Лев Владимирович Баньковский

Лев Владимирович Банько́вский (1938 — 2011) — российский философ, историк, экономист и эколог (Уральский филиал АН СССР), краевед, публицист, педагог, природовед, авиационный инженер, лётчик-планерист, геолог (ПермНИПИнефть). Учёная степень: кандидат географических наук (1994)

Цитаты

— До института. Я два года в полярной авиации работал. Это деревня Медведково, недалеко от Химок, по другую сторону канала Москва-Волга Химкинского водохранилища, на горе. Там, где у нас ещё в своё время была лётно-испытательная станция Миля, и там на моих глазах испытывался, скажем, Ми-Шестой и другие вертолёты Миля. И что же мне пришлось конкретно делать для Антарктиды? Я был знаком с лётчиком Виктором Серовым, и он сказал: «Будь добр, нарисуй мне на хвосте нашего северного полярного мишку, потому как Антарктида – это продолжение нашей Арктики». Вот эти слова его я запомнил и с удовольствием ему нарисовал масляными красками медведя на хвосте, потому что выпускал там стенную газету и много чего я рисовал подобного. Потом мы начали устанавливать на самолёты Ли-2, которые в Антарктиде были, турбокомпрессоры для того, чтобы они могли летать в высокогорных условиях Антарктиды. То есть я Антарктиду воспринимал как продолжение Арктики, как новый континент, который нашим людям начинает потихонечку поддаваться. Это было очень сложно. Все пилоты, все механики, все они были у меня на виду, на глазах и поэтому через два года мне совершенно отчётливо сказали: «Ну всё, раз ты в таких отношениях со всеми участниками экспедиции, значит, давай, поезжай в Антарктиду». — О полярной авиации.

— Поскольку я мечтал всю жизнь летать пилотом, то, естественно, мне думалось, что рано или поздно, освоив первоначальную аэроклубовскую авиационную технику, я смогу прилепиться там. И первые годы в институте я кроме полётов больше ничего не переживал на свете и полагал, что вот институт я закончу и сразу же в Антарктиду я поеду, потому что раз отец меня оставил в институте – можно сказать, заставил не в Антарктиду ехать, а сначала получить высшее образование — и поэтому даже мой дипломный проект я рассчитал испытательную станцию для прототипа вот этого двигателя для марсианского вертолёта именно в Антарктиде и П.А. Шумскому в Главсевморпути рассказывал, что я не просто в Антарктиду еду, я еду со своим небольшим проектом и какими-то экспериментальными работами по Марсу. И он это тоже всё принял и улыбался, что у нас всё гораздо строже, и не так-то мы вам можем разрешить заниматься всякими такого рода проектами марсианскими, у нас чисто земные дела в Антарктиде, но тем не менее мне было это очень всё близко и до сих пор всё близко и поэтому от первых плаваний наших к ледовому континенту, а потом от полётов трансконтинентальных через Австралию в Антарктиду мной вся литература освоена, ещё раньше в детстве (у меня мама географией интересовалась) я прочёл книги об экспедиции Скотта в Антарктиду, книгу известного путешественника Шеклтона об Антарктиде. То есть я не просто в Антарктиду рвался, я рвался, можно сказать, с детства очень сознательно в те края и понимал Антарктиду как новую планету, которую предстоит людям осваивать. Это вот то, что про Антарктиду. — Об Антарктиде.

— Я пришёл из полярной авиации в авиационный институт, естественно, что я уже был достаточно зрелым в авиации человеком, побывавшим на разных полярных широтах и поработавшим на разных моторах. Мне было учиться чрезвычайно интересно и легко нужно сказать, потому что моторы я уже знал в совершенстве, как поршневые, так и в значительной степени с реактивными успел познакомиться моторами. — Об учёбе в МАИ.

— На четвёртом курсе поехал на парашютные межвузовские соревнования в Самару и там в воздухе на затяжном прыжке сломал себе ногу. Неправильно открыл парашют, и бедро от колена до таза разлетелось на мелкие осколки. Мне устроили вытяжку, просверлили под коленом ногу, шестнадцать килограммов подвесили груза, через полтора месяца всё срослось, нечаянно оказалось слабо, сломалось. — О занатиях парашютным спортом.

