{{Q|Видения же головы моей на ложе моём были такие: я видел, вот, среди земли дерево весьма высокое. Большое было это дерево и крепкое, и высота его достигала до [[небо|неба]], и оно видимо было до краев всей земли. Листья его прекрасные, и плодов на нём множество, и пища на нём для всех; под ним находили тень полевые звери, и в ветвях его гнездились птицы небесные, и от него питалась всякая плоть. И видел я в видениях головы моей на ложе моём, и вот, нисшёл с [[небеса|небес]] Бодрствующий и Святый. Воскликнув громко, Он сказал: «срубите это дерево, обрубите ветви его, стрясите листья с него и разбросайте [[плоды]] его; пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его; но главный [[корень]] его оставьте в земле, и пусть он в узах [[железо|железных]] и [[медь|медных]] среди полевой травы орошается небесною росою, и с [[животное|животными]] пусть будет часть его в [[трава|траве]] земной.|Автор=[[Библия]], «Книга пророка Даниила», 4: 7-12}}
{{Q|Природа дерева такова, что оно любит [[металл]], следуя [[справедливость|справедливости]].
Чувства металла таковы, что, проявляя гуманность и [[нежность]], в дерево он [[влюблённость|влюблён]].
Так друг друга они втягивают, друг друга поглощают, [[родство]] обретая;
Тогда становится ясно, что [[мужчина]] понёс во чреве.<ref name="Чжан">{{книга|автор=[[Чжан Бо-дуань]], перевод Е.А.Торчинова|заглавие=Главы о прозрении истины|ссылка=|место=СПб.|издательство=Центр «Петербургское востоковедение»|год=1994|страниц=344}}</ref>{{rp|277}}|Автор=[[Чжан Бо-дуань]], «Главы о прозрении истины», 1078}}
{{Q|Эраст не знает сам, что происходит в [[душа|душе]] его, целует каждое дерево, твердит бесценное ему имя Нины и находит на коре одного дерева своё и её имя, соединённые гирляндой с подписью: «Симпатией и [[небо]]м!» «Это её рука вырезала! ― закричал он в совершенном исступлении. ― Здесь, подле этого дерева должно умереть мне!<ref>Русская сентиментальная повесть. — М.: МГУ, 1979 г.</ref>|Автор=[[:w:Шаликов, Пётр Иванович|Пётр Шаликов]], «Тёмная роща, или памятник нежности», 1819}}
{{Q|Эраст не знает сам, что происходит в [[душа|душе]] его, целует каждое дерево, твердит бесценное ему имя Нины и находит на коре одного дерева своё и её имя, соединённые гирляндой с подписью: «Симпатией и [[небо]]м!» «Это её рука вырезала! ― закричал он в совершенном исступлении. ― Здесь, подле этого дерева должно умереть мне!<ref>Русская сентиментальная повесть. — М.: МГУ, 1979 г.</ref>|Автор=[[:w:Шаликов, Пётр Иванович|Пётр Шаликов]], «Тёмная роща, или памятник нежности», 1819}}
Де́рево (лат.árbor) (в качестве ботанического термина используется во множественном числе — дере́вья), а также, в более узком смысле деревяни́стые или древесные расте́ния — одна из главных и самых крупных жизненных форм растений. Дерево имеет отчётливо выраженный многолетний одревесневший ствол, сохраняющийся в течение всей его жизни. Это — главная ось дерева, вокруг которой развивается крона второстепенных ветвей (за исключением пальм, которые не дают боковых веток).
Любое дерево состоит из корня, ствола и кроны. По типу листвы различают хвойные и лиственные, вечнозелёные и листопадные деревья. Иногда бывают деревья безлистные (таков случай многих кактусов). По месту произрастания деревья могут быть тропическими, субтропическими, северными, тундровыми, болотными, горными, этот список можно продолжать. По своему значению (или применению) деревья бывают также плодовыми, ценными (с точки зрения древесины), корабельными... Большое пространство, густо поросшее деревьями, называется лесом.
