, расцветают белые [[лилия|лилии]]. Я карабкаюсь на утёс. Надо мной раскалённое [[солнце]], внизу ― прозрачная зелень [[вода|воды]].|Автор=[[Борис Викторович Савинков|Борис Савинков]], «Конь бледный», 1909}}

{{Q|Ее длинные [[волосы]] сливались с цветом [[золото|золотых]] цветущих слёзок. Концы ее молодых [[груди|грудей]] розовели, как цветы вереска. Ее милое тело было просто, и [[невинность]] ее так велика, что [[улыбка]] ее, казалось, ничего не знала о ее [[красота|красоте]]. И люди, что смотрели на нее, видя ее столь прекрасной [[лицо]]м, не замечали ее [[нагота|наготы]].<ref>''[[Максимилиан Александрович Волошин|М. Волошин]]''. Лики творчества. — М.: Наука, 1988 г.</ref>|Автор= [[Максимилиан Александрович Волошин|Максимилиан Волошин]], «Аполлон и мышь» (творчество Анри де Ренье), 1911}}


{{Q|Девятого ходили перед вечером, после дождя, в [[лес]]. Бор от дождя стал лохматый, [[мох]] на [[сосна]]х разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зелёный, местами [[коралл]]овый. К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озарённые предвечерним [[солнце]]м (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зелёного цвета, а самые маленькие — точно [[паникадило|паникадила]] в кисее с блестками (капли дождя). Бронзовые, спа́леные [[солнце]]м веточки на земле. [[Калина]]. Фиолетовый вереск. Чёрная [[ольха]]. Туманно-синие ягоды на [[можжевельник]]е.|Автор=«[[Устами Буниных#Устами Буниных. Том 1|Устами Буниных]]», ''12 [[август]]а 1912 года''}}
{{Q|Девятого ходили перед вечером, после дождя, в [[лес]]. Бор от дождя стал лохматый, [[мох]] на [[сосна]]х разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зелёный, местами [[коралл]]овый. К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озарённые предвечерним [[солнце]]м (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зелёного цвета, а самые маленькие — точно [[паникадило|паникадила]] в кисее с блестками (капли дождя). Бронзовые, спа́леные [[солнце]]м веточки на земле. [[Калина]]. Фиолетовый вереск. Чёрная [[ольха]]. Туманно-синие ягоды на [[можжевельник]]е.|Автор=«[[Устами Буниных#Устами Буниных. Том 1|Устами Буниных]]», ''12 [[август]]а 1912 года''}}
Строка 45: Строка 48:
{{Q|За столами писцы; на стол приходится пара их; перед каждым: перо и чернила и почтенная стопка бумаг; писец по бумаге поскрипывает, переворачивает листы, листом шелестит и пером верещит (думаю, что зловещее [[растение]] «вереск» происходит от верещания); так [[ветер]] осенний, невзгодный, который заводят ветра ― по лесам, по оврагам; так и шелест [[песок|песка]] ― в пустырях, в [[солончак]]овых пространствах ― [[оренбург]]ских, [[самара|самарских]], [[саратов]]ских...<ref>''[[Андрей Белый|А. Белый]].'' «Петербург»: Роман. — СПб: «Кристалл», 1999 г.</ref>|Автор= [[Андрей Белый]], «Петербург», 1914}}
{{Q|За столами писцы; на стол приходится пара их; перед каждым: перо и чернила и почтенная стопка бумаг; писец по бумаге поскрипывает, переворачивает листы, листом шелестит и пером верещит (думаю, что зловещее [[растение]] «вереск» происходит от верещания); так [[ветер]] осенний, невзгодный, который заводят ветра ― по лесам, по оврагам; так и шелест [[песок|песка]] ― в пустырях, в [[солончак]]овых пространствах ― [[оренбург]]ских, [[самара|самарских]], [[саратов]]ских...<ref>''[[Андрей Белый|А. Белый]].'' «Петербург»: Роман. — СПб: «Кристалл», 1999 г.</ref>|Автор= [[Андрей Белый]], «Петербург», 1914}}


