Перейти к содержанию

Критика и публицистика Александра Пушкина: различия между версиями

Критика и публицистика Александра Пушкина (править)

Версия от 21:10, 8 июня 2021

4343 байта добавлено ,  2 года назад
нет описания правки
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Следующая правка →
ВизуальныйВики-текст
1) "Не только в его время, но и позднее роль публицистики в большей мере играла литературная критика." — Луначарский в "Пушкин-критик", 2) в собр. соч. Пушкина с XX века — почти всегда вместе
 
Нет описания правки
Строка 2:
 
== Цитаты ==
{{Q|… [[Жорж Бюффон|Бюфон]] — великий живописец природы. Слог его, цветущий, полный, всегда будет образцом описательной прозы. Но что сказать об [[русскаярусские литератураписатели|наших писателях]], которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами? <…>
[[лаконизм|Точность и краткость]] — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат. Стихи дело другое (впрочем, в них не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей гораздо позначительнее, чем у них обыкновенно водится.)|Автор=<О русской прозе>, 1822<ref name="н">Незавершённое, отрывки, наброски, планы.</ref>}}
 
{{Q|«[[Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова]]» писан более для Европы вообще, чем исключительно для России, где противники романтизма слишком слабы и незаметны и не стоят столь блистательного отражения.|Комментарий=парафраз из письма [[Письма Александра Пушкина Петру Вяземскому#1824|письма П. А. Вяземскому]] начала апреля|Автор=«Письмо к издателю „Сына отечества“», 3 мая 1824}}
 
{{Q|Исключая тем, которые занимаются стихами, русский язык ни для кого не может быть довольно привлекателен. У нас ещё нет ни словесности, ни книг, все наши знания, все наши понятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке; просвещение века требует пищи для размышления, умы не могут довольствоваться одними играми гармонии и воображения, но учёность, политика и философия ещё по-русски не изъяснялись; метафизического языка у нас вовсе не существует. [[русская проза|Проза наша]] так ещё мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты для изъяснения понятий самых обыкновенных, так что леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы давно готовы и всем известны. <…>
Но [[русская поэзия]], скажут мне, достигла высокой степени образованности. Согласен, что некоторые оды [[Гавриил Державин|Державина]], несмотря на неровность слога и неправильность языка, исполнены порывами истинного гения, <…> что [[Иван Крылов|Крылов]] превзошёл всех нам известных баснописцев, исключая, может быть, <…> [[Лафонтен]]а, что [[Константин Батюшков|Батюшков]] <…> сделал для русского языка то же самое, что [[Петрарка]] для итальянского русского языка; что [[Василий Жуковский|Жуковского]] перевели бы все языки, если б он сам менее переводил{{#tag:ref|Т.е. больше писал полностью своего.||group="К"}}.|Комментарий=набросок непосредственно связан со «Взглядом на русскую словесность в течение 1823 г.» [[Александр Александрович Бестужев|А. А. Бестужева]] («Полярная звезда на 1824 г.»)<ref name="о62">Ю. Г. Оксман. Примечания // А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 6. Критика и публицистика. — М.: ГИХЛ, 1962. — С. 469-582.</ref>|Автор=<Причинами, замедлившими ход нашей словесности…><ref name="н"/>, 1824}}
 
{{Q|… [[ВладимирВладислав Александрович Озеров|Озеров]] — писатель очень посредственный. Озеров сделал шаг вперёд в слоге, но Искусство чуть ли не отступило. <…>
Противуположности характеров, вовсе не искусство — но пошлая пружина [[французский театр|фр[анцузских] трагедий]]. <…>
Часть критическая [твоей статьи] вообще слаба, слишком слаба. Слог имеет твои недостатки, не имея твоих достоинств. Лучше написать совсем новую статью, чем передавать печати это сбивчивое и неверное обозрение.
Озерова я не люблю <…> из любви к искусству. Ты сам признаёшься, что слог его не хорош — а я не вижу в нём ни тени драматического искусства. Слава Озерова уже вянет — а лет через 10, — при появлении истинной критики, совсем исчезнет. — Озерова перевели. [[Перевод]] есть оселок драматического писателя. Посмотри же, что из него вышло во фр[анцузской] прозе.|Автор=заметки на полях статьи [[Пётрстатьи Вяземскийи эссе Петра Вяземского#1820-е|статьи П. А. Вяземского]] «О жизни и сочинениях В. А. Озерова», сентябрь — декабрь 1826}}
 
{{Q|Наши поэты не могут жаловаться на излишнюю строгость [[русская критика|критиков]] и публики — напротив. Едва заметим в молодом писателе навык к стихосложению, знание языка и средств оного, уже тотчас спешим приветствовать его титлом гения, за гладкие стишки — нежно ''благодарим его в журналах от имени человечества''{{#tag:ref|Насмешка над отзывом Н. А. Полевого о поэме [[Андрей Иванович Подолинский|А. И. Подолинского]] [[s:Див и Пери (Подолинский)|«Див и Пери»]], в котором были слова: «благодарим его как поэта и человека»<ref>Московский телеграф. — 1827. — № 21. — С. 89.</ref><ref name="о62"/>.||group="К"}}, неверный перевод, бледное подражание сравниваем без церемонии с бессмертными произведениями [[Гёте]] и [[Байрон]]а. Таким образом набралось у нас несколько своих [[Пиндар]]ов, [[Ариосто]]в и Байронов и десятка три писателей, ''делающих истинную честь нашему веку''{{#tag:ref|Цитата из той же статьи<ref name="о62"/>.||group="К"}}, — добродушие смешное, но безвредное;..|Автор=<Поэма Баратынского [[Бал (Баратынский)|«Бал»]]><ref name="н"/>, 1828}}
 
{{Q|В зрелой [[словесность|словесности]] приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка установленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию, сначала презренному.|Автор=<В зрелой словесности…><ref name="н"/>, 1828}}
 
{{Q|Критикою у нас большею частию занимаются журналисты, то есть {{comment|entrepreneurs|предприниматели (фр.)}}, люди хорошо понимающие своё дело, но не только не критики, но даже и не литераторы.|Автор=<Критикою у нас…><ref name="н"/>, [1831-32]}}
Строка 30:
Повесть «Именины», несмотря на свою занимательность, представляет некоторые несообразности. ''Идеализированное лакейство'' имеет в себе что-то неестественное, неприятное для здравого вкуса. <…>
В слоге г. Павлова, чистом и свободном, ''изредка'' отзывается ''манерность''; в описаниях — близорукая мелочность нынешних французских романистов{{#tag:ref|Имеется в виду в первую очередь [[Бальзак]]<ref name="т58">Б. В. Томашевский. Примечания // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 т. Т. 7. Критика и публицистика. — 2-е изд., доп. — М.: Академия наук СССР, 1958.</ref>, которого Павлов переводил.||group="К"}}. <…> г. Павлов первый у нас написал истинно занимательные рассказы. <…>
Талант г-на Павлова выше его произведений.{{#tag:ref|Рецензия осталась в бумагах Пушкина потому, что ему было известно о докладной записке [[w:Уваров, Сергей Семёнович Уваров|С. С. Уварова]], представленной царю 29 марта 1835 по поводу «различных толков и суждений, возбуждаемых в обществе книгой Н. Ф. Павлова»<ref name="о62"/>, т.к. в ней была критика крепостного права.||group="К"}}|Автор=<«Три повести» Н. Павлова><ref name="н"/>, 1835}}
 
