Молочай: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Khanaon (обсуждение | вклад) →Молочай в поэзии: начало века |
Khanaon (обсуждение | вклад) |
||
Строка 80: | Строка 80: | ||
[[верба|вербы]] ― не вербы: молочай… |
[[верба|вербы]] ― не вербы: молочай… |
||
Поздравь, смуглянка, меня с обновкою ― |
Поздравь, смуглянка, меня с обновкою ― |
||
полной свободой, [[журавль|журавля]] встречай!<ref>''[[:w:Нарбут, Владимир Иванович|В. Нарбут]]''. Стихотворения. М.: Современник, 1990 г.</ref>|Автор=[[:w:Нарбут, Владимир Иванович|Владимир Нарбут]], |
полной свободой, [[журавль|журавля]] встречай!<ref>''[[:w:Нарбут, Владимир Иванович|В. Нарбут]]''. Стихотворения. М.: Современник, 1990 г.</ref>|Автор=[[:w:Нарбут, Владимир Иванович|Владимир Нарбут]], «Незабываемое забудется...» ''(из цикла «Абиссиния»)'', 1918}} |
||
{{Q|Есть месяц жадных [[волк|волчьих]] стай, |
{{Q|Есть месяц жадных [[волк|волчьих]] стай, |
Версия от 13:08, 27 сентября 2014
Молоча́й, эуфо́рбия или эвфо́рбия (лат. Euphórbia) — крайне разнообразные по внешнему виду и широко распространённые растения из рода Эуфорбия семейства Молочайных, в котором насчитывается от пятисот до тысячи не похожих друг на друга видов. Так же широко молочаи и распространены. Например, только на территории России и близких стран произрастает около 160 видов. Молочаи могут быть как однолетними, так и многолетними растениями, они выглядят как травы, кустарники, шаровидные суккуленты или мощные деревья. И всё-таки самым известным из молочаев остаётся африканская эуфорбия, громадный канделябр, похожий на кактус, часто образующий пустынный пейзаж.
Многие молочаи широко распространены как неприхотливые комнатные растения, например: молочай прекрасный или красивейший. У большинства видов эуфорбий, как явствует из названия, — млечный сок, густой, быстро загустевающий, часто — ядовитый.
Молочай в прозе
Шёлк, как он объяснил мне, приготовлялся из внутренностей какого-то земляного червя. Этого червя заботливо откармливали шелковицей — плодом, похожим на арбуз, и потом, откормив, давили на мельнице. Получавшаяся таким образом масса в своём первоначальном виде называлась папирусом и подвергалась ряду обработок, пока, наконец, не превратилась в «шёлк». Странно сказать, что он когда-то очень ценился как материал для дамских нарядов! Из него же обыкновенно делались и воздушные шары. Впоследствии был найден, по-видимому, лучший материал в пухе, окружающем семенные коробочки растения, обыкновенно называемого ботаниками эфорбией, а в то время молочаем. Последний вид шёлка называли за его чрезвычайную прочность букингемом. Перед употреблением его обыкновенно просмаливали раствором каучуковой смолы, веществом, по-видимому, похожим на всеобщую употребляемую в наше время гуттаперчу. | |
— Эдгар По, «Письма с воздушного корабля «Жаворонок»», 1849 |
Над срединою ущелья нависла громадная глыба, ежеминутно угрожавшая обрушиться вниз. Подножья скал обросли эвфорбами и алоэ, дававшими немного тени. За исключением этой суровой растительности не было другой. Ни деревца, ни травки. Лишь в одном месте котловины виднелось два-три жалких куста, немного тощей травы и несколько кустов верблюжьего терновника, на ветвях которого раскачивались, точно длинные кошельки, гнёзда птиц-ткачей. | |
— Майн Рид, «Переселенцы Трансвааля», 1883 |
— Всеволод Гаршин, «Медведи», 1883 |
Уже светало. Млечный путь бледнея и мало-помалу таял, как снег, теряя свои очертания. Небо становилось хмурым и мутным, когда не разберёшь, чисто оно или покрыто сплошь облаками, и только по ясной, глянцевитой полосе на востоке и по кое-где уцелевшим звёздам поймёшь, в чём дело. | |
— Антон Чехов, «Счастье», 1887 |
Идя дальше, мы всё чаще встречаем драцены и эвфорбии. Эти последние напоминают паникадила с несколькими десятками подсвечников. Неподвижность и суровость их желобоватых ветвей странно отделяется от фантастической путаницы лиан. Я заметил, что здесь повсюду царствует необыкновенное разнообразие деревьев. Почти нигде нельзя встретить, чтобы несколько штук одного сорта стояли рядом. То же самое и с кустами: почти у каждого иная форма, иная кора, иные листья и плоды. | |
— Генрик Сенкевич «Письма из Африки», 1894 |