{{Q|Вы ничего не слыхали? ― бледнея, сказал Осетров. Ника вышел в лес, прокрался на [[дорога|дорогу]]. Солнце скупо светило, жирные глинистые жёлтые колеи блестели под лучами, бурый вереск, набухший от дождя, набегал на дорогу. Сквозь тонкие стволы частых [[сосна|сосен]] привидением грезился чёрный [[можжевельник]].<ref>''[[w:Краснов, Пётр Николаевич|Краснов П.Н.]]'' «От двуглавого орла к красному знамени»: В двух книгах. ''Книга 2.'' Москва, «Айрис-пресс», 2005 г.</ref>|Автор=[[Пётр Николаевич Краснов|Пётр Краснов]], «От двуглавого орла к красному знамени» <small>[Книга 2]</small>, 1922}}
{{Q|Вы ничего не слыхали? ― бледнея, сказал Осетров. Ника вышел в лес, прокрался на [[дорога|дорогу]]. Солнце скупо светило, жирные глинистые жёлтые колеи блестели под лучами, бурый вереск, набухший от [[дождь|дождя]], набегал на дорогу. Сквозь тонкие стволы частых [[сосна|сосен]] привидением грезился чёрный [[можжевельник]].<ref>''[[w:Краснов, Пётр Николаевич|Краснов П.Н.]]'' «От двуглавого орла к красному знамени»: В двух книгах. ''Книга 2.'' Москва, «Айрис-пресс», 2005 г.</ref>|Автор=[[Пётр Николаевич Краснов|Пётр Краснов]], «От двуглавого орла к красному знамени» <small>[Книга 2]</small>, 1922}}

{{Q|Он ползком, как под [[утка|утку]], пополз к [[берлога|берлоге]], держа в руке [[ружьё]]. Подполз, потянул [[воздух]] носом:
― Дух чижолый ― тут! Ваган отполз в сторону, выдрал из земли молодой куст вереска, ― сухой; вернулся, стоя, зашел сбоку, поджог вереск и сунул в берлогу ― подождал… Из берлоги показалась толстая [[голова]], мохнатый ещё линючий хребет. Вылез пестун ― подросток [[медведь]].|Автор=[[:w:Чапыгин, Алексей Павлович|Алексей Чапыгин]], «На лебяжьих озерах», 1923}}


{{Q|― [[Тундра]] ― такое пустынное небо, белёсое, точно оно отсутствует, ― такая пустая тишина, прозрачная [[пустыня|пустынность]], ― и нельзя идти, ибо ноги уходят в ржавь и воду, и [[трава]] и вереск выше сосен и [[берёза|берёз]], потому что сосны и берёзы человеку ниже колена, и растёт [[морошка]], и летят над тундрой дикие [[гуси]], и дуют над тундрой «морянки», «стриги с севера к полуночнику», ― и над всем [[небо]], от которого тихо, как от смерти, ― и летом белые, зелёные ― ночи; и ночью белое женское платье кажется зеленоватым; ― а самоеды в одеждах, как тысячелетье…|Автор=[[Борис Андреевич Пильняк|Борис Пильняк]], «Заволочье», 1925}}
{{Q|― [[Тундра]] ― такое пустынное небо, белёсое, точно оно отсутствует, ― такая пустая тишина, прозрачная [[пустыня|пустынность]], ― и нельзя идти, ибо ноги уходят в ржавь и воду, и [[трава]] и вереск выше сосен и [[берёза|берёз]], потому что сосны и берёзы человеку ниже колена, и растёт [[морошка]], и летят над тундрой дикие [[гуси]], и дуют над тундрой «морянки», «стриги с севера к полуночнику», ― и над всем [[небо]], от которого тихо, как от смерти, ― и летом белые, зелёные ― ночи; и ночью белое женское платье кажется зеленоватым; ― а самоеды в одеждах, как тысячелетье…|Автор=[[Борис Андреевич Пильняк|Борис Пильняк]], «Заволочье», 1925}}
Строка 204: Строка 210:
* [[Морошка]]
* [[Морошка]]
* [[Голубика]]
* [[Голубика]]
* [[Подбел]]
* [[Толокнянка]]
* [[Толокнянка]]
* [[Грушанка]]
* [[Грушанка]]
* [[Первоцвет]]


{{поделиться}}
{{поделиться}}

Версия от 17:26, 17 апреля 2020

Вереск в цвету

Ве́реск или Э́рика (лат. Callúna vulgáris), чаще всего Ве́реск обыкнове́нныйвечнозелёный северный или горный кустарничек, единственный вид рода Вереск, давший название всему семейству Вересковых. Растёт вереск в основном в сосновых лесах, на гарях и торфяных болотах, образуя вместе с некоторыми близкородственными растениями из рода Эрика густые и низкие заросли,[комм. 1] называемые вересковыми пустошами, или верещатниками.

