Остров сокровищ: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎Цитаты: шаблон
Строка 30: Строка 30:
* у нас есть два надежных союзника: ром и климат
* у нас есть два надежных союзника: ром и климат
* Двое мужчин долго молча сидели, то взглядывая друг другу в лицо, то затягиваясь дымом, то нагибаясь вперед, чтобы сплюнуть.<br />(переговоры капитана Смоллетта и Сильвера)
* Двое мужчин долго молча сидели, то взглядывая друг другу в лицо, то затягиваясь дымом, то нагибаясь вперед, чтобы сплюнуть.<br />(переговоры капитана Смоллетта и Сильвера)
* Через час вы будете смеяться по-иному. А те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым!<br /><blockquote>Laugh, by thunder, laugh! Before an hour's out, ye'll laugh upon the other side. Them that die'll be the lucky ones.</blockquote>(Сильвер, глава 20)
* {{Q|Цитата=Через час я подогрею ваш старый блокгауз, как бочку рома. Смейтесь, разрази вас гром, смейтесь! Через час вы будете смеяться по-иному. А '''те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым'''!|Автор=|Комментарий=перевод [[w:Чуковский, Николай Корнеевич|Николая Чуковского]] (не дословный), возможна аллюзия на «Историю государства Российского» Карамзина или другое произведение<ref>http://www.dushenko.ru/news/121636</ref>|Оригинал=Laugh, by thunder, laugh! Before an hour's out, ye'll laugh upon the other side. '''Them that die'll be the lucky ones'''.}}
* Через час вы будете смеяться по-иному. А те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым!<br /><blockquote></blockquote>(Сильвер, глава 20)
* Из всех самодельных лодок эта была, так сказать, самая самодельная.<br />(о лодке Бена Ганна)
* Из всех самодельных лодок эта была, так сказать, самая самодельная.<br />(о лодке Бена Ганна)
* ни разу не видел я, чтобы добродетель приносила человеку хоть какую-нибудь пользу. Прав тот, кто ударит первый. Мертвые не кусаются. Вот и вся моя вера. Аминь!<br />(Израэль Хендс)
* ни разу не видел я, чтобы добродетель приносила человеку хоть какую-нибудь пользу. Прав тот, кто ударит первый. Мертвые не кусаются. Вот и вся моя вера. Аминь!<br />(Израэль Хендс)

Версия от 20:18, 7 ноября 2016

«О́стров сокро́вищ» (англ. Treasure Island) — знаменитый роман Роберта Стивенсона о приключениях, связанных с поиском сокровищ, спрятанных пиратом Флинтом на необитаемом острове. Написан в 1881 году.