Грудь наша вдыхала положительно какой-то банный воздух. Пока мы шли лесом, ещё можно было кое-как терпеть, но когда достигли возвышенностей, на которых негры имеют обычай выжигать траву перед наступлением «массики», мне казалось, что вот-вот кто-нибудь из нас свалится. Стекловидная, чёрная земля была раскалена как под печки. В добавок ко всему, как обыкновенно в полуденное время, в воздухе не было ни малейшего движения; листья на деревьях висели неподвижно, эвфорбии, казалось, освобождались от своего оцепенения и таяли под палящими лучами солнца. Если бы не влажность воздуха, то никакое растение не вынесло бы этой страшной температуры, но для человека эта влажность делает зной ещё более невыносимым. | |
— Генрик Сенкевич «Письма из Африки», 1894 |
— Фёдор Сологуб «Земле земное», 1898 |
А ест совсем мало, как овца. Он <верблюд> сена хорошего не любит, а что ни есть негодная трава, ни Богу, ни человеку, а только в печь, да и то не способна — ту он, сволочь, и кушает. Так и называется верблюдник, сено верблюжье. Он теперь на хорошей степи пасться не станет, а увидит его (курай-то), хоть за полверсты попрет к нему. Вот тоже молочай — что как сорвёшь, молоко тебе брызжет — это он тоже кушает, каторжный. Так Бога зародил: какая вещь какому созданию. Ты природа, а я опять природа; так и верблюд. Он его рубает-рубает, как машиной обработает. Он с его здоров, стало быть, ему пользительно. | |
— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1902 |
Но по голышам, обливаемым морским прибоем, на почве, на которой не ожидаешь встретить никакого признака жизни, растут, между тем, сочные и толстые стебли glaucium'a с яркими жёлтыми цветами, молочай особого рода, тоже очень жирный и кустистый; немного повыше по обрывам скал, кустятся ярко-зелёные букеты кермека, стелются длинные плети каперсов с их великолепными белыми цветами и ещё более великолепными зелёными плодами с мякотью, малиновою как кармин. | |
— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1902 |
В начале веков, когда мир только возник и животные только принимались работать на человека, жил верблюд. Он обитал в Ревущей пустыне, так как не хотел работать и к тому же сам был ревуном. Он ел листья, шипы, колючки, молочай и ленился напропалую. Когда кто-нибудь обращался к нему, он фыркал: «фрр…», и больше ничего. | |
— Редьярд Киплинг, «Как верблюд получил свой горб», 1912 |
— Николай Гумилёв, «Африканский дневник», 1910-е |
И мечты бедного Джима о семейной жизни в один миг оказались разбитыми. | |
— Аркадий Аверченко, «По влечению сердца», 1910-е |
Итак, я был в Абиссинии, сидел на горном плато Тигре, курил трубку возле походного шатра и мог вволю наслаждаться видами амб. Похожие на кактусы молочаи горели как золотые канделябры в лучах заходящего солнца; рядом с палаткой стояла группа кедров напоминавших ивы. Из соседней деревни доносились песни, не очень приятные для европейского слуха. Там, вероятно, был какой-то праздник. Не потому ли задержался мой проводник и носильщик абиссинец Фёдор? Он отправился раздобыть для меня в деревне чего-нибудь съестного на ужин. | |
— Александр Беляев, «Амба», 1929 |
Вот первый плац — он огорожен от дороги густой изгородью жёлтой акации, цветы которой очень вкусно было есть весною, и ели их целыми шапками. Впрочем, охотно ели всякую растительную гадость, инстинктивно заменяя ею недостаток овощной пищи. Ели молочай, благородный щавель, и какие-то просвирки, дудки дикого тмина, и, в особенности, похожие на редьку корни свербиги, или свербигуса, или, вернее, сурепицы. Чтобы есть эти горьковатые корни с лучшим аппетитом, приносили с собою от завтрака ломоть хлеба и щепотку соли, завёрнутой в бумажку.[2] | |
— Александр Куприн, «Юнкера», 1932 |
Хозяйственное значение суккулентных видов молочая незначительно. Млечный сок используется в парфюмерии. Из молочая тирукалли ранее получали каучук; стебли молочая голубоватого после удаления млечного сока и колючек находят применение в качестве корма для скота. Молочай съедобный можно использовать в пищу и человеку. На родине молочаи сажают вдоль домов как живую изгородь. Несмотря на то, что в природе молочаи — деревья или кустарники, в горшёчной культуре они не достигают большой высоты и поэтому пригодны для оранжерей и комнат в качестве декоративных растений. Однако при работу с ними надо быть осторожными и помнить о том, что в млечном соке содержатся ядовитые вещества, такие как эуфорин, которые могут вызвать ожоги, воспаления слизистых оболочек глаз, носа, а также нарушение функций желудочно-кишечного тракта.[3] | |