{{Q|Новейшая история не представляет предмета более трогательного, более поэтического жизни и смерти орлеанской героини; что же [[Орлеанская девственница (Вольтер)|сделал из того]] [[Вольтер]]? <…> Он сатаническим дыханием раздувает искры, тлевшие в пепле мученического костра, и, как пьяный дикарь{{#tag:ref|Вольтер написал в предисловии к «[[w:en:Sémiramis (tragedy)|«Семирамиде»]] (1748), что «[[Гамлет]]» — «плод воображения пьяного дикаря», Пушкин обратил это на него<ref name="т58"/>.||group="К"}}, пляшет около своего потешного огня. Он, как римский палач, присовокупляет поругание к смертным мучениям девы. [[w:en:Joan of Arc (poem)|Поэма лауреата]] не стоит, конечно, поэмы Вольтера в отношении силы вымысла, но творение [[Роберт Саути|Соуте]] есть подвиг честного человека и плод благородного восторга. Заметим, что Вольтер, окружённый во Франции врагами и завистниками, на каждом своём шагу подвергавшийся самым ядовитым порицаниям, почти не нашёл обвинителей, когда явилась его преступная поэма. Самые ожесточённые враги его были обезоружены. Все с восторгом приняли книгу, в которой презрение ко всему, что почитается священным для человека и гражданина, доведено до последней степени кинизма. Никто не вздумал заступиться за честь своего отечества;..|Комментарий=Пушкин приписал это английскому журналисту Morning Chronicle 1767 г.<ref name="о62"/>|Автор=«Последний из свойственников Иоанны д'Арк», начало января 1837}}
 
===1825===
{{Q|С некоторых пор вошло у нас в обыкновение говорить о народности, требовать народности, жаловаться на отсутствие народности в произведениях литературы, но никто не думал определить, что разумеет он под словом [[народность (эстетика)|народность]]. <…> Народность в писателе есть достоинство, которое вполне может быть оценено одними соотечественниками — для других оно или не существует, или даже может показаться пороком. Учёный немец негодует на учтивость героев [[Жан Расин|Расина]]{{#tag:ref|Иронические замечания [[w:Шлегель, Август Вильгельм Шлегель|А. Шлегеля]] об «Андромахе» Расина («<ref>Cours de litterature dramatique», t. 2,. Paris, p. 199).</ref><ref name="о62"/>.||group="К"}}, француз смеётся, видя в [[Педро Кальдерон де ла Барка|Кальдероне]] [[Кориолан]]а, вызывающего на дуэль своего противника{{#tag:ref|Этот эпизод заметил [[Сисмонди]] в разборе «Оружия любви» Кальдерона<ref>De la litterature du Midi de l’Europe, t. IV. Paris, 1819, p. 120.</ref><ref name="о62"/>.||group="К"}}. Всё это носит, однако ж, печать народности. Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии. Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу.|Комментарий=эти черновые наброски связаны с работой над предисловием к [[БорисЦитаты Годуново «Борисе Годунове» Пушкина#Александр (Пушкин)|предисловием к «Борису Годунову»]], являются откликом на полемику о народности в русской печати 1824-1825 гг.|Автор=<О народности в литературе>}}
 
{{Q|Наши критики не согласились ещё в ясном различии между родами [[литературный классицизм|классическим]] и романтическим. Сбивчивым понятием о сём предмете обязаны мы французским журналистам, которые обыкновенно [[французский романтизм|относят к романтизму]] всё, что им кажется ознаменованным печатью мечтательности и германского идеологизма или основанным на предрассудках и преданиях простонародных: определение самое неточное. Стихотворение может являть все сии признаки, а между тем принадлежать к роду классическому.
Строка 70:
 
===1827===
{{Q|Байрон бросил односторонний взгляд на мир и природу человечества, потом отвратился от них и погрузился в самого себя. Он представил нам призрак себя самого. Он создал себя вторично <…>. В конце концов он постиг, создал и описал единый характер (именно свой), всевсё, кроме некоторых сатирических выходок, рассеянных в его творениях, отнёс он к сему мрачному, могущественному лицу, столь таинственно пленительному. Когда же он стал составлять свою трагедию, то каждому действующему лицу роздал он по одной из составных частей сего мрачного и сильного характера и таким образом раздробил величественное своё создание на несколько лиц мелких и незначительных.{{#tag:ref|Комментарий=позжеВариант распространённого мнения<ref>М. Н. Розанов. Примечания к [[Лара (Байрон)|«Ларе»]] // Байрон. Т. I. — Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. — СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1904.</ref>, которое Байрон отрицал до предисловия к [[Паломничество Чайльд-Гарольда#Песнь IV|IV песни «Паломничества Чайльд-Гарольда»]]. Позже Пушкин использовал абзац в заметке о «Корсере» В. Н. Олина.||group="К"}}|Автор=<О трагедиях Байрона><ref name="н"/>}}
 
{{Q|[[Корсар (Байрон)|«Корсар»]] неимоверным своим успехом был обязан характеру главного лица, таинственно напоминающего нам человека, коего роковая воля правила тогда одной частию Европы, угрожая другой. По крайней мере английские критики предполагали в Байроне сие намерение, но вероятнее, что поэт и здесь вывел на сцену лицо, являющееся во всех его созданиях и которое наконец принял он сам на себя в [[Чайльд-Гарольд|«Чильд-Гарольде»]]. Как бы то ни было, поэт никогда не изъяснил своего намерения: сближение себя с [[Наполеон]]ом нравилось его самолюбию.
Байрон мало заботился о планах своих произведений или даже вовсе не думал о них: несколько сцен, слабо между собою связанных, были ему достаточны для сей бездны мыслей, чувств и картин. <…>
Вот почему, несмотря на великие красоты поэтические, его трагедии вообще ниже его гения, и драматическая часть в его поэмах (кроме разве одной [[w:en:ParisinaПаризина|«Паризины»]]) не имеет никакого достоинства. Что же мы подумаем о писателе, который из поэмы «Корсар» выберет один токмо план, достойный нелепой испанской повести, и по сему детскому плану составит драматическую трилогию, заменив очаровательную глубокую поэзию Байрона прозой надутой и уродливой, достойной наших подражателей покойного [[Август фон Коцебу|Коцебу]]?|Автор=<О трагедии [[Валериан Николаевич Олин|В. Н. Олина]] «Корсер»><ref name="н"/>, конец 1827 — начало 1828}}
 