— Дипломной моей работой был проект вертолёта для марсианской экспедиции, начиная от аэродинамических расчётов и кончая конструкцией двигателей всей системы. Это был 63-й год. Моя работа попала к Сергею Павловичу Королёву, была опубликована в журнале «Техника – молодёжи» (такая информация общая о моём проекте). Сергей Павлович сказал, что я немножко поспешил такой вертолёт экспедиционный проектировать, но, тем не менее, уже через два года в авиационной информации международной я уже увидел аналогичные проекты американских фирм Камен и других таких же вертолётов по моему образцу как бы рассчитанных и спроектированных. Поскольку я занимался астрономией, можно сказать, с детства – отец у меня был преданным делу, кроме геологической профессии, был предан астрономии, и мы с ним посетили всевозможнейшие астрономические обсерватории вплоть до Уссурийской солнечной станции на Дальнем Востоке, – и поэтому я вычислил совершенно свободно все условия на Марсе, для того чтобы спроектировать для марсианской экспедиции вот такую необычную машину, которая при разреженной атмосфере Марса, конечно, имела компрессорный привод несущего винта с форсажными небольшими камерами на концах лопастей. Диаметр винта был примерно около 28 метров, то есть это несколько больше, чем мы имеем на такого же класса машинах земных, но в целом эта система автономная достаточно. И даже топливо я предполагал получать на Марсе (перекись водорода) в районах марсианских шапок. И, в общем-то, производство перекиси водорода из воды – это освоенный технологический процесс при наличии достаточно большой солнечной радиации на марсианской орбите. — О дипломном проекте "Вертолёт на Марсе".

— Меня приглашали работать в ЦАГИ и устроили мне свидание с заместителем директора ЦАГИ по науке, а я, придя к этому выдающемуся человеку, конструктору и учёному, сказал, что я могу заниматься наукой в полную меру, если сохранится за мной лётная работа. Он сказал, что лётчиков у нас достаточно, а вот специалистов вашей квалификации мы бы ещё пополнили. Поэтому мы, к сожалению, не нашли общего языка. И я тогда решил лететь в Антарктиду пилотом и пошёл в Главсевморпуть и там встретился с замечательным учёным Шмуцким, мерзлотоведом… Да, мерзлотовед, гляциолог, точнее сказать, он и мерзлотовед и гляциолог. Мерзлотовед изучает вечную мерзлоту, а гляциолог изучает ледники, в том числе и ледники Антарктиды. И он сказал, что мы вас можем взять в экспедицию, но если вы согласитесь работать на гляциологов. Я сказал, что, к сожалению, без полётов я не могу в Антарктиде быть, и поехал на Урал, потому что у нас там завод Пермские моторы, который для гагаринского «Востока» двигатели выпускал и продолжал ещё долгое время выпускать, и поэтому я включился в эту заводскую работу и начал считать себя уральским человеком… — О начале работы на Урале.

— Я после московского авиационного института, когда оставил лётную работу, закончил Пермский университет и работал там с выдающимся философом уральским Орловым. И он предложил мне написать диссертацию, посвящённую Циолковскому. Я с радостью согласился и такую диссертацию написал. И он её привёз сюда в Москву и Бонифатию Михайловичу Кедрову её показал. — Об образовании на Урале.

— Джордж Дарвин очень тщательно разработал концепцию приливной эволюции Земли и Луны, но не разбирал всю солнечную систему в целом, а Константин Эдуардович впервые, применив закон сохранения импульса, проанализировал состояние всех планет солнечной системы от первой до последней с единых позиций. И все эти материалы привёл в своей названной книге, которая частично воспроизведена в 4-м томе собрания сочинений Константина Эдуардовича Циолковского. — О Константине Эдуардовиче Циолковском

— Корни органической теории уходят в глубокую славянскую старину, они соответствуют исконному на Руси цельному восприятию и познанию единой жизни, естественно-вечному одушевлению природы..

— Cамое интересное дело на свете – учиться – становится для многих школьников утомительным занятием. А чаще, конечно, нежелание учиться происходит от боязни перед трудностью учения, от незрелости ума, склонного больше к развлечениям, чем к раздумьям. Есть единственно действенное профилактическое средство от этих детских болезней – самообразование. В начале самостоятельного жизненного пути очень важно преодолеть себя, заставить сесть за серьёзные книги..

— Именно исторические традиции пронизывают нашу отнюдь не простую нынешнюю жизнь, всё нынешнее состояние культуры региона не позволяет эти традиции игнорировать. Все понимают, что в них — наше спасение.

— Молодые люди, родившие первенца, безусловно, самые счастливые и сомневаться в этом не приходится. — Из письма от 18.07.2004.

