Даниил Иванович Хармс

Даниил Хармс
со специальным лицом
конец 1930-х

Дании́л Ива́нович Хармс (настоящая фамилия Ювачёв; 1905 — 1942) — русский поэт, прозаик и драматург, писавший в абсурдистской манере.

Цитаты

	Совершенную вещь можно всегда изучать, иными словами в совершенной вещи есть всегда что-либо неизученное. Если бы оказалась вещь изученная до конца, то она перестала бы быть совершенной ибо совершенно только то что конца не имеет то есть бесконечно.
	— «О круге»

	Совет артистам-юмористам. Я заметил, что очень важно найти смехотворную точку. Если хочешь, чтобы аудитория смеялась, выйди на эстраду и стой молча, пока кто-нибудь не рассмеётся. Тогда подожди ещё немного, пока не засмеётся ещё кто-нибудь, но так, чтобы все слышали. <…> Когда это всё случится, то знай, что смехотворная точка найдена. :117
	— «О смехе»

	Нужно ли человеку что-либо помимо жизни и искусства? Я думаю, что нет: больше не нужно ничего, сюда входит всё настоящее.
	— письмо К. В. Пугачёвой 16 октября 1933

	Хорошо и практично, чтобы избавиться от порока курения, использовать порок хвастовства.
	— «О вреде курения», 1933

	У одной маленькой девочки на носу выросли две голубые ленты. Случай особенно редкий, ибо на одной ленте было написано «Марс», а на другой — «Юпитер». — приведено полностью
	— «Новая анатомия», 1935

	Как трудно бывает что-нибудь запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запомнишь одно, а вспомнишь совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь с трудом, но очень крепко, и потом ничего вспомнить не сможешь.
	— Рассказы и повести. 89. «Воспоминания одного мудрого старика», ~ 1936

	Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что достоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже сам, будучи чрезвычайно гибким в теле, попробовал поцеловать себе свою собственную ногу. Я сел на скамейку, взял в руки свою правую ногу и подтянул её к лицу. Мне удалось поцеловать большой палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье других людей.
	— там же

	Два человека разговорились. Причём один человек заикался на гласных, а другой на гласных и согласных. Когда они кончили говорить, стало очень приятно — будто потушили примус.
	— <1936—1937>

	Травить детей — это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!:136
	— отдельная запись, <середина — 2-я половина 1930-х>

	На замечание: «Вы написали с ошибкой», ответствуй: «Так всегда выглядит в моём написании».
	— отдельная запись, <1937—1938>

	Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно бить по морде человека! — начало сценки
	— 1939

Стихи

	Я теперь считаю так: меры нет. Вместо меры наши мысли, заключённые в предмет. Все предметы оживают, бытие собой украшают.
	— «Измерение вещей», 1929

	Скверно думаешь товарищ и несёшь одну фасоль революции пожарищ Богом уши не мозоль.
	— «Окнов и Козлов», 1931

	Ты шьёшь. Но это ерунда. Мне нравится твоя манда она влажна и сильно пахнет. Иной посмотрит, вскрикнет, ахнет и убежит, зажав свой нос. <…> А мне твой сок сплошная радость. Ты думаешь, что это гадость, а я готов твою пизду лизать, лизать без передышки и слизь глотать до появления отрыжки.
	— «Ты шьёшь. Но это ерунда...», <1931>

Гости радостно пируют И гурьбой за столом сидят И говядину едят И наливки жадно пьют И чего то там под столом делают И дамочкам предлагают раздеться. А дамочки, тру ля ля, танцуют И под музыку приседают. Один из гостей на стол полез, Но его отвели в ванную комнату. Хозяйка лифчик расстегнула И пошла плясать вовсю. Композитор Ваня Конов Хотел хозяйку схватить за подол. Но потерял равновесие И лёг на пол. А Нина Петухова Сняла свои панталоны И дала их Семёну Палкину обнюхивать.

— «Гости радостно пируют...», <1935>

	Григорий студнем подавившись Прочь от стола бежит с трудом На гостя хама рассердившись Хозяйка плачет за столом. Одна, над чашечкой пустой, Рыдает бедная хозяйка. Хозяйка милая, постой, <…>. На гостя нечего сердиться. Твой студень сделан из копыт Им всякий мог бы подавиться. — пример комического снижения темы
	— «Григорий студнем подавившись...», 20 февраля 1937

Записные книжки

Говорят, скоро всем бабам отрежут задницы и пустят их гулять по Володарской. Это не верно! Бабам задниц резать не будут.:137

За дам задам по задам.

Мне дано всё, чтобы жить возвышенной жизнью. А я гибну в лени, разврате и мечтании.

Не смешивай чистоту с пустотой.:94

Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что все скажут: «Какая сила характера!» Но никто не сказал ничего. — сценка приведена полностью

Чистота близко к пустоте.:93

Что такое цветы? У женщин между ног пахнет значительно лучше. То и то природа, а потому никто не смеет возмущаться моим словам.:137

Статьи о произведениях

• См. Категория:Произведения Даниила Хармса

О Хармсе

	… и стихами, и самим образом своего существования отрицал он установившуюся литературную, а может быть, и всякую форму бытия. Юродивые тем же поражают и обжигают слабую, и грешную, и послушную законам нынешнего дня толпу. В его стихах и в его обращении с миром предполагалась вера в чистейшие формы, освобождённые от литературы. Освобождение от всех законов.
	— Евгений Шварц, дневник, конец июля 1954

… за столом <…> он держался прямее всех, руки на столе держал правильно, отлично управлялся с ножом и вилкой, только ел очень уж торопливо и жадно, словно голодающий. В свободное от еды и питья время он вертел в руках крошечную записную книжку, в которую записывал что-то. Или рисовал таинственные фигуры. От времени до времени задерживал внезапно дыхание, сохраняя строгое выражение. Я предполагал, что произносит он краткое заклинание или молитву. Со стороны это напоминало икание. Лицо у него было значительное. Лоб высокий. Иногда, по причинам тоже таинственным, перевязывал он лоб узенькой чёрной бархоткой. Так и ходил, подчиняясь внутренним законам. Подчиняясь другим внутренним законам, тем же, что заставляли его держаться прямо за столом и, стуча каблуками, поднимать уроненный дамой платок, он всегда носил жилет, манишку, крахмальный высокий отложной воротничок и чёрный маленький галстучек бабочкой, что при небрежности остальных частей одежды могло бы усилить впечатление странности, но оно не возникало вообще благодаря несокрушимо уверенной манере держаться. Когда он шагал по улице с чёрной бархоткой на лбу, в жилете и крахмальном воротничке, в брюках, до колен запрятанных в чулки, размахивая толстой палкой, то на него мало кто оглядывался. Впрочем, в те годы одевались ещё с бору да с сосенки. Оглядывались бы с удивлением на человека в шляпе и новом, отглаженном костюме. Был Даниил Иванович храбр. В паспорте к фамилии Ювачев приписал он своим корявым почерком псевдоним Хармс, и когда различные учреждения, в том числе и отделение милиции, приходили от этого в ужас, он сохранял ледяное спокойствие.

— Евгений Шварц, «Телефонная книжка», запись 12 сентября 1955