Благодаря большой селекционной работе вереск и некоторые родственные виды верескоподобной э́рики стали распространёнными декоративными растениями: садово-парковыми и даже домашними. Кроме своей особенной, ни на что не похожей красоты, вереск — прекрасный осенний медонос и ценное лекарственное растение.

Вереск в публицистике и научно-популярной прозе

  •  

На горах этих лежит печать особой торжественности, — они возвышаются как стены на границе жизни и смерти. Здесь, внизу, город, порт, дамба, движутся суда, поезда, лодки, — там — вечное молчание. Туда никто не ходит, потому что незачем ходить. Там начинается область скал и песчаных холмов. Кое-где попадается красный вереск, кое-где иерихонская роза продерётся из-за песка своими сухими ветвями — и только; кругом ни дерева, ни кустика, ни капли воды — открытое, мёртвое пространство.

  Генрик Сенкевич «Письма из Африки», 1894
  •  

И ― что очень важно ― не было русской природы, русской деревни. Я до девятнадцати лет не видела Москвы, не видела русских рек, полей и леса. Наша семья и семья брата моего отца ― дяди Николая, большого русского учёного, ― забирались на отдых в самое сердце той области царской России, которая носила наименование «великого княжества Финляндского». Моя исконная природа ― серый губчатый исландский мох и высокоствольные мачтовые сосны, лесные озёра без песчаного берега, цветущий вереск ― полями, коврами и над ним бабочки-аргусы ― голубые и огненно-красные, цвета раскалённого металла.[1]

  Евгения Книпович, «Об Александре Блоке», 1985
  •  

В средней полосе России вечнозеленые лиственные кустарники, интересные для озеленения, весьма немногочисленны и представлены в основном сем. вересковые (вереск, подбел, болотный мирт, толокнянка, брусника, багульник), а также близкого к нему сем. водяниковые (водяника). <...> Конечно же, особое внимание следует уделять выбору посадочного материала. Не стоит выкапывать эти растения в природе, во-первых, это просто неэтично, а во-вторых, бессмысленно, потому что вересковые имеют симбиоз с грибницами почвенных грибов и плохо переносят пересадку. Приобретать вересковые лучше в садовых центрах, где продают уже готовые к высадке растения с закрытой корневой системой, привезенные из польских, немецких или голландских питомников. Ни в коем случае не покупайте сильно подопревшие растения (только не перепутайте это с нормальным явлением ― порыжением высохших прошлогодних листьев), растения с пересохшим или, наоборот, залитым почвенным комом. У здоровых вересков корни ― беловатые или желтоватые, но не почерневшие.[2]

  — Александр Чечуров, «Зелень!» 2002

Вереск в художественной прозе и мемуарах

  •  

Христиночка, дочка ба́рочника, была такая хорошенькая, нежная, словно барышня; будь у неё и платья под стать ей самой, никто бы не поверил, что она родилась в бедной хижине, крытой вереском, в степи Сейс.

  Ганс Христиан Андерсен, «Иб и Христиночка», 1855
  •  

И они пошли рука об руку на кряж, любовались оттуда рекою и степью, поросшею вереском, но Иб всё не говорил ни слова, и только когда пришло время расставаться, ему стало ясно, что Христина должна стать его женой; их ведь ещё в детстве звали женихом и невестою, и ему даже показалось, что они уже обручены, хотя ни один из них никогда и не обмолвился ни о чём таком ни словом. <...>
Вереск в поле цвёл и отцветал, много раз заносило снегом и степь, и горный кряж, и уютный домик Иба.