— Раиса Удалова, «Агавы, алоэ и другие суккуленты», 1994 г. |
Этот растительный яд был известен ещё в древние времена. В странах средиземноморья его использовали рыбаки. Они расплющивали пучки эуфорбий, чтобы начал выделяться сок, привязывали в качестве грузила камень и бросали в воду. Через некоторое время на поверхность реки всплывали оглушённые ядом рыбы. Таблетки из эуфорбий применяли в качестве слабительного средства. Своим названием эуфорбии обязаны <Эвфорбу,> лейб-медику нумидийского царя Юбы II, открывшему возможность использования млечного сока E.resinifera в медицине. Такое лекарство было важной частью экспорта нумидийского порта Магадор. Позднее млечный сок эуфорбий стали использовать бушмены при изготовлении отравленных стрел, а на Яве его применяли как рвотное средство. Индусы употребляли толчёные корни эуфорбий в смеси с перцем против змеиных укусов и как «цементирующее средство». На Кавказе соком эуфорбий красили в жёлтый цвет шерстяные ткани. Самому же растению сок служит для заживления ран, — подобно живице наших <хвойных> деревьев.[4] | |
— Вальтер Хааге, «Кактусы» (Das praktische Kakteenbuch in Farben), 1960 |
Дойные растения. Вот они какие... С выменем и без вымени. Млечники, в особенности, саркостеммы и молочаи, несут в себе двойной заряд опасности для всякого млекопитающего, и прежде всего, теплокровного (конечно, хладнокровные способны принять подобный удар по поверхности психики несравненно спокойнее). И далеко не только яд (эйфорин, не так ли?) — но прежде всего, молочные молочаи исподволь совершают подкоп, а затем и подрыв гормональных основ подсознания и сознания (если оно есть). Достаточно одного взгляда на эти странные, сжатые и зажатые в самих себе растения, чаще всего с колючками и наростами... Вот она, чистейшая эманация страха. Небольшое, даже самое незначительное ранение эуфорбии — сразу же вызывает обильный, практически животный поток белокровия. И долго не заживающие шрамы на поверхности мозга. — Понять такое нелегко. А не понять — ещё сложнее. Белое, но не молоко, — кровь, но не красная. Млечное проклятие молочая висит над каждым смертным. И даже бессмертные — (видит бог, ваш бог) не избежали этого млечного пути в никуда. | |
— Юрий Ханон, «Книга без листьев», 2009 |
Молочай в поэзии
— Роберт Браунинг, «Чайлд Роланд к Тёмной Башне пришёл», 1855 |
Травою жёсткою, пахучей и седой | |
— Максимилиан Волошин, «Полдень», 1907 |
— Михаил Зенкевич, «В степи», 1910 |
— Борис Пастернак, «Не я ли об этом же — о спящих песках...»,[6] 1917 |
— Борис Пастернак, «Подражательная» (вариация-2), 1918 |
— Владимир Нарбут, «Незабываемое забудется...» (из цикла «Абиссиния»), 1918 |
— Николай Клюев, «Денисов Крест с Вороньим Бором...», 1934 |
Комментарии
- ↑ Курьёзная деталь: «стада павианов обгрызают молочаи»..., — по всей видимости, Гумилёв здесь ошибается... как типичный поверхностный наблюдатель. Во-первых, павианы живут не стадами, а стаями. А во-вторых, молочай — растение с горьким и ядовитым млечным соком (что прямо следует из его названия), так что павианы навряд ли были бы рады его обрызать.
- ↑ «В грудках хряща» — здесь Пастернак называет «хрящом» небольшие белые камешки. Сейчас это слово уже устарело и практически вышло из употребления.
Источники
- ↑ Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 6. (Рассказы), 1887. — стр.215
- ↑ А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. Том 9. М.: Гослитиздат, 1957 г.
- ↑ Удалова Р.А., «Агавы, алоэ и другие суккуленты», СПб.: «Агропромиздат», 1994 г., 112 с., стр. 70-71
- ↑ Вальтер Хааге «Кактусы» (Das praktische Kakteenbuch in Farben). — М.: «Колос», 1992. — С. 138. — 368 с. — 25 000 экз.
- ↑ М. Зенкевич. «Сказочная эра». М.: Школа-пресс, 1994 г.
- ↑ 1 2 Б. Л. Пастернак. Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Л.: Советский писатель, 1990 г.
- ↑ В. Нарбут. Стихотворения. М.: Современник, 1990 г.
- ↑ Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
См. также
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |