Владимир Семёнович Высоцкий

Влади́мир Семёнович Высо́цкий (1938—1980) — советский поэт, автор-исполнитель песен, актёр, прозаик.

Цитаты

	Вокруг гостиницы шныряют около миллиона цыган. Просят «подарить» деньги. Все беременные, или с детьми, или делают вид. Если даешь мало — вслед говорят дурака или сволочь, а мне вчера так просто: «Тебя, молодой, бумага ждет, в тюрьму попадешь!».
	— письмо Людмиле Абрамовой, [11] июля 1962

Песни

Владимир Высоцкий

	Если б водка была на одного — Как чудесно бы было! Но всегда покурить — на двоих, Но всегда распивать — на троих. Что же на одного? На одного — колыбель и могила.
	— «Если б водка была на одного…», 1963

	Какие странные дела У нас в России лепятся!
	— «Она на двор — он со двора», 1965/1966

	Лучше гор могут быть только горы, На которых ещё не бывал.
	— «Прощание с горами», 1966

	Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?
	— Дайте собакам мяса, 1967

	Наше время иное, лихое, но счастье как встарь, ищи! И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед. Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.
	— «Песня о новом времени», 1966 или 1967

	Возвращаются все — кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин, Возвращаются все — кроме тех, кто нужней…
	— «Корабли постоят — и ложатся на курс…», 1967

	Даже в дозоре можно не встретить врага… Это не горе, если болит нога…
	— «Парус», 1967

	Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев — Во все века сжигали люди на кострах.
	— «Песня о вещей Кассандре», 1967

	Ты уймись, уймись тоска, У меня в груди! Это — только присказка Сказка — впереди
	— «Лукоморья больше нет», 1967

	Если беден я, как пес, один, И в дому моем шаром кати — Ведь поможешь ты мне, Господи, Не позволишь жизнь скомкати!
	— «Дом хрустальный», 1967

	… Утро мудренее! Но и утром всё не так Нет того веселья: Или куришь натощак, Или пьёшь с похмелья. <…> И ни церковь, и ни кабак — Ничего не свято! Нет, ребята, всё не так, Всё не так, ребята!
	— «Моя цыганская», Зима 1967/1968

	И я попрошу Бога, Духа и Сына, Чтоб выполнил волю мою: Пусть вечно мой друг защищает мне спину, Как в этом последнем бою.
	— «Песня летчика», 1968

	Жираф большой — ему видней!
	— «Песенка ни про что, или Что случилось в Африке», 1969

	Ведь Земля — это наша душа, Сапогами не вытоптать душу!
	— «Песня о земле», 1969

	Наши мёртвые нас не оставят в беде, Наши павшие — как часовые…
	— «Он не вернулся из боя», Зима 1969

	Словно мухи, тут и там, Ходят слухи по домам, А беззубые старухи Их разносят по умам, Их разносят по умам.
	— «Песенка о слухах», 1969

	Эх вы парни, про вас нужно повесть, Жалко, повестей я не пишу.
	— «Не писать мне повестей, романов», 1969

	Эх, вы мои нервы обнаженные! Ожили б — ходили б как калеки.
	— «И душа и голова, кажись, болит…», 1969

	Я согласен бегать в табуне — Но не под седлом и без узды!
	— «Бег иноходца», 1970

	Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, Если терем с дворцом кто-то занял
	— «Здесь лапы у елей дрожат на весу…», 1970

	Мой финиш — горизонт, а лента — край земли. Я должен первым быть на горизонте!
	— «Горизонт», 1971

	Видно люди не могут без яда, Ну а значит не могут без змей.
	— «Песенка про мангустов», 1971

	Кто-то весело орал про тишину. <…> Часто нас заменяют другими, Чтобы мы не мешали вранью.
	— «Песня микрофона», 1971

	Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт, А если в точный срок — так в полной мере. <…> С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лег виском на дуло.
	— «О фатальных датах и цифрах», 1971

	Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
	— «Белое безмолвие», 1972

	Мне хочется верить, что грубая наша работа Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход.
	— «Черные бушлаты», 1972

	Мы успели: в гости к Богу Не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют Такими злыми голосами?!
	— «Кони привередливые», 1972

	Но и падать свободно нельзя, потому Что мы падаем не в пустоте.
	— «Затяжной прыжок», 1973

	Ты, Зин, на грубость нарываешься, Всё, Зин, обидеть норовишь! Тут за день так накувыркаешься… Придёшь домой — там ты сидишь!
	— «Диалог у телевизора», 1973