  Ганс Христиан Андерсен, «Иб и Христиночка», 1855
  •  

Юрген шнырял повсюду и на третий день чувствовал себя тут совсем как дома. Но здесь, в степи, было совсем не то, что у них в рыбачьей слободке, на дюнах: степь так и кишела цветочками и голубицей; крупные, сладкие ягоды прямо топтались ногами, и вереск орошался красным соком.

  Ганс Христиан Андерсен, «На дюнах», 1859
  •  

В это самое время в большой, круглой, тёмной и сырой казарме второго этажа, из угла, встала лёгкая фигура и, сделав шаг вперёд, остановилась и начала прислушиваться. Всё, казалось, было тихо. Робкая фигура, дрожа, нащупала стену, пошла вдоль неё и, ощупав под ногами какую-то упругую, колючую мякоть, забрала её дрожащими от холода руками и сунула в большое чёрное отверстие. Через минуту она нашла спичку и, черкнув ею по стене, начала зажигать вереск. Бледная искра спички коснулась смолистых игол и красный огонь прыгнул по куче вереска, но тотчас же захлебнулся густым, жёлтым дымом, который было пополз сначала в трубу, но потом внезапно метнулся назад и заслонил всю комнату; послышался раздирающий писк, множество мелких существ зареяли, описывая в воздухе косые линии. Это были летучие мыши, расположившиеся зимовать в трубе нежилого дома и обеспокоенные так неожиданно несносным им куревом.

  Николай Лесков, «На ножах», 1870
  •  

Хотелось бы мне описать мою прелестную долину, благоухающую ароматами растений, красивый бор, густой и влажный, пересечённый речкой Бьевр, дворец фей с колоннами, затянутыми хмелем, скалистые холмы, все красные от вереска, где было так приятно посидеть. Да, постоянно, с глубокой благодарностью я буду вспоминать о лесе; из всех знакомых уголков это мой самый любимый, и в нём я чувствовал себя наиболее счастливым.…[3]

  Пьер Кюри, из дневниковых записей 1879 года
  •  

А в верхних покоях, служивших спальнями, закрывались они лишь деревянными ставнями, и нередко по утрам в зимнюю стужу, которая в этих местах бывает суровою, вода в рукомойниках замерзала. Садовник развел огонь из душистого горного вереска и можжевельника ― джинепри, зажег маленькую, висевшую внутри камина на медной цепочке глиняную лампаду с длинным узким горлом и ручкою, подобною тем, какие находятся в древних этрусских гробницах. <...>
Эти воспоминания проносились в душе Леонардо, когда по крутой, знакомой с детства, тропинке он всходил на Монте-Альбано. Под уступом скалы, где меньше было ветра, присел на камень отдохнуть и оглянулся: малорослые неопадающие корявые дубы с прошлогодними сухими листьями, мелкие пахучие цветы тускло-зелёного вереска, который здешние поселяне называли «скопа» ― «метёлка», бледные дикие фиалки, и надо всем неуловимый свежий запах, не то полыни, не то весны, не то каких-то горных неведомых трав.

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Цепкий плаун колючими хищными лапами ложится на темно-зелёную, пышную грудь лишаёв.
Суровый вереск бесстрастный, как старик, стоит в изголовье.
Сохнет олений мох, грустно вздыхая, когда вся в изумрудах ползёт зеленица.
В медных шлемах, алея, стройно идут тучи войска кукушкина льна.
А кругом пухом северных птиц бледно-зелёные мхи.
Из трясины змеёй выползает линнея, обнимает лесных великанов, и, пробираясь по старым стволам, отравляет побеги.
Дорогим ковром, бледно-пурпурный, будто забрызганный кровью, по болотам раскинулся мёртвый мох, желанья будя подойти и уснуть навсегда…
Запах прели и гнили, как паутина, покрывает черты ядовитые, полные смерти.

  Алексей Ремизов, «В плену. Северные цветы», 1903
  •  

На камне среди поляны стоял коленопреклоненный старец, незнакомый Тихону ― должно быть, схимник, живший в пустыне. Чёрный облик его в золотисто-розовом небе был неподвижен, словно изваян из того же камня, на котором он стоял. И в лице ― такой восторг молитвы, какого никогда не видал Тихон в лице человеческом. Ему казалось, что такая тишина кругом ― от этой молитвы, и для неё возносится благоухание лилово-розового вереска к золотисто-розовому небу, подобно дыму кадильному.[4]

  Дмитрий Мережковский, «Пётр и Алексей», 1905
  •  

Утром по каменистому берегу я ухожу к морю. В лесу цветёт вереск, расцветают белые лилии. Я карабкаюсь на утёс. Надо мной раскалённое солнце, внизу ― прозрачная зелень воды.