Дерево в прозе
Видения же головы моей на ложе моём были такие: я видел, вот, среди земли дерево весьма высокое. Большое было это дерево и крепкое, и высота его достигала до неба, и оно видимо было до краев всей земли. Листья его прекрасные, и плодов на нём множество, и пища на нём для всех; под ним находили тень полевые звери, и в ветвях его гнездились птицы небесные, и от него питалась всякая плоть. И видел я в видениях головы моей на ложе моём, и вот, нисшёл с небес Бодрствующий и Святый. Воскликнув громко, Он сказал: «срубите это дерево, обрубите ветви его, стрясите листья с него и разбросайте плоды его; пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его; но главный корень его оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается небесною росою, и с животными пусть будет часть его в траве земной.
Эраст не знает сам, что происходит в душе его, целует каждое дерево, твердит бесценное ему имя Нины и находит на коре одного дерева своё и её имя, соединённые гирляндой с подписью: «Симпатией и небом!» «Это её рука вырезала! ― закричал он в совершенном исступлении. ― Здесь, подле этого дерева должно умереть мне![1]
— Пётр Шаликов, «Тёмная роща, или памятник нежности», 1819
От усталости он начал было дремать, как вдруг его разбудил страшный рёв приближавшагося быка. Увидев в стороне несколько деревьев, робкий молодой датчанин пустился наутёк и стал взбираться на одно из них. Но каково было изумление его, когда он услышал, что дерево начало испускать нежные, но высокие звуки, подобные крикам раздражённой женщины. Но то-ли было ещё, когда дерево оттолкнуло его, ловко влепив ему полновесную пощечину. Ошеломлённый, он упал и, казалось, готов был испустить дух. Со всех сторон послышались глухие вопли и безчисленное множество деревьев и кустарников приближается к Ниэлю Климу и окружает его. Не понимая их языка, он очень хорошо однако ж понял, что они находятся в сильнейшем негодовании, причина которого была очень проста.
Планета Назар, находящаяся в центре того мира, в который он вступил, обитаема Деревьями. По роковой случайности, Дерево, на которое он хотел было взобраться, спасаясь от быка, оказалось супругою правителя соседняго города. Беда была-бы не велика, будь это обыкновенная женщина; но в настоящем случае преступление усиливалось званием оскорблённой. Взобраться на матрону такого звания — дело не шуточное, в особенности у народа, гордящагося чистотою своих нравов. И так, нашего путешественника арестовали и отвели в город.
Деревья-люди не выше нас ростом. Они не имеют корней, а только две чрезвычайно короткия ноги, отчего и двигаются они черепашьим ходом. Вскоре мы увидим, на высоту каких почестей человеческия ноги вознесли Николая Климиуса, или Ниэля Клима.
Вообще Деревья не отличаются быстрым соображением, так что Ниэля Клима признали невиновным только несколько месяцев спустя после его ареста.
Вот сестра дожидалася его много, много годов, а его всё нет! — и говорит: «Должно быть, и другой мой братец помер!» Пошла сама доставать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды; шла она много ли, мало ли времени и пришла в лес. Сидит на дереве старый старичок; спрашивает его:
— Дедушка! Как бы мне достать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды?[комм. 1]
Отвечает старичок:
— Где тебе достать! Здесь похитрее тебя ходили, да все пропали.[2]
— Александр Афанасьев, Народные русские сказки; «Поющее дерево и птица-говорунья», 1863
Много есть на свете прекрасных деревьев, и много прекрасного есть в каждом дереве для человека, у которого есть орган для чувства прекрасного. В сфере этой деревенской красоты не забудьте бука. Красота бука совсем оригинальная. Она почти вся в стволе, в пне.
