Три мушкетёра

• Один за всех и все за одного!

• Смеётся над конём тот, кто не осмелится смеяться над его хозяином!
• Не всякий бой можно выиграть. Великий Помпей проиграл Фарсальскую битву, а король Франциск Первый, который, как я слышал, кое-чего стоил, — бой при Павии.
• Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу. — Отлично, явлюсь без десяти двенадцать!
• Париж, черт возьми, не вымощен батистовыми платочками.
• Как? Ваш первый секундант — господин Портос?
• Я дерусь просто потому, что я дерусь.
• Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны!
• Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу юноша, почти ребёнок, а скажут, что нас было четверо.
• Скучно, сударь! Давайте поскучаем вместе.
• Кто спит — обедает.
• О, боже, сколько предосторожностей ради изучения богословия!
• Будь вино плохое, начальник стражи, быть может, усомнился бы в искренности д’Артаньяна, но вино было хорошее, и он поверил.
• Тонкий, сверкающий белизной чулок, кружевной воротничок, изящная туфелька, красивая ленточка в волосах не превратят уродливую женщину в хорошенькую, но хорошенькую сделают красивой, не говоря уж о руках, которые от всего этого выигрывают. Руки женщины, чтобы остаться красивыми, должны быть праздными.
• Но что значит для сильных мира доброе имя какой-то жалкой галантерейщицы!
• А что ваше высокопреосвященство сделали с этим человеком? — Сделал с ним все, что можно было с ним сделать. Я сделал из него шпиона, и он будет следить за собственной женой.
• Тысяча чертей! С каких это пор мушкетёрам предоставляется отпуск, о котором они не просили? — С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них.
• Весьма сожалею, сударь, но я прибыл первым и не пройду вторым. — Весьма сожалею, сударь, но я прибыл вторым, а пройду первым.
• Вот это за Атоса! Вот это за Портоса! Вот это за Арамиса!
•  — Все погибло! — воскликнул герцог, побледнев как смерть.
  — Не хватает двух подвесок. Их осталось всего десять.
•  — Мы говорим: «Горд, как шотландец», — вполголоса произнёс герцог.
  — А мы говорим: «Горд, как гасконец», — ответил Д’Артаньян. — Гасконцы — это французские шотландцы.
• Сударыня, почему же, позвольте вас спросить, вы не надели алмазные подвески? Ведь вы знали, что мне было бы приятно видеть их на вас.
• После награды за преданность должна была прийти награда за любовь.
• Когда я счастлив, мне хочется, чтобы были счастливы все кругом, но, по-видимому, это невозможно.
• Желаю вам повеселиться! — отвечал Бонасье замогильным голосом.
• У пистолей, молодой человек, нет имени, а у этого перстня имя есть, страшное имя, которое может погубить того, кто носит его на пальце.
• Не надо смешивать осторожность с трусостью, сударь. Осторожность — это добродетель.
• Д’Артаньян чувствовал, что тупеет.
• Мир — это склеп, и ничего больше.
• Oн только улыбался, слыша латинские выражения, которыми щеголял Арамис и которые якобы понимал Портос; два или три раза, когда Арамис допускал какую-нибудь грамматическую ошибку, ему случалось даже, к величайшему удивлению друзей, поставить глагол в нужное время, а существительное в нужный падеж.
• Вы ранены? — Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все.
• Я хочу сказать, что любовь — это лотерея, в которой выигравшему достается смерть! Поверьте мне, любезный д’Артаньян, вам очень повезло, что вы проиграли! Проигрывайте всегда — таков мой совет.
• Разучилась пить молодёжь, — сказал Атос, глядя на него с сожалением, — а ведь этот ещё из лучших!
• Лоб д’Артаньяна был покрыт холодным потом: поистине эта женщина была чудовищем.
• Сопротивляться было невозможно — от сопротивления всегда столько шума, — и Кэтти уступила.
• Вот уже третий раз я пишу вам о том, что люблю вас. Берегитесь, как бы в четвёртый раз я не написала, что я вас ненавижу.
• О, вы не любите меня! — вскричала Кэтти. — Как я несчастна! На этот упрёк есть один ответ, который всегда вводит женщин в заблуждение. Д’Артаньян ответил так, что Кэтти оказалась очень далека от истины.