  Борис Савинков, «Конь бледный», 1909
  •  

Ее длинные волосы сливались с цветом золотых цветущих слёзок. Концы ее молодых грудей розовели, как цветы вереска. Ее милое тело было просто, и невинность ее так велика, что улыбка ее, казалось, ничего не знала о ее красоте. И люди, что смотрели на нее, видя ее столь прекрасной лицом, не замечали ее наготы.[5]

  Максимилиан Волошин, «Аполлон и мышь» (творчество Анри де Ренье), 1911
  •  

Девятого ходили перед вечером, после дождя, в лес. Бор от дождя стал лохматый, мох на соснах разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зелёный, местами коралловый. К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озарённые предвечерним солнцем (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зелёного цвета, а самые маленькие — точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя). Бронзовые, спа́леные солнцем веточки на земле. Калина. Фиолетовый вереск. Чёрная ольха. Туманно-синие ягоды на можжевельнике.

  — «Устами Буниных», 12 августа 1912 года
  •  

За столами писцы; на стол приходится пара их; перед каждым: перо и чернила и почтенная стопка бумаг; писец по бумаге поскрипывает, переворачивает листы, листом шелестит и пером верещит (думаю, что зловещее растение «вереск» происходит от верещания); так ветер осенний, невзгодный, который заводят ветра ― по лесам, по оврагам; так и шелест песка ― в пустырях, в солончаковых пространствах ― оренбургских, самарских, саратовских...[6]

  Андрей Белый, «Петербург», 1914
  •  

Вы ничего не слыхали? ― бледнея, сказал Осетров. Ника вышел в лес, прокрался на дорогу. Солнце скупо светило, жирные глинистые жёлтые колеи блестели под лучами, бурый вереск, набухший от дождя, набегал на дорогу. Сквозь тонкие стволы частых сосен привидением грезился чёрный можжевельник.[7]

  Пётр Краснов, «От двуглавого орла к красному знамени» [Книга 2], 1922
  •  

Он ползком, как под утку, пополз к берлоге, держа в руке ружьё. Подполз, потянул воздух носом:
― Дух чижолый ― тут! Ваган отполз в сторону, выдрал из земли молодой куст вереска, ― сухой; вернулся, стоя, зашел сбоку, поджог вереск и сунул в берлогу ― подождал… Из берлоги показалась толстая голова, мохнатый ещё линючий хребет. Вылез пестун ― подросток медведь.

  Алексей Чапыгин, «На лебяжьих озерах», 1923
  •  

Тундра ― такое пустынное небо, белёсое, точно оно отсутствует, ― такая пустая тишина, прозрачная пустынность, ― и нельзя идти, ибо ноги уходят в ржавь и воду, и трава и вереск выше сосен и берёз, потому что сосны и берёзы человеку ниже колена, и растёт морошка, и летят над тундрой дикие гуси, и дуют над тундрой «морянки», «стриги с севера к полуночнику», ― и над всем небо, от которого тихо, как от смерти, ― и летом белые, зелёные ― ночи; и ночью белое женское платье кажется зеленоватым; ― а самоеды в одеждах, как тысячелетье…

  Борис Пильняк, «Заволочье», 1925
  •  

Что вы хотите этим сказать? Необычайный вестовой встал и подошел к иллюминатору.
― Да разве вы не видите? Посмотрите сюда! Какой-то игрушечный розовый берег, кукольные дома, деревья, похожие на фазаньи перья. Я задыхаюсь от этого вида. Разве здесь может быть что-нибудь похожее на наши вересковые поля?
― Вблизи все это имеет совершенно натуральный вид. Деревья даже грандиозны! ― сказал коммодор. Вестовой прищурился.[8]