{{Q|Отказавшись добровольно от выгод, мне предоставляемых системою искусства, оправданной опытами, утверждённой привычкою, я старался [в «[[Борис Годунов (Пушкин)|Борисе Годунове]]»] заменить сей чувствительный недостаток верным изображением лиц, времени, развитием исторических характеров и событий, — словом, написал трагедию истинно романтическую. <…>
Характер Пимена не есть моё изобретение. В нём собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях: простодушие, умилительная кротость, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, можно сказать набожное, к власти царя, данной им богом, совершенное отсутствие суетности, пристрастия — дышат в сих драгоценных памятниках времён давно минувших, между коими озлобленная летопись [[Андрей Курбский|князя Курбского]] отличается от прочих летописей, как бурная жизнь [[Иван IV|Иоаннова]] изгнанника отличалась от смиренной жизни безмятежных иноков.
Мне казалось, что сей характер всё вместе нов и знаком для русского сердца; что трогательное добродушие древних летописцев, столь живо постигнутое [[Карамзин]]ым и отражённое в его бессмертном создании, украсит простоту моих стихов и заслужит снисходительную улыбку читателя; что же вышло? Люди умные обратили внимание на политические мнения Пимена и нашли их запоздалыми; другие сомневались, могут ли стихи без рифм называться стихами. <…>
Хотите ли знать, что ещё удерживает меня от напечатания моей трагедии? Те места, кои в ней могут подать повод применениям, намёкам, allusions. Благодаря французам мы не понимаем, как драматический автор может совершенно отказаться от своего образа мыслей, дабы совершенно переселиться в век, им изображаемый. Француз пишет свою трагедию с [[w:Le Constitutionnel|«Constitutionnel»]] или с [[w:en:La Quotidienne|«Quotidienne»]] перед глазами, дабы шестистопными стихами заставить Сциллу, Тиберия, Леонида высказать его мнение о [[w:Виллель, Жан-Батист|Виллеле]] или о [[Джордж Каннинг|Кеннинге]]. От сего затейливого способа на нынешней французской сцене слышно много красноречивых журнальных выходок, но трагедии истинной не существует.{{#tag:ref|Комментарий [[Сергей Михайлович Бонди|С. М. Бонди]] в [[Драматургия Пушкина (Бонди)|«Драматургии Пушкина»]] (9), 1940: «Трудно представить себе, как можно отвести эти слова Пушкина, как можно утверждать, что это он говорил для цензуры или даже для того, чтобы намекнуть тем самым «проницательному читателю» на наличие намековнамёков и применений! Неужели, имея в виду своего «Бориса Годунова», он говорит о «красноречивых журнальных выходках», противопоставляя их «истинной трагедии», [[Пьер Корнель|Корнелю]], истинному поэту Расину? Неужели все эти эпитеты и характеристики неискренни, и, браня «французов», Пушкин притворно бранит своего «Годунова»? Это совершенно невероятно».||group="К"}}|Автор=<Письмо [[Михаил Петрович Погодин|издателю]] «Московского вестника»><ref name="н"/>, конецтогда 1827 — начало 1828же}}
 
====[[s:Отрывки из писем, мысли и замечания (Пушкин)|«Отрывки из писем, мысли и замечания»]]====
::ОпубликованоОпубликованы в альманахе «Северные цветы на 1828 год»<ref>[http://az.lib.ru/p/pushkin_a_s/text_1827_otryvki.shtml Сѣверные цвѣты на 1828 год], собранные Барономъ Дельвигомъ. — СПб., изд. Ивана Слёнина, 1827 (ценз.цензурное разр.разрешение 3 декабря).</ref>. Эта форма непринуждённой беседы с читателем на самые разнообразные литературно-политические и интимно-бытовые темы определилась под воздействием «Замечаний о людях и обществе», опубликованных [[Василий Львович Пушкин|В. Л. Пушкиным]] в «Литературном музеуме на 1827 год»<ref name="о62"/>.
 
{{Q|::::''Примеры невежливости''
Строка 104:
{{Q|Должно стараться иметь [[большинство и меньшинство|большинство]] на своей стороне: не оскорбляйте же [[глупость|глупцов]].}}
 
{{Q|Никто более [[Евгений Баратынский|Баратынского]] не имеет чувства в своих мыслях, вкусахвкуса в своих чувствах.}}
 
{{Q|Однообразность в [[писатель|писателе]] доказывает односторонность ума, хоть, может быть, и глубокомысленного.}}
Строка 121:
{{Q|Одна из причин жадности, с которой читаем записки великих людей, — наше самолюбие: мы рады, ежели сходствуем с замечательным человеком чём бы то ни было, мнениями, чувствами, привычками — даже слабостями и пороками. Вероятно, больше сходства нашли бы мы с мнениями, привычками и слабостями людей вовсе ничтожных, если б они оставляли нам свои признания.}}
 
{{Q|Проза князя [[Пётр Вяземский|Вяземского]] чрезвычайно жива. Он обладает редкой способностию оригинально выражать мысли — к счастью, он мыслит, что довольно редко между нами.}}
 
{{Q|[[Александр Сумароков|Сумароков]] лучше знал русский язык, нежели Ломоносов, и его критики (в грамматическом отношении) основательны. Ломоносов не отвечал или отшучивался.}}
Строка 129:
{{Q|Французы доныне ещё удивляются смелости Расина, употребившего слово pavé, помост.
:::Et baise avec respect le pavé de tes temples.{{#tag:ref|«И почтительно целует плиты твоих храмов» (фр.)<ref>Переводы иноязычных текстов // А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 16 т. Т. 11. Критика и публицистика, 1819—1834. — М., Л.: Изд. Академии наук СССР, 1949. — С. 565.</ref> — [[w:en:Esther (play)|«Эсфирь»]], пролог.||group="К"}}
И [[w:Жак Делиль, Жак|Делиль]] гордится тем, что он употребил слово {{comment|vache|корова (фр.)}}. Презренная словесность, повинующаяся таковой мелочной и своенравной критике. — Жалка участь [[французская поэзия|поэтов]] (какого б достоинства они впрочем ни были), если они принуждены славиться подобными победами над предрассудками вкуса!
Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслью…}}
 
===1829===
{{Q|Трагедия [[Ромео и Джульетта|''Ромео и Джюльета'']] <…>. В ней отразилась Италия, современная поэту, с её климатом, страстями, праздниками, негой, сонетами, с её роскошным языком <…>. Так понял Шекспир драматическую местность. После [[w:Джульетта Капулетти|Джюльеты]], после [[w:Ромео Монтекки|Ромео]], <…> [[w:Меркуцио|Меркутио]], образец молодого кавалера того времени, изысканный, привязчивый, благородный Меркутио есть замечательнейшее лицо изо всей трагедии. Поэт избрал его в представители итальянцев, бывших модным народом Европы, французами XVI века.<ref name="сц">Северные цветы на 1830 год. — СПб., 1829 (ценз. разр. 20 декабря). — С. 108-110, 228-241.</ref>|Автор=<О «Ромео и Джюльете»>}}
{{Q|Приятно было бы нам приветствовать первые труды, первые успехи знаменитого пор [[Михаил Трофимович Каченовский|редактора «Вестника Европы»]]. <…> Светильник исторической его критики озарит <…> тундры области бытописаний, а законы словесности, умолкшие при звуках журнальной полемики, заговорят устами учёного редактора. Он не ограничит своих глубокомысленных исследований замечаниями о заглавном листе [[История государства Российского|«''Истории государства Российского''»]]<ref>М. Т. Каченовский. [Рец.] на предисловие к «Истории» Карамзина // Вестник Европы. — 1819. — №№ 2—6.</ref> или даже рассуждениями о ''куньих мордках''<ref>М. Т. Каченовский. О бельих лобках и куньих мордках // Вестник Европы. — 1828. — №13.</ref> <…>. В критиках собственно литературных мы не будем слышать то брюзгливого ворчанья какого-нибудь [[Михаил Трофимович Каченовский|старого педанта]], то непристойных криков [[Николай Иванович Надеждин|пьяного семинариста]]<ref name="о62"/>{{#tag:ref|Комментарий Н. И. Надеждина: «Чудная судьба великих гениев!.. После неудачного боя [[Полтава (Пушкин)|при ''Полтаве'']] ''А. С. Пушкин'', отстреливаясь карикатурами и эпиграммами, отретировался мужественно с поля литературного и принялся — за грифель летописца! Видим [[w:Наполеон I#Остров Святой Елены|''Наполеона'' — на ''острове С. Елены'']] [[w:Мемориал Святой Елены|предприемлющего писать историю]], распростившись с возможностью действовать для истории!.. Зрелище поистине умилительное!.. Жаль только, что наш развенчанный герой ещё не довольно навык в новом деле. Он не умеет смотреть на описываемые им события с тем беспристрастием и самоотвержением, которые требуются от историка, и посему не удивительно, что ему всё ещё видятся всюду — ''пьяные семинаристы''!..»<ref>N. N. Северные цветы на 1830 год // Вестник Европы. — 1830. — Ч. 169, № 2 (вышел 1 февраля). — С. 164.</ref>.||group="К"}}. <…>▼
 