Если где-то в лесу погибает от старости одно дерево, оно, прежде чем умереть, отдаёт на ветер столько семян, и столько новых деревьев вырастает вокруг на земле, близко и далеко, что старому дереву, особенно рододендрону, ― а ведь рододендрон, Вета Аркадьевна, это, наверное, огромное дерево с листьями величиной с небольшой таз, ― умирать не обидно. И дереву безразлично, оно растёт там, на серебристом холме, или новое, выросшее из его семени. Нет, дереву не обидно. И траве, и собаке, и дождю.[3]
Дерево стало валиться, а он по чистой случайности оказался в тот момент на той стороне, куда заваливалось, сокрушая всё вокруг, это поверженное дерево-гигант. Все закричали в голос: ― Берегись! Эмрайин оцепенел от неожиданности, и было уже поздно: треща, громыхая рвущейся кроной, обрушивая и опрокидывая само небо, вырывая кусок зелёного лесного потолка вверху, дерево медленно и неумолимо падало на него. И он подумал в то мгновение лишь об одном, что Кириск ― тогда он был малышом и единственным ребёнком, Псулк ещё не родилась, ― он подумал тогда, в те считанные секунды, на пороге неминуемой смерти, подумал только об этом, и ни о чём другом он не успел подумать, что сын ― это то, что будет им после него. Дерево рухнуло рядом, с грозным гулом, обдав его волной листьев и пыли. И тут все облегчённо вскричали.[4]
Кроме того, Гениалиссимус представляет собой как бы могучее дерево, выросшее из отживших своё побегов. Как дерево влагу, Гениалиссимус впитал в себя и переработал всё лучшее, что было создано предварительной литературой, после чего потребность в последней совершенно отпала.[5]
Листья желтеют, опадают, потом вырастают новые. Впрочем, разве мы знаем, ― возможно, когда лист желтеет и падает, дерево тоже страдает. Или когда лист проедает гусеница. Почему мы так уж уверены, что дереву не больно?[6]
Интересно наблюдать, как возникает и растёт от репетиции к репетиции нечто живое. Похоже на то, как в начале мая внезапно появляются на ветках зелёные листочки. Кажется невероятным, что дерево за два-три дня преобразуется до неузнаваемости. Вдруг что-то запестрело, удесятерилось, ещё размножилось, и дом напротив уже не виден.[6]
Прежде всякого взгляда, прежде всего видимого и невидимого, в человеческом мире существует нечто главное. То, что отпечатано заранее на живой ткани и затем вырезано перочинным ножичком на морщинистой коре сознания. Согласно этой картине, дерево ― это прежде всего ― структура и форма, отпечатанная в самых глубоких слоях. Я повторяю: высеченная структура и форма. Высеченная на стенках черепа человеческого ― форма и структура (сознания) дерева, в тех редчайших случаях, когда оно есть. <...> Но это ещё бы полбеды. Остаётся ещё и самое главное... дерево. То, которое упирается своими корнями в подстилку, а жёсткими ветвями на ветру этого неприветливого мира царапает ― мякоть свода. Однако о нём, об этом главном я скажу немного позже. ― Вон там, за тем чёрным поворотом.[7]
Ветви. Корни. Ствол. Структура и форма. Один в два, два в четыре, четыре в небо.
Дерево не то, что снаружи, а что внутри. <...>
Вот в чём главное место дерева в сознании, в редчайших случаях, когда оно есть. Для тех, кто понимает.[7]
Кипарис-древо — всем древам отец.
Почему кипарис всем древам отец?
Потому кипарис всем древам отец, —
На нем распят был сам Исус Христос,
То Небесной Царь.
Мать Божья плакала Богородица,
А плакун-травой утиралася,
Потому плакун-трава всем травам мати.
А уж котора из нимф препроводит лета довольны,
В новый вид хотя превратится, и деревом будет,
Вверьх и ветви она вознесет, опушившись листами, Дубом ли станет та, иль лавром, ― то умножать ей
Ты сама повели сей лес...[8]
— Василий Тредиаковский, «Красная Фебу сестра! ты всё по горам и по дебрям...», 1751
Увидя, что топор Крестьянин нёс,
«Голубчик, — Деревцо сказало молодое, —
Пожалуй, выруби вокруг меня ты лес...
— Фёдор Тютчев, «На древе человечества высоком...», 1832
От родного дерева Ветер оторвал; Пусть теперь несёт меня, Куда хочет, вал.
Я и не противлюся:
Мне чего искать?
Уж с родимым деревом
Не срастись опять![10]
↑В языческой и затем религиозной мифологии дерево всегда занимало важное место, чаще всего — как символ развития, роста, трудности или спасения. Кроме сказочного «дерева певучего и живой воды» можно было бы привести очень длинный список мифологических деревьев, главные из которых: древо жизни, древо познания, дерево мира, космическое древо, а также многочисленные родовые древа, славянские древа и всецелое древо человечества.