Осип Эмильевич Мандельштам: различия между версиями
[досмотренная версия] | [непроверенная версия] |
Khanaon (обсуждение | вклад) →Цитаты прозаические: ещё из природы слова |
Нет описания правки |
||
Строка 1: | Строка 1: | ||
{{Навигация|Тема={{PAGENAME}}|Википедия={{PAGENAME}}|Викисклад={{PAGENAME}}|Викитека={{PAGENAME}}}} |
|||
{{Википедия}} |
|||
'''О́сип Эми́льевич Мандельшта́м''' (имя при рождении — '''Ио́сиф'''; 1891 — 1938) — русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтов XX века. |
'''О́сип Эми́льевич Мандельшта́м''' (имя при рождении — '''Ио́сиф'''; 1891 — 1938) — русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтов XX века. |
||
Версия от 13:27, 4 мая 2017
О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении — Ио́сиф; 1891 — 1938) — русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтов XX века.
Цитаты поэтические
— «Невыразимая печаль…», 1909 |
- Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен —
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!
- Если грустишь, что тебе задолжал я одиннадцать тысяч,
Помни, что двадцать одну мог я тебе задолжать.
- («В альбом спекулянтке Розе»)
- Испанец собирается порой
На похороны тётки в Сарагосу,
Но всё же он не опускает носу
Пред тёткой бездыханной, дорогой.
Он выкурит в Севилье пахитосу
И быстро возвращается домой.
Любовника с испанкой молодой
Он застаёт и хвать её за косу!
Он говорит: не ездил я порой
На похороны тётки в Сарагосу,
Я тётки не имею никакой.
Я выкурил в Севилье пахитосу.
- («Актёру, игравшему испанца»)
- Татары, узбеки и ненцы
И весь украинский народ,
И даже приволжские немцы
К себе переводчиков ждут.
И может быть в эту минуту
Меня на турецкий язык
Японец какой переводит
И в самую душу проник.
- (Из ??)
Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота - не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра
- (Адмиралтейство)
Цитаты прозаические
Когда я умру потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» — «Нет, мы не понимали его стихов.» — «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» — «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров.» — «Тогда вы прощены.» |
Европа без филологии — даже не Америка; это — цивилизованная Сахара, мерзость запустения. По-прежнему будут стоять европейские кремли и акрополи, готические города, соборы, похожие на леса, и куполообразные сферические храмы, но люди будут смотреть на них, не понимая их, с бессмысленным испугом недоуменно спрашивая, какая сила их возвела и какая кровь течёт в жилах окружающей их мощной архитектуры. | |
— «О природе слова», 1922 |
Россия — не Америка, к нам нет филологического ввозу; не прорастет у нас диковинный поэт, вроде Эдгара По, как дерево от пальмовой косточки, переплывшей океан с пароходом. Разве что Бальмонт, самый нерусский из поэтов, чужестранный переводчик эоловой арфы, каких никогда не бывает на Западе; переводчик по призванию, по рождению, в оригинальнейших своих произведениях. | |
— «О природе слова», 1922 |
То запах свежей убоины мускусом и здоровьем ударяет в голову ― запах животных трупов, ― не страшный, потому что мы не хотим понимать его значение; то квадратный запах дублёной кожи, запах ярма и труда, ― и тот же, но смягчённый и плутоватый запах сапожного товара; то метёлочками петрушки и сельдерея щекочущий невинный запах зеленных рядов, сытый и круглый запах рядов молочных.[2] | |
— «Сухаревка», 1923 |
— «Египетская марка», 1927 |
Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна. Вцепившись в воздух, она его не отпускает. | |
— из «Разговора о Данте»,II, 1933 |
— из «Разговора о Данте», V, 1933 |
Густота виолончельного тембра лучше всего приспособлена для передачи ожидания и мучительного нетерпения. В мире не существует силы, которая могла бы ускорить движение меда, текущего из наклоненной склянки. Поэтому виолончель могла сложиться и оформиться только тогда, когда европейский анализ времени достиг достаточных успехов, когда были преодолены бездумные солнечные часы и бывший наблюдатель теневой палочки, передвигающейся по римским цифрам на песке, превратился в страстного соучастника дифференциальной муки и в страстотерпца бесконечно малых. Виолончель задерживает звук, как бы она ни спешила. Спросите у Брамса — он это знает. Спросите у Данте — он это слышал. | |
— из «Разговора о Данте», VII, 1933 |
Чего ты жалуешься, поэзию уважают только у нас — за неё убивают. Ведь больше нигде за поэзию не убивают... — (Слова, сказанные жене – Н. Я. Мандельштам:Воспоминания, книга 1 см. ссылку) |