  Борис Лавренёв, «Крушение республики Итль», 1925
  •  

Но вдруг мы обратили внимание, что вокруг одного куста можжевельника правильным кольцом трава была притоптана, так же было у следующего куста, ещё и ещё. И на одном кусту ягоды были так высоки, что простому тетереву их бы никогда не достать. И ещё мелькнула догадка: зачем же тетереву крутиться у можжевельника, если он не боится, прикрываясь лиловым вереском, пробраться за брусникой на открытую <паль> к журавлям. Нет, это не тетерева танцевали по траве вокруг можжевельников, это глухари выбрались из болотного леса и остались тут, не смея дальше подняться на открытую паль, где вереск никак их не может укрыть.[9]

  Михаил Пришвин, «Дневники», 1929
  •  

Внуки, дочь и сам полковник Снивин сидели вокруг стола, уставленного конфетами и печеньями. Потрескивали свечи, сервировку украшал большой букет скромного вереска, который должен был напоминать вересковые луга милой Шотландии. Завитые, в кудрях и буклях, внуки смотрели на дедушку ясными глазками, в два голоса пели ему умилительные шотландские песенки. В камине, ради сырого вечера, стреляя, горели смолистые сосновые пни.[10]

  Юрий Герман, «Россия молодая», 1952
  •  

Боже мой, что было с садом! На клумбах, пышных и многоцветных, как огромные диванные подушки, росла дикая трава ― что ни день, то гуще и дичее. Непрорубленные и нерасчищенные аллеи превратились в сплошную заросль, ― надо было всё прорубать, чистить, засаживать снова. Здесь пышно распустились чёрные лопухи, тонкий крепкий вереск, ползкий и живучий, как змея; злой татарник с тяжёлыми мохнатыми цветами, нежная, фарфорово-розовая повилика, слегка пахнущая миндалём, и ещё какие-то цветы и травы, названий которых я не знал. Но мать ходила среди этого неистового и буйного цветения и качала головой. Конечно, ни её любимым тюльпанам, ни розам, ни малокровным и прекрасным лилиям было не под силу победить эту грубую и цепкую траву. Пруд, на котором когда-то, по рассказам, плавали лебеди, был тоже заброшен. <...>
Росла здесь ещё сердитая, тоже почти совершенно чёрная крапива, с острыми листьями и жёлтыми нежными серёжками; вереск, издали похожий на канделябры, со всех сторон усаженные разноцветными крохотными свечками, кое-где полыхал ещё несокрушимый грубый татарник с ненатурально красивыми листьями, точно вырезанными из железа, и пушистыми алыми цветами, конский щавель, чертополох и ещё какие-то травы, такие же буйные, мощные, цепкие и несокрушимые.[11]

  Юрий Домбровский, «Обезьяна приходит за своим черепом», 1958
  •  

Туннель минирован… За туннелем большие части партизан! Ползти к Лойблпассу по вьющемуся зигзагом шоссе не хотелось. Многие пешие выделились из колонны и пошли в гору наперерез. Путь был крутой, скаты поросли терновником и бессмертником. Кое-где попадались кустики душистой альпийской, бледно-лиловой эрики. Шли, подпираясь дубинками и цепляясь за колючие кусты. Ко мне присоединились молодой голубоглазый гигант-голландец, старый итальянец-фашист и хорошенькая мадьярка в форме капитана.

  Ариадна Делианич, «Вольфсберг-373», 1960
  •  

Да, мы всегда входили в бор с другой стороны, в эти места обычно не заходили, и мы не в Иришину деревню пойдём, а хлебами, полями отправимся к дедку на хутор. Это ведь с его пасеки за взятком сюда в августе пчёлы летят. ― Начнут брать, когда вереск зацветёт. Тут в августе, ― говорил Кире брат, ― вереск до того полон мёда, что даже брызжет на сапоги, когда по нему идёшь.[12]

  Леонид Зуров, «Иван-да-марья», 1969
  •  

― Если идти вдвоём бором, чудесно, только деревья и пчёлы, никого кругом нет, а вереск уже, наверно, расцветать начал. Там, друг друга обняв, они гуляют, а вереск цветёт, и над ними пчёлы летают, ― выдумывала она. Когда-то я любил с нею в беседке так мечтать, и это я начал выдумывать всякие чудеса.[12]

  Леонид Зуров, «Иван-да-марья», 1969

Вереск в поэзии

Цветы вереска
  •  

На горах он сеет сосны,
На холмах он сеет ели,
На полянах сеет вереск,
Сеет кустики в долинах.