• Обычно люди обращаются за советом, — говорил Атос, — только для того, чтобы не следовать ему, а если кто-нибудь и следует совету, то только для того, чтобы было кого упрекнуть впоследствии.
• Понимаю. Чтобы разыскать одну женщину, вы ухаживаете за другой: это самый длинный путь, но зато и самый приятный.
• Окажите достойный прием подателю письма — это граф и испанский гранд.
• Д’Артаньян смотрел поочерёдно на этих двух женщин и вынужден был признать в душе, что, создавая их, природа совершила ошибку: знатной даме она дала продажную и низкую душу, а субретке — сердце герцогини.
• Она смотрела на часы, вставала, снова садилась и улыбалась д’Артаньяну с таким видом, который говорил: «Вы, конечно, очень милы, но будете просто очаровательны, если уйдёте!»
• Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы.
•  — Такие женщины, как я, не плачут, — сказала миледи.
• — Итак… — ответил д’Артаньян, нагибаясь к уху Атоса и понижая голос, — итак, миледи заклеймена на плече цветком лилии.
• — Послушайте, — сказал д’Артаньян, — вы уверены, что та женщина действительно умерла?
•  — А Бастилия? — спросил Арамис.
   — Подумаешь! Вы вытащите меня оттуда, — сказал д’Артаньян.
•  — Так вы богаты? — удивился Арамис.
   — Богат, богат, как Крез, дорогой мой! — И д’Артаньян забренчал в кармане остатками своих пистолей.
• Четыре товарища пустились в путь: Атос на лошади, которой он был обязан своей жене, Арамис — любовнице, Портос — прокурорше, а д’Артаньян — своей удаче, лучшей из всех любовниц.
• В таком случае я скажу вашему высокопреосвященству, что все мои друзья находятся среди мушкетёров и гвардейцев короля, а враги, по какой-то непонятной роковой случайности, служат вашему высокопреосвященству, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение, ваша светлость.
• И все же я дам вам один совет: берегитесь, господин д’Артаньян, ибо с той минуты, как вы лишитесь моего покровительства, никто не даст за вашу жизнь и гроша!
• Атос глубоко задумался и ничего не ответил. Однако, когда они остались вдвоём, он сказал другу: — Вы сделали то, что должны были сделать, д’Артаньян, но быть может, вы совершили oшибку. Д’Артаньян вздохнул, ибо этот голос отвечал тайному голосу его сердца, говорившему, что его ждут большие несчастья.
• Ничего не поделаешь! За неимением шампанского и шамбертена, придётся вам удовольствоваться анжуйским.
•  — Атос, Атос, уверяю вас, это ваша жена! — повторял д’Артаньян. — Неужели вы забыли, как сходятся все приметы?
  — И все-таки я думаю, что та, другая, умерла. Я так хорошо повесил ее…
•  — Я только временно состою в мушкетёрах, — со смирением сказал Арамис.
  — По-видимому, он давно не получал известий от своей любовницы, — прошептал Атос. — Не обращайте внимания, это нам уже знакомо.
• — Я, ваша светлость, — сказал Атос, — даже и не прикоснулся к шпаге — я просто взял своего противника в охапку и вышвырнул его в окно… Кажется, при падении, — продолжал Атос с некоторым колебанием, — он сломал себе ногу.
• Открыто и честно… — повторила миледи с едва уловимым оттенком двусмысленности.
• Если он будет упорствовать… — Кардинал сделал паузу, потом снова заговорил: — Если он будет упорствовать, тогда я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют лицо государства.
• — Так вы думаете, что пожар палаты суда не был случайностью? — осведомился Ришелье таким тоном, точно он задал вопрос, не имеющий ни малейшего значения.
• — Да, миледи, — ответил Атос, — граф де Ла Фер, собственной персоной, нарочно явился с того света, чтобы иметь удовольствие вас видеть. Присядем же и побеседуем, как выражается господин кардинал.
• — Да, ад воскресил вас, — продолжал Атос, — ад сделал вас богатой, ад дал вам другое имя, ад почти до неузнаваемости изменил ваше лицо, но он не смыл ни грязи с вашей души, ни клейма с вашего тела!
• — Д’Артаньян жестоко оскорбил меня, — глухим голосом сказала миледи, — Д’Артаньян умрёт.