Цитаты

  • Пятнадцать человек на сундук мертвеца
    Йо-хо-хо! И бутылка рому!
    Пей, и дьявол тебя доведет до конца
    Йо-хо-хо! И бутылка рому!
  • Человек я простой. Ром, свиная грудинка и яичница – вот и всё, что мне нужно. Да вон тот мыс, с которого видны корабли, проходящие по морю…
    (Билли Бонс)
  • Если вы не перестанете пьянствовать, вы скоро избавите мир от одного из самых гнусных мерзавцев!
    (доктор Ливси – Билли Бонсу)
  • У него шрам на щеке и очень приятное обхождение, особливо когда напьется.
    (Чёрный Пёс о Билли Бонсе)
  • Да, мой товарищ Билли обрадуется мне, как выпивке.
    (Чёрный Пёс)
  • На предплечье синели четкие надписи: «На счастье», «Попутного ветра» и «Да сбудутся мечты Билли Бонса».
  • слово «ром» и слово «смерть» для вас означают одно и то же.
    (доктор Ливси – Билли Бонсу)
  • И я жил только ромом, да! Ром был для меня и мясом, и водой, и женой, и другом.
    (Билли Бонс)
  • У нас будет столько монет, что нам хватит на еду, мы сможем купаться в них, швырять их рикошетом в воду…
    (сквайр Трелони)
  • Я превосходно себя чувствую, ем, как бык, сплю, как бревно.
    (сквайр Трелони)
  • Море, а не сокровища, кружит мне голову.
    (сквайр Трелони)
  • Одни боялись Пью, другие – Билли Бонса. А меня боялся сам Флинт.
    (Сильвер)
  • Знаю я вашего брата. Налакаетесь рому – и на виселицу.
    (Сильвер)
  • Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений.
    (сквайр Трелони – капитану Смоллетту)
  • Не знаю, есть ли здесь сокровище, но клянусь своим париком, что лихорадка здесь есть.
    (доктор Ливси)
  • Нет ли у тебя с собой кусочка сыру?.. Нет? Ну вот, а я много долгих ночей вижу во сне сыр на ломтике хлеба… Просыпаюсь, а сыра нет.
    (Бен Ганн)
  • И вот что из меня вышло, Джим. А все оттого, что я смолоду ходил на кладбище играть в орлянку!
    (Бен Ганн)
  • И он снова ущипнул меня самым дружеским образом.
  • Если человек три года грыз ногти на необитаемом острове, Джим, голова у него не может быть в таком же порядке, как у тебя или у меня.
    (Ливси)
  • Посмотри, как полезно быть лакомкой. Ты, наверно, видел мою табакерку, но ни разу не видел, чтобы я нюхал из нее табак. У меня в табакерке лежит не табак, а кусочек пармезана
    (Ливси)
  • у нас есть два надежных союзника: ром и климат
  • Двое мужчин долго молча сидели, то взглядывая друг другу в лицо, то затягиваясь дымом, то нагибаясь вперед, чтобы сплюнуть.
    (переговоры капитана Смоллетта и Сильвера)
  •  

Через час я подогрею ваш старый блокгауз, как бочку рома. Смейтесь, разрази вас гром, смейтесь! Через час вы будете смеяться по-иному. А те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым! — перевод Николая Чуковского (не дословный), возможна аллюзия на «Историю государства Российского» Карамзина или другое произведение[1]

 

Laugh, by thunder, laugh! Before an hour's out, ye'll laugh upon the other side. Them that die'll be the lucky ones.

  • Через час вы будете смеяться по-иному. А те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым!
    (Сильвер, глава 20)
  • Из всех самодельных лодок эта была, так сказать, самая самодельная.
    (о лодке Бена Ганна)
  • ни разу не видел я, чтобы добродетель приносила человеку хоть какую-нибудь пользу. Прав тот, кто ударит первый. Мертвые не кусаются. Вот и вся моя вера. Аминь!
    (Израэль Хендс)
  • Пусть тот, у кого хватит духу, вынет свой кортик, и я, хоть и на костыле, увижу, какого цвета у него потроха, прежде чем погаснет эта трубка!
    (Сильвер)
  • Сильвера! – заорали все. – Окорок на веки веков! Окорока в капитаны!
  • Значит, там Полярная звезда, а вон там веселые доллары.
    (Сильвер)
  • Это одна из его милых острот. Он остался здесь с шестью товарищами и укокошил их всех. А потом из одного убитого смастерил себе компас…
    (Сильвер о Флинте)
  • Никогда еще не было людей веселее и счастливее нас.
  • меня оставили в пещере и велели насыпать деньги в мешки из-под сухарей.
  • До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта:
    – Пиастры! Пиастры! Пиастры!

Диалоги

  •  

— Капитан, перехитрил вас Джон Сильвер! Он замечательный человек!
— Он был бы ещё замечательнее, если б болтался на рее! — 12

  •  

— Да, капитан, вы были правы. Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений.
— Я такой же осёл как и вы, сэр! — 12

  •  

— А старухе своей вы доверяете? — спросил матрос.
— Джентльмены удачи, — ответил повар, — редко доверяют друг другу. И правильно делают. Но меня провести нелегко. Кто попробует отпустить канат, чтобы старый Джон брякнулся, недолго проживет на этом свете. Одни боялись Пью, другие — Билли Бонса. А меня боялся сам Флинт. — 11