	Эй вы, задние, делай как я. Это значит — не надо за мной. Колея эта — только моя! Выбирайтесь своей колеёй!
	— «Чужая колея», 1973

	Мы многое из книжек узнаём, А истины передают изустно: «Пророков нет в отечестве своём», — Да и в других отечествах — не густо.
	— «Я из дела ушёл», 1973

	Будут с водкою дебаты, — отвечай: «Нет, ребята-демократы, — только чай!»
	— «Инструкция перед поездкой за рубеж», 1973—1974

	Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть.
	— «Баллада об уходе в рай», 1974

	Бог создал человека, Как пробный манекен.
	— «Баллада о манекенах», 1974

	Не страшно без оружия — зубастой барракуде, Большой и без оружия — большой, нам в утешенье, — А маленькие люди — без оружия не люди: Все маленькие люди без оружия — мишени. <…> Стрельбе, азарту все цвета, Все возрасты покорны: И стар и млад, и тот, и та, И — жёлтый, белый, чёрный. <…> Для пуль все досягаемы, — Ни черта нет, ни Бога им…
	— «Баллада об оружии», 1974

	Мы — сыновья своих отцов, Но блудные мы сыновья.
	— «Мистерия хиппи», 1974

	От погони той даже хмель иссяк. Мы на кряж крутой на одних осях! В хлопьях пены вы, струи в кряж лились, Отдышались, отхрипели да откашлялись. Я лошадкам забитым, что не подвели, Поклонился в копыта до самой земли. Сбросил с воза манатки, повел в поводу. Спаси Бог вас, лошадки, что целым иду!
	— «Погоня», 1974

	А в ответ мне: «Видать был ты долго в пути И людей позабыл, мы всегда так живем. Тpаву кушаем, век на щавеле Скисли душами, опрыщавели. Да ещё вином много тешились разоряли дом, дрались, вешались…»
	— «Старый дом», 1974

	Он кричал напоследок, в самолете сгорая: — Ты живи, ты дотянешь! — доносилось сквозь гул. Мы летали под Богом, возле самого рая — Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул.
	— «Песня о погибшем летчике», 1974—1975

	Купола в России кроют чистым золотом — Чтобы чаще Господь замечал.
	— Купола, 1975

	Потому что любовь — это вечно любовь Даже в будущем вашем далеком. <…> И во веки веков, и во все времена Трус, предатель — всегда презираем, Враг есть враг, и война всё равно есть война, И темница тесна, и свобода одна — И всегда на неё уповаем.
	— «Баллада о времени», 1975

	Кто без страха и упрёка — Тот всегда не при деньгах.
	— Баллада о вольных стрелках, 1975

{{Q|…Потому что если не любил — Значит, и не жил, и не дышал!

	Я дышу, и значит — я люблю! Я люблю, и значит — я живу!
	— «Баллада о Любви», 1975

{{Q|Детям вечно досаден Их возраст и быт…

	Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа наблюдал свысока, И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом — Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чём.
	— «Баллада о Борьбе», 1975

Ходу, думушки резвые, ходу, Слово, строченьки милые, слово! <…> Но родился, и жил я, и выжил, Дом на Первой Мещанской в конце. Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой Соседушка с соседушкою баловались водочкой. Все жили вровень, скромно так: система коридорная, На тридцать восемь комнаток всего одна уборная. Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка, Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка. <…> Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие. — Мои — без вести павшие, твои — безвинно севшие. <…> коридоры кончаются стенкой, А тоннели выводят на свет. <…> Было время и были подвалы, Было дело и цены снижали. И текли, куда надо каналы И в конце, куда надо, впадали.

— «Баллада о Детстве», 1975

	Проникновенье наше по планете особенно приятно вдалеке: в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке. <…> Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже нужны как в бане пассатижи.
	— «Песня-зарисовка о Париже», 1975

	Тот, кто руль и вёсла бросит, Тех Нелёгкая заносит — Так уж водится!
	— Две судьбы, 1975, 1976—1977

	Всё человечество давно хронически больно, И всю историю оно болеть обречено…
	— «История болезни», 1976

	Нам осталось уколоться и упасть на дно колодца, и пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда. <…> Удивительное рядом, но оно запрещено! <…> Уважаемый редактор, Может лучше про реактор, Про любимый лунный трактор?
	— «Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное — невероятное» из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи», 1977