Если г. Каченовский, не написав ни одной книги, достойной некоторого внимания, не напечатав в течение 20 лет ни одной замечательной статьи, снискал, однако ж, себе бессмертную славу{{#tag:ref|Литераторы высмеивали «Вестник Европы» и его.||group="К"}}, то чего же должно нам ожидать от него, когда наконец он примется за дело не на шутку?{{#tag:ref|Анонимный критик написал: «Рецензент и, верно, все читатели пожалеют, что наш поэт употребил пять минут на занятие такими летописями»<ref>Пилад Белугин 2. «Северные цветы на 1830 год» // Московский вестник. — 1830. — Ч. 1, № 3 (вышел 30 января — 1 февраля). — С. 297.</ref><ref>Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2001. — С. 222. — 2000 экз.</ref>.||group="К"}}|Автор=«Отрывок из литературных летописей», 27 марта}}▼
▲{{Q|Приятно было бы нам приветствовать первые труды, первые успехи знаменитого пор [[Михаил Трофимович Каченовский|редактора «Вестника Европы»]]. <…> Светильник исторической его критики озарит <…> тундры области бытописаний, а законы словесности, умолкшие при звуках журнальной полемики, заговорят устами учёного редактора. Он не ограничит своих глубокомысленных исследований замечаниями о заглавном листе [[История государства Российского|«''Истории государства Российского''»]]<ref>М. Т. Каченовский. [Рец.] на предисловие к «Истории» Карамзина // Вестник Европы. — 1819. — №№ 2—6.</ref> или даже рассуждениями о ''куньих мордках''<ref>М. Т. Каченовский. О бельих лобках и куньих мордках // Вестник Европы. — 1828. — №13№ 13.</ref> <…>. В критиках собственно литературных мы не будем слышать то брюзгливого ворчанья какого-нибудь [[Михаил Трофимович Каченовский|старого педанта]], то непристойных криков [[Николай Иванович Надеждин|пьяного семинариста]]<ref name="о62"/>{{#tag:ref|Комментарий Н. И. Надеждин ответил в [[рецензии Николая Надеждина на «Северные цветы»|рецензии января 1830]] на «Северные цветы на 1830 год»: «Чудная судьба великих гениев!.. После неудачного боя [[Полтава (Пушкин)|при ''Полтаве'']] ''А. С. Пушкин'', отстреливаясь карикатурами и эпиграммами, отретировался мужественно с поля литературного и принялся — за грифель летописца! Видим [[w:Наполеон I#Остров Святой Елены|''Наполеона'' — на ''острове С. Елены'']] [[w:Мемориал Святой Елены|предприемлющего писать историю]], распростившись с возможностью действовать для истории!.. Зрелище поистине умилительное!.. Жаль только, что наш развенчанный герой ещё не довольно навык в новом деле. Он не умеет смотреть на описываемые им события с тем беспристрастием и самоотвержением, которые требуются от историка, и посему не удивительно, что ему всё ещё видятся всюду — ''пьяные семинаристы''!..»<ref>N. N. Северные цветы на 1830 год // Вестник Европы. — 1830. — Ч. 169, № 2 (вышел 1 февраля). — С. 164.</ref>.||group="К"}}. <…>
▲Если г. Каченовский, не написав ни одной книги, достойной некоторого внимания, не напечатав в течение 20 лет ни одной замечательной статьи, снискал, однако ж, себе бессмертную славу{{#tag:ref|Литераторы высмеивали «Вестник Европы» и его.||group="К"}}, то чего же должно нам ожидать от него, когда наконец он примется за дело не на шутку?<ref name="сц"/>{{#tag:ref|Анонимный критик написал: «Рецензент и, верно, все читатели пожалеют, что наш поэт употребил пять минут на занятие такими летописями»<ref>Пилад Белугин 2. «Северные цветы на 1830 год» // Московский вестник. — 1830. — Ч. 1, № 3 (вышел 30 января — 1 февраля). — С. 297.</ref><ref>Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2001. — С. 222. — 2000 экз.</ref>.||group="К"}}|Автор=«Отрывок из литературных летописей», 27 марта}}
 
{{Q|Несколько московских литераторов, <…> видя беспомощное состояние нашей словесности, <…> решились составить общество для распространения правил здравой критики [[w:Курганов, Николай Гаврилович|Курганова]] и [[Василий Тредиаковский|Тредьяковского]]{{#tag:ref|Т. е. устаревшей<ref name="о62"/>.||group="К"}} и для удержания отступников и насмешников в границах повиновения и благопристойности.
Строка 145 ⟶ 147 :
 
===1830===
{{Q|Когда писатели, избалованные минутными успехами, большею частию устремились на блестящие безделки; когда талант чуждается труда, а мода пренебрегает образцами величавой древности; когда поэзия не есть благоговейное служение, но токмо легкомысленное занятие, — с чувством глубоким уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие годы жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига. Русская «[[Илиада]]» <…> долженству[ет] иметь столь важное влияние на отечественную словесность.|Автор=«„Илиада“ Гомерова, переведённая [[Николай Иванович Гнедич|Н. Гнедичем]]», 6 января<ref name="лг">Опубликованы в «Литературной газете».</ref>}}
{{Q|Русская «[[Илиада]]» <…> долженству[ет] иметь столь важное влияние на отечественную
словесность.|Автор=«„Илиада“ Гомерова, переведённая [[Николай Иванович Гнедич|Н. Гнедичем]]», 6 января<ref name="лг">Опубликованы в «Литературной газете».</ref>}}
 
{{Q|В одном из наших журналов дают заметить, что [[Литературная газета (XIX век)|«Литературная газета»]] у нас не может существовать по весьма простой причине: ''у нас нет литературы''<ref>Послание Северной пчелы к Северному муравью // Северная пчела. — 1830. — №3№ 3.</ref><ref name="о62"/>. <…> однако ж произведения нашей литературы как ни редки, но являются, живут и умирают, не оценённые по достоинству. Критика в наших журналах или ограничивается сухими библиографическими известиями, сатирическими замечаниями, более или менее остроумными, общими дружескими похвалами, или просто превращается в домашнюю переписку издателя с сотрудниками, с корректором и проч. «Очистите место для новой статьи моей», — пишет сотрудник. «С удовольствием», — отвечает издатель{{#tag:ref|Речь о редакционных примечаниях [[Михаил Трофимович Каченовский|М. Т. Каченовского]] к статье [[Николай Иванович Надеждин|Н. И. Надеждина]] в «Вестнике Европы», 1828, № 24, и 1829, № 23<ref name="о62"/>.||group="К"}}. И это всё напечатано. <…>
Скажут, что [[литературная критика|критика]] должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю. Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сём отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных{{#tag:ref|Видимо, скрытый выпад против «Ивана Выжигина», которым, помимо прочего, был задет Булгарин, очевидно, опубликовавший анонимно «Вопрос»<ref>Северная пчела. — 1830. — № 6 (14 января).</ref><ref>Е. О. Ларионова. Примечания к «Вопросу» // Пушкин в прижизненной критике, 1828—1830. — С. 441.</ref>.||group="К"}}. <…> Впрочем, «Литературная газета» была у нас необходима не столько для публики, сколько для некоторого числа писателей, не могших по разным отношениям являться под своим именем ни в одном из петербургских или московских журналов.|Комментарий=последнее заявление вызвало ряд резких выступлений в печати против так называемой «литературной аристократии»<ref name="о62"/>|Автор=<О журнальной критике>, 11 января<ref name="лг"/>}}
 