  •  

— Это моряк, — сказал Джордж Мерри, который был смелее остальных и внимательно рассматривал сгнившие лохмотья. — Одежда у него была морская.
— Конечно, моряк, — сказал Сильвер. — Полагаю, ты не надеялся найти здесь епископа. Однако почему эти кости так странно лежат?
И действительно, скелет лежал в неестественной позе.
По странной случайности (виноваты ли тут клевавшие его птицы или, быть может, медленно растущие травы, обвивавшие его со всех сторон) он лежал навытяжку, прямой, как стрела. Ноги его показывали в одну сторону, а руки, поднятые у него над головой, как у готового прыгнуть пловца, — в другую.
— Эге, я начинаю понимать, — сказал Сильвер. — Это компас. Да-да! Вон торчит, словно зуб, вершина Острова Скелета. Проверьте по компасу, куда указывает этот мертвец. — 31

Перевод

Николай Корнеевич Чуковский, 1950

О романе

  •  

... карта отчасти породила фабулу. Я мог бы сказать, пожалуй, что она и была фабулой. Какие-то застрявшие в памяти места из книг Эдгара По, Дефо и Вашингтона Ирвинга, экземпляр джонсоновских «Пиратов», название «Сундук мертвеца» из книги Кингсли «Наконец»[2], обрывки воспоминаний о лодочных прогулках в открытом море, о плавании на яхте водоизмещением в пятнадцать тонн и, наконец, сама карта с её бессчетными красноречивыми подсказками воображению — вот и все мои источники. Не часто, может быть, карте отводится такое знаменательное место в книге; и всё-таки она всегда важна. Писатель должен знать свою округу — будь она настоящей или вымышленной — как свои пять пальцев; расстояния, деления компаса, сторону, где восходит солнце, поведение луны — всё должно быть безупречно. <…>
Повесть уходит в карту корнями, растет на её почве, у неё есть где-то, помимо слов, свой собственный костяк. — перевод: М. И. Кан, 1967

 

the map was the most of the plot. I might almost say it was the whole. A few reminiscences of Poe, Defoe, and Washington Irving, a copy of Johnson's 'Buccaneers,' the name of the Dead Man's Chest from Kingsley's 'At Last,' some recollections of canoeing on the high seas, and the map itself, with its infinite, eloquent suggestion, made up the whole of my materials. It is, perhaps, not often that a map figures so largely in a tale, yet it is always important. The author must know his countryside, whether real or imaginary, like his hand; the distances, the points of the compass, the place of the sun's rising, the behaviour of the moon, should all be beyond cavil. <…>
The tale has a root there; it grows in that soil; it has a spine of its own behind the words.

  — Роберт Стивенсон, «Моя первая книга — "Остров сокровищ"» (My First Book: Treasure Island), 1894
  •  