— Исследования ионных ракетных двигателей ведёт лаборатория электроники в г. Стэнфорд (Electronics Laboratory Stanford University). Основное препятствие в работе — нестабильность ионной струи на выходе из двигателя. Чтобы двигатель, теряя положительный заряд, не заряжался отрицательно, поток ионов на выходе нужно нейтрализовать электронами. Величина вибраций струи пока не поддаётся расчётам, а от вибрации нарушается рабочий процесс в двигателе. Всё упирается в математику, как считает д-р Дерфлер (Derfler, Heinrich): «Более исчерпывающий анализ нелинейных уравнений существенно повлияет на определение возможности применения ионных ракет в космическом пространстве». Вот ещё часть статьи, возможно не совсем точно переведённая: «Необходимо добиться сохранения высокого к.п.д. двигателя при увеличении и уменьшении напряжения на электродах, уменьшить потери тепла на излучение у раскалённого эмиттера, избирательно искривить траекторию пучка ионов внутри ионного двигателя. Ионная пушка должна быть спроектирована и изготовлена с учётом этих требований. Однако, несмотря на облегчение эксперимента, спроектировать ионную пушку сложнее, чем электронную. Согласно требованиям уже отработаны отдельные вопросы проблемы и найдены оптимальные характеристики системы. В конечном счёте, ионный эмиттер из цезия должен быть отработан. Важная особенность течения рабочего процесса в ионном двигателе – едва ли не абсолютная ионная оптика и как можно меньшие потери тепла за счёт радиации в стенки камеры. Ещё две трудности проектирования ионной оптики – в низкой конвергенции потока ионов и в регулировании параметров на выходе при нейтрализации потока. ...Регулирование необходимых параметров соответственно этим требованиям может в свою очередь определить новую программу и эффект ионной оптики. При чередующейся работе над двумя программами может быть выяснена реальность и эффективность ионной пушки». — Об ионных ракетных двигателях. Из письма от 01.04.1964.

— В чтении нужна обязательно глубокая заинтересованность и личностью автора и его рассказом, от читающего нужна какая-то окрылённость, творческий порыв. — О чтении. Из письма от 14.08.1967.

— Выпускник вуза по самому большому счёту должен быть уверен и убеждён, что его собственных усилий достаточно, чтобы жизнь поддавалась правильному, наилучшему из возможных переустройству.

— Благодаря Василию Никитичу Татищеву и Михаилу Васильевичу Ломоносову Вернадский был покорён историей не только XVIII-го, но и XVII-го столетий. Он оказался первым историком науки, который в своих капитальных древнекнижных изысканиях «возился» со столетиями и их историей как с огромными каменными глыбами. В поте, пыли и грязи он извлекал их из берегов Истории, очищал от поздних наслоений, шлифовал им грани, а потом ещё ворочал и ставил друг относительно друга так, чтобы их можно было охватить и понять как нечто целое, закономерно возникшее в истории природы. — О В. И. Вернадском.

— «История природных вод» (В.И. Вернадского) заставила многих специалистов обратить внимание на менее изученные земные воды. Рецензент первой части книги Н.М. Федоровский назвал её трудом более философским, чем минералогическим: «Вопросы, связанные с такими гигантскими масштабами, захватом разнообразных сложнейших явлений космоса и Земли как планеты, как всегда, дают очень много всевозможных идей... Нам кажется, что критиком книги должен быть философ, геолог, биолог, метеоролог, почвовед, физик». Б.Л. Личков ему вторил: “Материал в книге дан подавляюще большой. Синтетическая работа поражает своей величиной и нетрафаретностью”. — О природных водах.

— «Гомеровские местности» – это не просто достопримечательные территории, где возможно бывал Гомер, но ещё и то огромное нравственное достояние, которое освящено гением Гомера и до сих пор в полную силу работает на наше время, нашу историю. — О Гомере.

— Когда смотрю на себя со стороны, то ощущаю, что будто живу в каком-то огромном северном городе, который условно называю Верхнекамском. Вставая утром, смотрю на обширный таёжный горизонт с панорамой БКРУ 2, - ощущаю рядом Быгельку, Зырянский пруд и все южные окрестности Верхнекамска. Потом еду на работу в Боровск – на самую северную городскую окраину, смотрящую в сторону Красновишерска. Довольно часто в тот же день заезжаю на Правобережье Камское в Усолье на прямом или обратном пути. И снова – на юг. Вот и получается, что живу в большом городе с тремя историческими микрорайонами, то и дело объезжаю кругом, вдоль, поперёк и по диагоналям свой Верхнекамск. Где ещё такой удивительный город сыщешь? — О проекте нового города Верхнекамск. Из письма без даты, предположительно 2002 год.