• То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.
• — А теперь… — сказал Атос, закутываясь в плащ и надевая шляпу, — теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь!
• Каналья трактирщик! Всучил нам анжуйское вместо шампанского и воображает, что нас можно провести!..
•  — Но раз она попалась тебе в руки, почему ты ее не утопил, не задушил, почему не повесил? — спросил Портос. — Ведь мёртвые не возвращаются обратно.
  — Вы так думаете, Портос? — заметил Атос с мрачной улыбкой, значение которой было понятно только д’Артаньяну.
• А знамя, черт побери! Нельзя оставлять знамя неприятелю, даже если это просто салфетка.
• Все тот же юный хитрец! Положительно необходимо, чтобы эта четвёрка друзей перешла ко мне на службу.
• Атос нашел подходящее название: семейное дело. Семейное дело не подлежало ведению кардинала; семейное дело никого не касалось; семейным делом можно было заниматься на виду у всех.
• Эти три «да» были произнесены Атосом, и каждое последующее звучало мрачнее предыдущего.
• И д’Артаньян бросил мешок на стол. При звоне золота Арамис поднял глаза, Портос вздрогнул, Атос же остался невозмутимым.
• Теперь остаётся только надписать на этом письме адрес. — Это очень легко, — сказал Арамис. Он кокетливо сложил письмо и надписал: «Девице Мишон, белошвейке в Туре».
• Эх, господа, надо принимать во внимание все случайности! Жизнь — это чётки, составленные из мелких невзгод, и философ, смеясь, перебирает их. Будьте, подобно мне, философами, господа, садитесь за стол, и давайте выпьем: никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена.
• Кардинал кусал усы и губы.
• Право, этот человек очень неосторожно поступает, разговаривая так с мужчинами. Можно подумать, что ему приходилось иметь дело только с женщинами и детьми.
• Бросьте жертву в пасть Ваала, / Киньте мученицу львам / Отомстит Всевышний вам!.. / Я из бездн к нему воззвала
• Любезный кузен! Вот вам разрешение моей сестры взять нашу юную служанку из Бетюнского монастыря, воздух которого, по вашему мнению, вреден для нее.
• Если бы вы имели дело только с четырьмя мужчинами, д’Артаньян, я отпустил бы вас одного. Вы же будете иметь дело с этой женщиной — так поедем вчетвером, и дай бог, чтобы всех нас, да еще с четырьмя слугами в придачу, оказалось достаточно!
• — Засвидетельствуйте мое почтение кардиналу.
  — А вы — мое почтение сатане. — Миледи и Рошфор обменялись улыбками и расстались.
• — Констанция! Констанция! — крикнул д’Артаньян.
• — Мне думается, однако, — заметил лорд Винтер, — что если нужно принять какие-нибудь меры против графини, то это мое дело: она моя невестка.
  — И мое, — сказал Атос, — она моя жена.
• — Нам нужна, — ответил Атос, — Шарлотта Баксон, которую звали сначала графиней де Ла Фер, а потом леди Винтер, баронессой Шеффилд.
• — Лилльский палач! Лилльский палач! — выкрикивала миледи, обезумев от страха и цепляясь руками за стену, чтобы не упасть.
• Атос поднял руку.
   — Шарлотта Баксон, графиня де Ла Фер, леди Винтер, — произнес он, — ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и бога на небе. Если вы знаете какую-нибудь молитву, прочитайте ее, ибо вы осуждены и умрете.
• — Потому что я не хочу умирать! — воскликнула миледи, пытаясь вырваться из рук палача. — Потому что я слишком молода, чтобы умереть!
  — Женщина, которую вы отравили в Бетюне, была еще моложе вас, сударыня, и, однако, она умерла, — сказал д’Артаньян.
  — Я поступлю в монастырь, я сделаюсь монахиней… — продолжала миледи. — Вы уже были в монастыре, — возразил палач, — и ушли оттуда, чтобы погубить моего брата.
• — Д’Артаньян! Д’Артаньян! — крикнула она. — Вспомни, что я любила тебя!
• — Ваше помилование? — удивился Ришелье.- А кем оно подписано? Королем? — Кардинал произнес эти слова с особым оттенком презрения.
• Друг мой, для Атоса это слишком много, для графа де Ла Фер, — слишком мало.