Строка 161 ⟶ 162 :
Не завидуем людям, которые, основав свои расчёты на безнравственности нашего любопытства, посвятили своё перо повторению сказаний, вероятно, безграмотного [[w:Сансон, Шарль Анри|Самсона]]. <…> Посмотрим, что есть общего между им и людьми живыми? На каком зверином рёве объяснит он свои мысли?|Автор=<О записках Самсона>, 21 января<ref name="лг"/>}}
 
{{Q|В наше время под словом ''роман'' [[w:исторический роман|разумеем историческую эпоху]], развитую в вымышленном повествовании. [[Вальтер Скотт]] увлёк за собою целую толпу подражателей. Но как они все далеки от шотландского чародея! Подобно ученику [[w:Корнелиус, Генрих|Агриппы]], они, вызвав демона старины, не умели им управлять и сделались жертвами своей дерзости. В век, в который хотят они перенести читателя, перебираются они сами с тяжёлым запасом домашних привычек, предрассудков и дневных впечатлений. Под ''беретом'', осенённым перьями, узнаете вы голову, причёсанную вашим парикмахером; сквозь кружевную фрезу a la [[w:Генрих IV (король Франции)|Henri IV]] проглядывает накрахмаленный галстух нынешнего [[w:денди|dandy]]. Готические героини воспитаны у [[Жанна-Луиза Кампан|Madame Campan]], а государственные люди XVI-го столетия читают «Times» и «Journal des debats». Сколько несообразностей, ненужных мелочей, важных упущений! сколько изысканности! а сверх всего, как мало жизни! Однако ж сии бледные произведения читаются в Европе. <…> Потому ли, что изображение старины, даже слабое и неверное, имеет неизъяснимую прелесть для воображения, притупленного однообразной пестротою настоящего, ежедневного? <…>
Спешим заметить, что упрёки сии вовсе не касаются «Юрия Милославского». Г-н [[Михаил Николаевич Загоскин|Загоскин]] точно переносит нас в 1612 год. Добрый наш народ, бояре, козаки, монахи, буйные шиши — всё это угадано, всевсё это действует, чувствует как должно было действовать, чувствовать в смутные времена [[Кузьма Минин|Минина]] и [[Авраамий (Палицын)|Авраамия Палицына]]. Как живы, как занимательны сцены старинной русской жизни! сколько истины и добродушной веселостивесёлости в изображении характеров Кирши, Алексея Бурнаша, Федьки Хомяка, пана Копычинского, батьки Еремея! Романическое происшествие без насилия входит в раму обширнейшую происшествия исторического. Автор не спешит своим рассказом, останавливается на подробностях, заглядывает и в сторону, но никогда не утомляет внимания читателя. Разговор (живой, драматический везде, где он простонароден) обличает мастера своего дела. Но неоспоримое дарование г. Загоскина заметно изменяет ему, когда он приближается к лицам историческим. Речь Минина на нижегородской площади слаба: в ней нет порывов народного красноречия. Боярская дума изображена холодно. Можно заметить два-три лёгких анахронизма и некоторые погрешности противу языка и ''костюма''.|Автор=«[[Юрий Милославский, или Русские в 1612 году]]», 21 января<ref name="лг"/>}}
 
{{Q|Главная прелесть ром[анов] W. Scott состоит [в том], что мы знакомимся с прошедшим временем не с {{comment|''enflure''|надутостью (фр.)}} фр[анцузской] трагедии, не с чопорностью чувствительных романов, не с {{comment|dignité|приподнятостью тона (фр.)}} истории, но современно, но должным образом <…>.
Строка 172 ⟶ 173 :
{{Q|Изо всех наших поэтов [[Фёдор Николаевич Глинка|Ф. Н. Глинка]], может быть, самый оригинальный. Он не исповедует ни древнего, ни французского классицизма, он не следует ни готическому, ни новейшему романтизму <…>. Небрежность рифм и слога, обороты то смелые, то прозаические, простота, соединённая с изысканностию, какая-то вялость и в то же время энергическая пылкость, поэтическое добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей и свежесть живописи, иногда мелочной, — всё даёт особенную печать его произведениям.|Автор=«Карелия <…> Фёдора Глинки», 10 февраля<ref name="лг"/>}}
 
{{Q|Некоторые журналы, обвинённые в неприличности их полемики<ref>П. Вяземский. Отрывок из письма А. М. Г—ой // Денница. Альманах на 1830 ггод. — М.: Университетская типография (вышла 9 января). — С. 130.</ref>, указали на князя Вяземского как на начинщика брани<ref>[Н. А. Полевой]. Новые альманахи // Московский телеграф. — 1830. — Ч. 31, № 1. — С. 80.</ref><ref>Северная пчела. — 1830. — №12№ 12.</ref>, господствующей в нашей литературе. Указание неискреннее. Критические [[статьи и эссе Петра Вяземского|статьи кн. Вяземского]] носят на себе отпечаток ума тонкого, наблюдательного, оригинального. Часто не соглашаешься с его мыслями, но они заставляют мыслить. <…> Эпиграмматические же разборы его могут казаться обидными самолюбию авторскому, но кн. Вяземский может смело сказать, что личность его противников никогда не была им оскорблена; они же всегда преступают черту литературных прений и поминутно, думая напасть на писателя, вызывают на себя негодование члена общества и даже гражданина. <…> Чувство приличия зависит от воспитания и других обстоятельств. Люди светские имеют свой образ мыслей, свои предрассудки, непонятные для другой касты. Каким образом растолкуете вы мирному алеуту [[дуэль|поединок]] двух французских офицеров? Щекотливость их покажется ему чрезвычайно странною, и он чуть ли не будет прав.|Автор=<Некоторые журналы, обвинённые…> (<О статьях кн. Вяземского>), 10 февраля<ref name="лг"/>}}
 
{{Q|… в лучшем обществе [[жеманство]] и напыщенность ещё нестерпимее, чем простонародность (vulgarité), и оно-то именно и обличает незнание света, <…> откровенные, оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха, между тем как чопорные обиняки провинциальной вежливости возбудили бы только общую невольную улыбку.|Комментарий=продолжение предыдущего, отброшенное в печати<ref name="т58"/>|Автор=<О новейших блюстителях нравственности><ref name="н"/>}}
Строка 185 ⟶ 186 :
::3) Самый рассказ не есть уже пародия рассказа Карамзина, но нечто собственно принадлежащее г. Полевому.|Автор=«О втором томе „Истории русского народа“ Н. А. Полевого», октябрь-ноябрь}}
 