  Калевала, Руна вторая
  •  

Обеты дев, — сказал старик, —
Все вмиг даны, забыты вмиг;
Обняв крутые высоты,
Алеют вереска цветы...[13]

  Вальтер Скотт, (пер. Павловой), «Клятва Мойны», 1816
  •  

В венок себе вплетая бруснику, бересклёт,
Идёт она и песню весёлую поёт;
Срывает для букета сосну, и дуб, и клён
И дёргает берёзы, как вереск или лён.

  Ганс Христиан Андерсен, (пер. Николая Аксакова), «Дочь великана», 1830
  •  

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще мёда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьёй
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

  Роберт Льюис Стивенсон, (пер. Маршака), «Вересковый мёд», 1880
  •  

Уж сено убрано; долины
Лиловым вереском полны;
Уж спеют ягоды рябины,
Уж листья жёлтые видны…[14]

  К.Р., «Как жаль, что розы отцветают!..», 1885
  •  

Назад оглянулся ты с горечью новой:
Опишут там каждую тряпку в избе,
Убогое поле, лесок вересковый…
Коса лишь осталась тебе![15]

  Пётр Якубович, «Батрак», 1890
  •  

Мох, да вереск, да граниты
Чуть шумит сосновый бор.
С поворота вдруг открыты
Дали синие озёр.[16]

  Валерий Брюсов, «Вереск», 1905
  •  

И лаврами увит, там нежные Хариты
Сплетают верески свирельной Маргариты…

  Максимилиан Волошин, «Вячеславу Ива́нову», 1907
  •  

Верески под листвьем спали,
Бор зелёный гнулся,
Где-то ныли в тёмной дали
Журавли да гуси.

  Янка Купала, (пер. Брюсова), «По лесам как зацветали…», 1911
  •  

Утонул я в горной речке,
Над которою овечки
Резво щиплют вереск молодой.
Утонул я в горной речке,
Захлебнулся мутною водой.[17]

  Фёдор Сологуб, «Утонул я в горной речке...», 1913
  •  

Стало дышать трудней и слаще...
Скоро, о скоро падёшь бездыханным
Под звуки рогов в дубовой чаще
На вереск болотный — днём туманным![18]

  Георгий Иванов, «Мы скучали зимой...», (из сборника «Вереск»), 1914-1915
  •  

Прощай, прощай! О, вереск, о, туман...
Тускнеет даль, и ропщет океан,
И наш корабль уносит, как ладью...
Храни, Господь, Шотландию мою![18]

  Георгий Иванов, «Шотландия, туманный берег твой...» (из сборника «Вереск»), 1914-1915
  •  

Прощайте, арфа и луна,
Вы за оградой, тополя,
Восточной башни тишина
И вереско́вые поля.

  Георгий Иванов, «Шотландия», 1916
  •  

Наездницы, развалины, псалмы,
И вереском поросшие холмы...

  Марина Цветаева, «Даниил», 1916
  •  

Полотенца лунно-зелёные
На белом окне, на полу.
Но желта свеча намоленая
Под вереском, там, в углу.

  Зинаида Гиппиус, «Сентябрь», 1916
  •  

Я на рассвете шёл по вереску лиловой,
Причудливой горой, казавшейся мне новой.
Утро было прозрачным и ласковым сном.
И на мгновение за серыми камнями
Я видел девочку с покорными глазами,
Торопливую, с бледным и узким лицом…[19]

  Алексей Лозина-Лозинский, «Я шёл на рассвете по вереску лиловой…», 1916
  •  

Я ― вольный музыкант. За мной бежит в извивах
Тот самый хвойный лес, зазубренная нить,
Где должен серый волк народных сказок жить…
Да, есть значительность в осенних переливах.
А я? Я чужд всему Я полон снов красивых.
Вот вересковый холм. Взойти мне, может быть?[19]

  Алексей Лозина-Лозинский, «Иду один, смеясь, в прозрачных перелесках...», 1916
  •  

Грянет выстрел. На вереск
Упаду — хоть бы звук.
Поглядит он на Север,
Поглядит он на Юг...

