Аврелий Августин: различия между версиями
[непроверенная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м «Августин Блаженный» переименована в «Аврелий Августин» поверх перенаправления |
ChtitBot (обсуждение | вклад) м робот добавил: hr:Sveti Augustin |
||
Строка 32: | Строка 32: | ||
[[fr:Augustin d'Hippone]] |
[[fr:Augustin d'Hippone]] |
||
[[he:אוגוסטינוס]] |
[[he:אוגוסטינוס]] |
||
[[hr:Sveti Augustin]] |
|||
[[hu:Szent Ágoston]] |
[[hu:Szent Ágoston]] |
||
[[it:Agostino d'Ippona]] |
[[it:Agostino d'Ippona]] |
Версия от 15:55, 17 мая 2009
- В главном единство, во второстепенном свобода, во всём любовь.
- Прошлого уже нет, будущего еще нет, а настоящее лишено протяженности.
- Все хотят быть блаженными, но не все могут.
- И гордость ведь прикидывается высотой души.
- Кто ненавидит мир? Те, кто растерзал истину.
- Время врачует все раны.
- Воля в нас всегда свободная, да не всегда добрая
- Важно знать, должен ли один человек любить другого ради него самого, или во имя чего-то иного. Когда мы любим человека ради него самого, мы наслаждаемся им, когда мы любим его во имя чего-то ещё, мы его используем.
- Человек — это законченная картина, можно что-то в ней не любить, как там изображены горы или реки, можно в ней любить что-то определенное. Но воспринимать ее надо целиком, в комплексе. Или ты любишь человека всего, или нет. Да, иногда нельзя мириться с теми или иными чертами, и тогда надо искать компромисса.
- Eсли ты любишь человека таким, какой он есть, то ты любишь его. Eсли ты пытаешься его кардинально менять, то ты любишь себя. Вот и всё.
- Dilige et quod vis fac
- Люби — и делай что пожелаешь
- Люби, и тогда чего хочешь — делай (перевод Флетчера)
- grande profundum est ipse homo... capilli eius magis numerabiles quam affectus eius et motus cordis eius // Confessions IV, xiv, 22
- Великая бездна сам человек... волосы его легче счесть, чем его чувства и движения его сердца.
- Всем нравится прекрасная лошадь, но почему-то совершенно нет желающих ею стать.
- Верую чтобы понимать
- Не существует никакого соглашения, никакой доброй цели, никакой особой милости, посредством которых было бы дано божественное или человеческое позволение говорить ложь. (De Mendacio [1])