Особая популярность «Острова сокровищ» в школьной среде укрепила за произведением Стивенсона репутацию книги открытой и очень доступной, а за её автором — славу литератора, пишущего для юношества. Подобное обстоятельство побуждает видеть в этом романе, как и в творчестве Стивенсона вообще, явление более простое и по значению своему довольно узкое (приключения, увлекательность, романтика) в сравнении с действительным его смыслом, реальным значением и воздействием. <…>
В самом деле, лишь детские воспоминания выделяют ощущение напряжённой увлекательности фабулы «Острова сокровищ». Когда же ранние впечатления от романа проверяются повторным знакомством с ним в зрелые годы, внимание сосредоточивается на иных чертах и сама фабула начинает выглядеть иначе. Интерес к увлекательному приключению не пропадает, но очевидным становится, что его вызывает не эффект чисто внешнего действия. События в романе возникают и развиваются соотносительно с обстоятельствами места и времени, и автор придает большое значение тому, чтобы эти возникающие ситуации не были произвольными, а отвечали требованию психологической достоверности и убедительности.
Стивенсон не очень заботится о том, чтобы держать читателя в таинственном неведении, и не склонен чистой иллюзией подогревать его любопытство. Он не боится предуведомляющих намёков относительно исхода событий. <…>
Переходы от эпизода к эпизоду в «Острове сокровищ» и в других приключенческих произведениях Стивенсона не всегда кажутся точно выверенными, но коль скоро сюжетный поворот сделан, ситуация определена, персонажи заняли исходные позиции, то все начинает двигаться без нажима и скрипа, возникает живая картина событий, и создается впечатление точности и психологической достоверности происходящего. В самом деле, раскройте книгу, и вы увидите старого «Адмирала Бенбоу» и морского волка, который стучится у двери, и услышите его хриплый голос. <…>
Умение дать возможность услышать, если впечатление от реальности должно быть звуковым, увидеть, если изображение должно стать картинным, причем увидеть даже в том случае, когда перед взором встают предметы, ничем, как крюйс-марс и фок-зейл, в зрительной памяти не помеченные, это умение, а точнее сказать, мысль о подобном мастерстве составляет для Стивенсона не просто заботу о нескольких выигрышных приемах, но целую творческую программу.
«Война прилагательному»[3] означает борьбу с одномерным изображением, с наиболее распространенной и принятой литературной техникой, которая приводит к выразительности исключительно описательным путём. Смерть «зрительному нерву»[3] передаёт решительную неприязнь к натуралистической изобразительности, к дотошным копиям внешних форм. Стивенсон усиливает те начала в повествовательном жанре, которые сближают его с драмой, — диалог, энергично подвигающий сюжет и насыщенное событиями действие. Вместе с тем он стремится установить гибкие и многосторонние связи между изображаемыми явлениями, рассчитывая на подвижность ассоциативного восприятия и учитывая опыт новейшей для него повествовательной техники.
Стивенсон создает картину, почти не прибегая к помощи «зрительного нерва», то есть без назойливой апелляции к глазу, он не делает никакой уступки прилагательному — не определяет предметов по одним внешним и статичным признакам; он заставляет подниматься луну, дает свет, называет неведомые снасти, бросает картинный клич. Читатель воспринимает все как-то целостно, без предпочтения зрительным или слуховым впечатлениям; во всяком случае, он оказывается убежден в достоверности происходящего. Заботясь о многомерном движении стиля, Стивенсон добился немалого, и здесь заключена одна из главных основ его долговременного и «серьёзного» воздействия на английскую литературу. «Серьёзного» — в противоположность поверхностному следованию его манере по части приключений, пиратов и пиастров, которое с легкостью распространилось после завидного успеха «Острова сокровищ». Подражатели поддались на шутливые уверения Стивенсона, будто он не преследовал в работе над этим романом сколько-нибудь существенных литературных задач. Между тем нельзя не заметить изощренности этой книги: эффект совершенной достоверности на материале, вовсе не реальном. Взяв обстановку вымышленную, так сказать, «бутафорскую», Стивенсон сумел вместе со своими персонажами психологически правдиво вжиться в неё. Уловив эту убедительность, Стивенсон движется уже совершенно свободно в пределах вымысла, он легко ведет литературную «игру», и стоит ему произнести «фок-зейл», как читатель готов верить, будто все понятно, подобно тому, как пираты оказались способны по одним только выбеленным за многие годы костям признать своего незадачливого соратника: «Э, да это Аллардайс, накажи меня бог!» <…>
Джим Хокинс и его друзья сталкиваются с пиратами, вовсе лишенными романтического ореола и какого-либо исторического обоснования для своих действий. Это сущие мародеры, утратившие опору хотя бы разбойничьего союза. Почти все они воплощение мерзкого негодяйства, злобного и хищного коварства. <…>
Джон Сильвер — значительная фигура в «Острове сокровищ» и в ряду самых ярких характеров, созданных Стивенсоном. Этот персонаж остается в памяти и будоражит воображение своей незаурядностью. Джон Сильвер коварен, злобен, жесток, но также умён, хитёр, энергичен, ловок. Его психологический портрет сложен и противоречив, однако убедителен. Невозможно облечь в риторические формулы отвлеченной морали подобную двойственность живого характера.

  — М. В. Урнов, «Роберт Луис Стивенсон», 1981

Примечания

  1. http://www.dushenko.ru/news/121636
  2. At Last: a Christmas in the West Indies (1871)
  3. 1 2 Цели Стивенсона, приведённые в его ответе на письмо Генри Джеймса с разбором романа «Катриона».