{{Q|Перечитывая [[Лукреция (Шекспир)|«Лукрецию»]], довольно слабую поэму [[Шекспир]]а, я подумал: что если б [[w:Лукреция|Лукреции]] пришла в голову мысль дать пощёчину [[w:Секст Тарквиний|Тарквинию]]? быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась. [[w:Публий Валерий Публикола|Публикола]]{{#tag:ref|Видимо, описка, так как мужем Лукреции был не Публикола, а [[w:Тарквиний Коллатин|Тарквиний Коллатин]]<ref name="о62"/>.||group="К"}} не взбесился бы, [[w:Луций Юний Брут|Брут]] не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те.
Итак, республикою, консулами, диктаторами, Катонами[[Катон]]ами, [[Юлий Цезарь|Кесарем]] мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моём соседстве, в Новоржевском уезде.
Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. <…>
«Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения.{{#tag:ref|См. комментарий [[Михаил Осипович Гершензон#Об А. С. Пушкине|комментарий М. О. Гершензона]] об1918 этойг. фразеи [[Григорий Александрович Гуковский|Г. А. Гуковского]] в статьеначале о[[Пушкин нёми илипроблемы реалистического стиля#Глава вторая. «Граф Нулин» и «Полтава»|главы 2 книги «Пушкин и проблемы реалистического стиля»]] о1948 поэмег.||group="К"}}.|Автор=<О [[Граф Нулин|«Графе Нулине»]]>, осень<ref name="н"/>}}
 
{{Q|Между тем как сладкозвучный, но однообразный [[Ламартин]] готовил новые благочестивые «Размышления» под заслуженным названием Harmonies religieuses, между тем как важный [[Виктор Гюго|Victor Hugo]] издавал свои блестящие, хотя и натянутые [[Восточные мотивы (Гюго)|«Восточные стихотворения»]] (Les Orientales), <…> и строгость нравов и приличий была объявлена в приказе по всей французской литературе, вдруг явился молодой поэт с книжечкой сказок и песен{{#tag:ref|Cборник Мюссе «Сказки Италии и Испании» (Contes d'Espagne et d'Italie, 1829).||group="К"}} и произвёл ужасный соблазн. [[Альфред де Мюссе|Musset]] взял, кажется, на себя обязанность воспевать одни смертные грехи, убийства и прелюбодеяние. Сладострастные картины, коими наполнены его стихотворения, превосходят, может быть, своею живостию самые обнажённые описания покойного [[Эварист Парни|Парни]]. О нравственности он и не думает, над нравоучением издевается и, к несчастию, чрезвычайно мило, с важным александрийским стихом чинится как нельзя менее, ломает его и коверкает так, что ужас и жалость. Воспевает луну такими стихами, какие осмелился бы написать разве только поэт блаженного XVI века, когда не существовали ещё ни Буало, ни гг. [[Жан Франсуа Лагарп|Лагарп]], [[w:en:François-Benoît Hoffman|Гофман]] и [[w:fr:Charles Joseph Colnet Du Ravel|Кольне]]. <…>
Строка 199 ⟶ 200 :
 
{{Q|Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя несколько одаренного вкусом и чувством. Кроме прелестных элегий и мелких стихотворений, знаемых всеми наизусть и поминутно столь неудачно подражаемых, Баратынский написал две повести, которые в Европе доставили бы ему славу, а у нас были замечены одними знатоками. <…>
Понятия, чувства 18-летнего поэта ещё близки и сродны всякому, молодые читатели понимают его и с восхищением в его произведениях узнают собственные чувства и мысли, выраженные ясно, живо и гармонически. Но лета идут — юный поэт мужает, талант его растёт, понятия становятся выше, чувства изменяются. Песни его уже не те{{#tag:ref|Повторяет мысль Баратынского из письма ему от марта 1828, далее до конца абзаца развивает её<ref>[[Ахматова]] А. А. «Каменный гость» Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. — Т. 2. — С. 186.</ref>.||group="К"}}. А читатели те же и разве только сделались холоднее сердцем и равнодушнее к поэзии жизни. Поэт отделяется от их, и мало-помалу уединяется совершенно. Он творит — для самого себя и если изредка ещё обнародывает свои произведения, то встречает холодность, невнимание и находит отголосок своим звукам только в сердцах некоторых поклонников поэзии, как он уединённых, затерянных в свете. <…>
У нас литература не есть потребность народная. Писатели получают известность посторонними обстоятельствами. Публика мало ими занимается. Класс читателей ограничен, и им управляют журналы, которые судят о литературе как о политической экономии, о политической экономии как о музыке, то есть наобум, понаслышке, безо всяких основательных правил и сведений, а большею частию по личным расчётам. <…>
Никогда не старался он малодушно угождать господствующему вкусу и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал к шарлатанству, преувеличению для произведения большего эффекта, никогда не пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и отчетливостиотчётливости, никогда не тащился по пятам увлекающего свой век гения, подбирая им оброненные колосья; он шёл своею дорогой один и независим. Время ему занять степень, ему принадлежащую, и стать подле [[Василий Жуковский|Жуковского]] и выше [[Константин Батюшков|певца Пенатов и Тавриды]]. <…>
Эпиграмма, определённая [[Никола Буало|законодателем французской пиитики]]: {{comment|Un bon mot de deux rimes orne|словцо, украшенное двумя рифмами («Поэтическое искусство», 1674)}}, скоро стареет и, живее действуя в первую минуту, как и всякое острое слово, теряет всю свою силу при повторении. Напротив, в эпиграмме Баратынского менее тесной, сатирическая мысль приемлет оборот то сказочный, то драматический и развивается свободнее, сильнее. Улыбнувшись ей как острому слову, мы с наслаждением перечитываем её как произведение искусства.|Автор=<Баратынский принадлежит…>, 1830 или нач. 1831<ref name="н"/>}}
 
Строка 213 ⟶ 214 :
{{Q|… ''романтическая'' школа французских писателей <…> сама полагает слишком большую важность в форме стиха, в цезуре, в рифме, в употреблении некоторых старинных слов, некоторых старинных оборотов и т. п.{{#tag:ref|Т.е. не отошла в этом от классицизма.||group="К"}}. <…>
Как можно вечно рифмовать для глаза, а не для слуха? <…>
Делорм обладал свойством чрезвычайно важным, не достающим почти всем французским поэтам новейшего поколения, свойством, без которого нет истинной поэзии, т. е. ''искренностию вдохновения''.|Автор=«Vie, poesies et pensees de Joseph Delorme (Жизнь, стихотворения и мысли Иосифа Делорма{{#tag:ref|Псевдоним-мистификацияЛитературная маска [[Сент-Бёв]]а.||group="К"}})…», июнь}}
 
{{Q|Сейчас прочёл [[Вечера на хуторе близ Диканьки|«Вечера близ Диканьки»]]. <…> Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия, какая чувствительность! Всё это так необыкновенно в нашей литературе <…>. Мне сказывали, что когда издатель{{#tag:ref|Т.е. Гоголь, написавший об этом Пушкину 21 августа.||group="К"}} вошёл в типографию, где печатались «Вечера», то наборщики начали прыгать и фыркать. Фактор объяснил их весёлость, признавшись ему, что наборщики помирали со смеху, набирая его книгу. <…> Ради бога, возьмите его сторону, если журналисты, по своему обыкновению, нападут на ''неприличие'' его выражений, на ''дурной тон'' и проч. Пора, пора нам осмеять [[Смешные жеманницы|les précieuses ridicules]] нашей словесности, людей, толкующих вечно о прекрасных читательницах, которых у них не бывало, о высшем обществе, куда их не просят, и всё это слогом камердинера профессора Тредьяковского.<ref>Л. Якубович. [Рец. на «Вечера…»] // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду. — 1831. — № 79, 3 октября.</ref>|Комментарий=первый печатный отклик на сочинения Гоголя<ref>Н. Г. Чернышевский. [[Очерки гоголевского периода русской литературы (статья третья)]] // Современник. — 1856. — Т. LV. —№ №22. — Отд. III. — С. 126.</ref>|Автор=письмо [[Александр Фёдорович Воейков|издателю]] Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду», август}}
 