  Марина Цветаева, «Красный бант в волосах!..», 1918
  •  

— Пусть моей тени
Славу трубят трубачи! —
В вереск — потери,
В вереск — сухие ручьи. <...>
Ввысь, где рябина
Краше Давида-Царя!
В вереск — седины,
В вереск — сухие моря.

  Марина Цветаева, «Деревья», 1922
  •  

Взирает на него, грустит душа оленья,
жалея оленят и вересковый рай;
но он вонзает нож и тот кусок добычи,
то сердце тёплое бросает жадным псам.[20]

  Владимир Набоков, «Майская ночь», 1927
  •  

Вообразите гладь речную,
берёзы, вересковый склон.
Там жил я, драму небольшую
писал из рыцарских времен.[20]

  Владимир Набоков, из калмбрудовой поэмы «Ночное путешествие», 1931
  •  

Белый аист летит,
Над белёсым полесьем летит.
Белорусский мотив
В песне вереска, в песне ракит.[21]

  — ансамбль Песняры, «Белорусcия»

Комментарии

  1. Различие (ботаническое) между вереском и эрикой до такой степени тонкое, что столетиями вереск относился к роду э́рика и считался «э́рикой», из-за чего и всё семейство вересковых получило своё латинское имя: лат. Ericaceae. И только в результате высокоточных микробиологических исследований единственный вид эрики (вереск обыкновенный или лат. Callúna vulgáris) был выделен в отдельный род лат. Callúna, в результате чего образовался маленький ботанический казус. Семейство вересковых, названное в честь вереска (лат. Erica), который сам — перестал быть э́рикой.

Источники

  1. Книпович Е.Ф.. Воспоминания. Дневники. Комментарии — М. Советский писатель 1987 г. 144 с.
  2. Александр Чечуров. «Зелень!» — М., журнал «Сад своими руками», от 15.11. 2002 г.
  3. Мария Кюри: «Пьер Кюри». (перевод с французского С.Шукарёва).
  4. Дм.С.Мережковский. Собр. сочинений: в 4 т. Том 2. — М.: «Правда», 1990 г.
  5. М. Волошин. Лики творчества. — М.: Наука, 1988 г.
  6. А. Белый. «Петербург»: Роман. — СПб: «Кристалл», 1999 г.
  7. Краснов П.Н. «От двуглавого орла к красному знамени»: В двух книгах. Книга 2. Москва, «Айрис-пресс», 2005 г.
  8. Борис Лавренёв, , «Крушение республики Итль». — М.: «Правда», 1990 г.
  9. М.М.Пришвин. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.
  10. Юрий Герман. «Россия молодая». Книга 1. — Советский писатель, Ленинград, 1954 г.
  11. Домбровский Ю.О. Собрание сочинений: В 6 томах. Том 2. — М.: Терра, 1992 г.
  12. 1 2 Л.Ф.Зуров. «Иван-да-марья». — М., журнал «Звезда», 2005 г. № 8-9
  13. «Английская поэзия XIV—XIX века». — СПб.: АНИМА, 2001 г. — стр. 140
  14. К.Р., Избранное. — М.: Советская Россия, 1991 г. — стр. 97
  15. Якубович П.Ф., Стихотворения. Ленинград, Советский писатель, 1960 г.
  16. В.Я.Брюсов, Собрание сочинений в семи томах. — М.: Художественная литература, 1973 г. — Том 1. Стихотворения, поэмы 1892—1909 гг.
  17. Сологуб Ф.К., Собрание стихотворений, т. 4, — СПб., 2002. Триолет. Восьмистишие.
  18. 1 2 Г. Иванов. Стихотворения. Новая библиотека поэта. — СПб.: Академический проект, 2005 г.
  19. 1 2 А. Лозина-Лозинский. «Противоречия». — М.: Водолей, 2008 г.
  20. 1 2 В. Набоков. Стихотворения. Новая библиотека поэта. Большая серия. СПб.: Академический проект, 2002 г.
  21. Песняры. Белоруcсия

См. также