	Жизнь впереди — один отрезок прожит, Я вхож куда угодно — в терема и в закрома: Рожден в рубашке — Бог тебе поможет, — Хоть наш, хоть удэгейский — старый Сангия-мама!
	— «Реальней сновидения и бреда…», 1977

	Вот уже очищают от копоти свечек иконы, И душа и уста — и молитвы творят, и стихи.
	— «О конце войны», 1977

	Суета всех сует — всё равно суета.
	— Мне судьба — до последней черты, до креста, 1978

	При власти, деньгах ли, при короне ли — Судьба людей швыряет как котят.
	— «Лекция о международном положении, прочитанная человеком, посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство, своим сокамерникам», 1979

	И нас хотя расстрелы не косили, Но жили мы, поднять не смея глаз. Мы тоже дети страшных лет России — Безвременье вливало водку в нас.
	— «Я никогда не верил в миражи», 1979-80

	Я прозревал, глупея с каждым днем, Я прозевал домашние интриги. Не нравился мне век и люди в нём Не нравились. И я зарылся в книги.
	— «Мой Гамлет», 1974

Стихи

Мне будет не хотеться умирать! Посажен на литую цепь почёта, И звенья славы мне не по зубам… Эй, кто стучит в дубовые ворота Костяшками по кованым скобам!.. Ответа нет, — но там стоят, я знаю, Кому не так страшны цепные псы. Но вот над изгородью замечаю Знакомый серп отточенной косы… Я перетру серебряный ошейник И золотую цепь перегрызу. Перемахну забор, ворвусь в репейник, Порву бока — и выбегу в грозу!

— «Когда я отпою...», 1973

	Мне меньше полувека, сорок с лишним. Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним. Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, Мне есть чем оправдаться перед Ним. — обращено к Марине Влади
	— «И снизу лед, и сверху. Маюсь между…», 1980

Выступления и интервью

Никогда не работал я с внутренним редактором, который сидит в каждом из нас и говорит: «А это я лучше не буду». По молодости лет я писал тогда дворовые песни. Была какая-то тоска по нормальной человеческой интонации — у меня так навязла в ушах эта липкая интонация песен, которые исполняли со сцены под оркестр.

Первые мои песни — это дань времени. Это были так называемые «дворовые», городские песни, ещё их почему-то называли блатными. Это такая дань городскому романсу, который к тому времени был забыт. Эти песни были бесхитростные, была, вероятно, в то время потребность в простом общении с людьми, в нормальном, не упрощенном разговоре со слушателями. На них обязательно были следы торопливости, это мои мысли, которые я привозил из своих поездок, а рифмовал их для простоты, чтобы не забыть. В каждой из первых песен была одна, как говорится, но пламенная страсть: в них было извечное стремление человека к свободе, к любимой женщине, к друзьям, к близким людям, была надежда на то, что его будут ждать. <…> Когда говорят, что мои ранние песни были на злобу дня, а теперь будто бы я пишу песни-обобщения, по-моему, это неправда: это невозможно определить, есть обобщение или его нет, — пусть критики разбираются. Потом, со временем, все это видоизменилось, обросло, как снежный ком, приняло другие формы и очертания. И песни немножечко усложнились, круг тем стал шире, хотя я все равно пытаюсь их писать в упрощенной форме, в нарочно примитивизированных ритмах.

Для меня авторская песня — это возможность беседовать, разговаривать с людьми на темы, которые меня волнуют и беспокоят; рассказывать им о том, что меня скребет по нервам, рвет душу и так далее, — в надежде, что их беспокоит то же самое. И если у меня есть собеседник и возможность об этом рассказать, особенно такому большому количеству людей, — это самая большая для меня награда. Авторская песня предполагает непринужденную атмосферу, атмосферу раскованности, дружественности, свободы. В ней нет показухи, приподнятости, зрелищности, отстранения от зрительного зала — нет рампы.

Кое-что на своей шкуре я все-таки испытал и знаю, о чем пишу, но в основном, конечно, в моих песнях процентов 80–90 домысла и авторской фантазии. Я никогда не гнался за точностью в песне. Она получается как-то сама собой, не знаю отчего. <…> Меня часто отождествляют с героями моих песен, но никто и никогда не догадался ещё спросить, не был ли я волком, лошадью или истребителем, от имени которых я тоже пою: ведь можно писать от имени любых предметов, в них во все можно вложить душу — и все! Например, у меня есть песня, которую я пою от имени микрофона, обыкновенного микрофона, как и вот этот, что стоит передо мной. Он много видел, этот микрофон, о многом может рассказать.

«Дельфины и психи»

• см. статью