{{Q|[[Журнал]] в смысле, принятом в Европе, есть отголосок целой партии, периодические памфлеты, издаваемые людьми, известными сведениями и талантами, имеющие своё политическое направление, своё влияние на порядок вещей. Сословие журналистов есть рассадник людей государственных — они знают это и, собираясь овладеть общим мнением, они страшатся унижать себя в глазах публики недобросовестностью, переметчивостью, корыстолюбием или наглостью. <…> Что ж тут общего с нашими журналами и журналистами?..|Автор=«Обозрение обозрений»}}
Строка 222 ⟶ 223 :
{{Q|[[Россия]] по своему положению, географическому, политическому etc. есть судилище, приказ Европы. <…> Беспристрастие и здравый смысл наших суждений касательно того, что делается не у нас, удивительны…|Автор=<«История поэзии» [[Степан Шевырёв|С. П. Шевырёва]]><ref name="н"/>, начало года}}
 
{{Q|Читатели наши, конечно, помнят впечатление, произведённое над ними появлением «Вечеров на хуторе»: все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой весёлости, простодушной и вместе лукавой. Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времён [[Фонвизин]]а! Мы так были благодарны [[Гоголь|молодому автору]], что охотно простили ему неровность и неправильность его слога, бессвязность и неправдоподобие некоторых рассказов, предоставя сии недостатки на поживу критики. Автор оправдал таковое снисхождение. Он с тех пор непрестанно развивался и совершенствовался. <…> [[Невский проспект (Гоголь)|«Невский проспект»]], самое полное из его произведений.<ref name="с1">Современник. — 1836. — Первый том (цензурноеценз. разрешениеразр. 31 марта). — С. 86, 304, 312.</ref>|Автор=«Вечера на хуторе близ Диканьки». <…> Издание второе}}
 
{{Q|[[w:Люценко, Ефим Петрович|Переводчик]] [[Кристоф Мартин Виланд|Виландовой поэмы]], гражданин и литератор заслуженный, почтенный отец семейства, не мог ожидать нападения столь жестокого<ref>[[Осип Сенковский]] (без подписи). «Вастола, или Желания». Повесть в стихах, сочинение Виланда. Издал А. Пушкин // Библиотека для чтения. — 1836. — Т. XIV. — № 2 (вышел 1 февраля). — Отд. VI (Литературная летопись). — С. 31-35.</ref> Он человек небогатый, но честный и благородный. Он мог поручить другому приятный труд издать свою поэму, но конечно бы не принял милостыни от кого бы то ни было.
Строка 229 ⟶ 230 :
{{Q|[[w:Георгий (Конисский)|Георгий]] есть один из самых достопамятных мужей минувшего столетия.<ref name="с1"/>|Автор=«Собрание сочинений Георгия Кониского, архиепископа Белорусского»}}
 
{{Q|… нежные пальчики [[w:Дурова, Надежда Андреевна Дурова|Н. А. Дуровой]], некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным.<ref>Современник. — 1836. — Второй том (ценз. разр. 30 июня 1836). — С. 53.</ref>|Автор=«Записки Н. А. Дуровой, издаваемые А. Пушкиным» (предисловие)}}
 
{{Q|Приемля журнальный жезл, собираясь проповедовать истинную критику, весьма достохвально поступили бы вы, м. г., если б перед стадом своих подписчиков{{#tag:ref|Булгарин отметил это неуважение в фельетоне «Моё перевоспитание по методе взаимного обучения»<ref name="сп36">Северная пчела. — 1836. — № 255 (6 ноября); № 256 (7 ноября).</ref>.||group="К"}} изложили предварительно свои мысли о должности критика и журналиста и принесли искреннее покаяние в слабостях, нераздельных с природою человека вообще и журналиста в особенности. <…>
Статья [[О движении Журнальной Литературы, в 1834 и 1835 году|''О движении журнальной литературы'']] по справедливости обратила на себя общее внимание. <…> По мнению вашему, вся наша словесность обращается около [[Библиотека для чтения|«Библиотеки для чтения»]]. Все другие повременные издания рассмотрены только в отношении к ней.
<…> не понимаю, как можно говорить не в шутку о некоторых произведениях отечественной литературы. Публика требует отчёта обо всём выходящем. Неужто журналисту надлежит наблюдать один и тот же тон в отношении ко всем книгам, им разбираемым? <…> Признаюсь, некоторые из [[рецензии Осипа Сенковского в «Библиотеке для чтения»|весёлых разборов, попадающихся в «Библиотеке для чтения»]], тешат меня несказанно, и мне было бы очень жаль, если бы критик предпочёл хранить величественное молчание. <…>
Может ли письменный [[язык]] быть совершенно подобным разговорному? Нет, так же, как разговорный язык никогда не может быть совершенно подобным письменному. <…>
Многие из статей <г. [[Сенковский|Сенковского]]>, пропущенных вами без внимания, достойны были занять место в лучших из европейских журналов. В показаниях его касательно Востока мы должны верить ему, как люди непосвященные.<…> Он издаёт «Библиотеку» с удивительной сметливостию, с аккуратностию, к которой не приучили нас гг. русские журналисты. Мы, смиренные провинциалы, благодарны ему — и за разнообразие статей, и за полноту книжек, и за свежие новости европейские, и даже за отчёт об литературной всячине.
<…> мы с крайней досадою видим, что гг. журналисты думают нас занять нравоучительными статейками, исполненными самых детских мыслей и пошлых шуточек, которые достались [[Северная пчела|«Северной пчеле»]], вероятно, по наследству от [[w:Трудолюбивая пчела|«Трудолюбивой пчелы»]].{{#tag:ref|Булгарин написал там же: «… этот критик ''видит'', что журналисты ''думают''! в Петербурге мы не так зорки. <…> Но зачем же вы, почтенный А. Б., основали всю статью свою на моих детских мыслях, изложенных в [[Мнение о литературном журнале «Современник», издаваемом Александром Сергеевичем Пушкиным, на 1836 год|нравоучительной статейке]] противу первой книжки «Современника» и напечатанных в «Северной пчеле»?» в июне и привёл примеры пошлых, по его мнению, мест из произведений «Современника»<ref name="сп36"/>.||group="К"}}
<…> г. [[Виссарион Белинский|Белинский]] обличает талант, подающий большую надежду. Если бы с независимостью мнений и остроумием своим он соединял более учёности, более начитанности, более уважения к преданию, словом, более зрелости, то мы бы имели в нём критика весьма замечательного. <…>
Строка 242 ⟶ 243 :
{{Q|Недавно издана в Париже переписка Вольтера с президентом [[w:Бросс, Шарль де|де Броссом]]. Она касается покупки земли, совершенной Вольтером в 1758 году.
Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем [[автограф]]ы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучений и восторгов. Но, кажется, одному Вольтеру предоставлено было составить из деловой переписки о покупке земли книгу, на каждой странице заставляющую вас смеяться, и передать сделкам и купчиям всю заманчивость остроумного памфлета. Судьба на столь забавного покупщика послала продавца не менее забавного. Президент де Бросс есть один из замечательнейших писателей прошедшего столетия. <…> В этих дружеских письмах де Бросс обнаружил необыкновенный талант. Учёность истинная, но никогда не отягощённая педантизмом, глубокомыслие, шутливая острота, картины, набросанные с небрежением, но живо и смело, ставят его книгу выше всего, что писано было в том же роде. <…>
В [[s:fr:Correspondance de Voltaire/1759/Lettre 3796|одном из этих писем]] встретили мы <…> стихи Вольтера{{#tag:ref|Вариант стихотворения [[s:fr:Page:Voltaire - Œuvres complètes Garnier tome10.djvu/597|«К мадам де ***, которая подарила автору розовый куст»]]<ref>М. П. Кудинов. Вступительное слово // Вольтер. Стихи и проза. — М.: Московский рабочий, 1987. — С. 12.</ref>.||group="К"}}. На них лёгкая печать его неподражаемого таланта.
<…> в этих семи стихах мы находим более слога, более жизни, более мысли, нежели в полдюжине длинных французских стихотворений, писанных в нынешнем вкусе, где мысль заменяется исковерканным выражением, ясный язык Вольтера — напыщенным языком [[Ронсар]]а, живость его — несносным однообразием, а остроумие — площадным цинизмом или вялой меланхолией. <…>
Вольтер, во всё течение долгой своей жизни, никогда не умел сохранить своего собственного достоинства. <…> Наперсник государей, идол Европы, <…> Вольтер и в старости не привлекал уважения к своим сединам: лавры, их покрывающие, были обрызганы грязью. Клевета, преследующая знаменитость, но всегда уничтожающаяся перед лицом истины, вопреки общему закону, для него не исчезала, ибо была всегда правдоподобна. <…>
Что из этого заключить? что [[гений]] имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества; что настоящее место писателя есть его учёный кабинет и что, наконец, независимость и самоуважение одни могут нас возвысить над мелочами жизни и над бурями судьбы.<ref name="с3"/>|Автор=«Вольтер»}}
Строка 253 ⟶ 256 :
{{Q|Прежние романисты представляли человеческую природу в какой-то жеманной напыщенности; <…> нынешние, напротив, любят выставлять порок всегда и везде торжествующим и в сердце человеческом обретают только две струны: эгоизм и тщеславие. Таковой поверхностный взгляд на природу человеческую обличает, конечно, мелкомыслие и вскоре так же будет смешон и приторен <…>. Покамест он ещё нов, и публика, то есть большинство читателей, с непривычки видит в нынешних романистах глубочайших знатоков природы человеческой. Но уже «словесность отчаяния» (как назвал её Гёте), «словесность сатаническая» (как говорит [[Роберт Cаyти|Соувей]]), словесность гальваническая, каторжная, пуншевая, кровавая, цигарочная и пр., — эта словесность, давно уже осужденная высшею критикою, начинает упадать даже и во мнении публики.|Автор=там же}}
 
{{Q|Я прочёл со вниманием всё, что было напечатано о [[w:Пугачёв, Емельян Иванович Пугачёв|Пугачёве]], и сверх того 18 толстых томов in-folio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные [[w:Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачёва|события эпохи]], мною описанной, поверяя мертвыемёртвые документы словами ещё живых, но уже престарелых очевидцев и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою.
Сказано было, что «[[История Пугачёвского бунта]]» не открыла ничего нового, неизвестного. Но вся эта эпоха была худо известна. Военная часть оной никем не была обработана; многое даже могло быть обнародовано только с высочайшего соизволения. <…>
Признаюсь, я полагал себя вправе ожидать от публики благосклонного приёма, конечно, не за самую «Историю Пугачёвского бунта», но за исторические сокровища, к ней приложенные. Сказано было<ref name="сп36"/>, что историческая достоверность моего труда поколебалась от разбора г. [[w:Броневский, Владимир Богданович|Броневского]]<ref name="б">П. К. «История Пугачевского бунта» // Сын отечества и Северный архив. — 1835. — Т. 47. — № 3 (вышел 19 января). — С. 177-186.</ref>. Вот доказательство, какое влияние имеет у нас критика, как бы поверхностна и неосновательна она ни была!<ref name="с3"/>|Автор=«Об „Истории Пугачёвского бунта“ (Разбор статьи, напечатанной в „Сыне отечества“ в январе 1835 года)»}}
Строка 265 ⟶ 268 :
{{Q|[[наука в России|Наши так называемые ''учёные'']] принуждены заменять существенные достоинства изворотами более или менее удачными: порицанием предшественников, новизною ''взглядов'', приноровлением модных понятий к старым давно известным предметам и пр. Таковые средства (которые, в некотором смысле, можно назвать шарлатанством) не подвигают науки ни на шаг, поселяют жалкий дух сомнения и отрицания в умах незрелых и слабых и печалят людей истинно учёных и здравомыслящих.<ref name="с3"/>|Автор=«Словарь о святых, прославленных в российской церкви»}}
 
{{Q|В наше время молодому человеку, который готовится посетить великолепный Восток, мудреномудрёно, садясь на корабль, не вспомнить лорда Байрона и невольным сочувствием не сблизить судьбы своей с судьбою [[Чайльд-Гарольд|Чильд-Гарольда]]. Ежели, паче чаяния, молодой человек ещё и поэт и захочет выразить свои чувствования, то как избежать ему подражания? Можно ли за то его укорять? Талант неволен, и его [[подражание]] не есть постыдное похищение — признак умственной скудости, но благородная надежда на свои собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения, — или чувство, в смирении своём ещё более возвышенное: желание изучить свой образец и дать ему вторичную жизнь. <…>
Главные достоинства «Фракийских элегий»: блеск и энергия; главные недостатки: напыщенность и однообразие.<ref name="с3"/>|Автор=«Фракийские элегии. Стихотворения [[Виктор Григорьевич Тепляков|Виктора Теплякова]]»}}
 
Строка 280 ⟶ 283 :
Вообще, как критик, он был умнее на словах, нежели на бумаге. Иногда вырывались у него чрезвычайно меткие, остроумные замечания, которые были бы некстати в печатной критике, но в разговоре поражали своею истиною. Рассуждая о стихотворных переводах [[w:Вронченко, Михаил Павлович|Вронченки]], производивших тогда впечатление своими неотъемлемыми достоинствами, он сказал: «Да, они хороши, потому что дают понятие о подлиннике своём; но та беда, что к каждому стиху Вронченки привешана гирька!»<ref>Исторический Вестник. — 1887. — № 6. — С. 567-8.</ref>|Автор=[[Ксенофонт Полевой]], записки}}
 
{{Q|Во всём этом виден не критик, опирающийся в своих суждениях на известные начала, но гениальный человек, которому его верное и глубокое чувство или, лучше сказать, богатая субстанция открывает истину везде, на что он ни взглянет.|Автор=[[Виссарион Белинский]], [[Литературная хроника (Белинский, март 1838)|«Литературная хроника»]], март 1838]]}}
 
{{Q|В журнальных статьях своих Пушкин отразился со всеми своими предрассудками: в них виден человек, не чуждый образованности своего века, но по какому-то странному упорству добровольно оставшийся при идеях Карамзина, очень почтенных… для своего времени, которое давно прошло.|Автор=Виссарион Белинский, «Сочинения Александра Пушкина», [[Сочинения Александра Пушкина (Белинский)/Статья одиннадцатая и последняя|статья одиннадцатая и последняя]], январь 1846}}
 
{{Q|… можно обладать великим чутьём критики и, подобно Дельвигу, парализировать им свои творческие способности. Но критическая зоркость Александра Сергеича только возвышала его талант, подобно тому, как резкий воздух горных стран Европы, гибельный для слабых организаций, ещё более укрепляет человека сильного. <…>
Источник — https://ru.wikiquote.org/wiki/Служебная:Сравнение_версий/362844