Александр Трифонович Твардовский

Файл:Aleksandr Trifonovich Tvardovsky (1).jpg

Портрет А.И. Твардовского на почтовой марке СССР, 1980 год

Александр Трифонович Твардовский (1910—1971) — русский советский поэт и писатель. Главный редактор журнала «Новый мир» (1950—1954; 1958—1970).

Цитаты

	Мы его породили, а он нас убил.:с.88 — о «Новом мире» и Солженицыне
	— 1969

Стихотворения

	В тот день, когда окончилась война И все стволы палили в счет салюта, В тот час на торжестве была одна Особая для наших душ минута. В конце пути, в далекой стороне, Под гром пальбы прощались мы впервые Со всеми, что погибли на войне, Как с мертвыми прощаются живые.
	— «В тот день, когда окончилась война…», 1948

	Но праздник свят и величав. В огне полки сменяя, Огонь врага огнем поправ, Идет страна родная. Ее святой, великий труд, Ее немые муки Прославят и превознесут Благоговейно внуки. И скажут, честь воздав сполна, Дивясь ушедшей были: Какие были времена! Какие люди были!
	— «Огонь», 1943

	Не спеши, невеста, Замуж за бойца: Нынче неизвестна Доля молодца. То ли он героем В дом придет родной, То ли не напишет Строчки ни одной. Да и где ты будешь Ждать его тот срок, Если немец дома Грянет на порог? Не спеши, невеста, Замуж за бойца. Это все начало, Погоди конца.
	— «Песенка», 1942

	Я убит подо Ржевом, Тот — еще под Москвой… Где-то, воины, где вы, Кто остался живой?! В городах миллионных, В селах, дома — в семье? В боевых гарнизонах На не нашей земле? Ах, своя ли, чужая, Вся в цветах иль в снегу… Я вам жить завещаю - Что я больше могу?
	— «Я убит подо Ржевом…», 1945-1946

Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В то, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, — Речь не о том, но все же, все же, все же…

Страна Муравия (1936)

Ведет дорога длинная Туда, где быть должна Муравия, старинная Муравская страна. И в стороне далекой той, Знал точно Моргунок, Стоит на горочке крутой, Как кустик, хуторок. Земля в длину и в ширину Кругом своя. Посеешь бубочку одну, И та — твоя. И никого не спрашивай, Себя лишь уважай. Косить пошел — покашивай, Поехал — поезжай. И все твое перед тобой, Ходи себе, поплевывай. Колодец твой, и ельник твой, И шишки все еловые. Весь год — и летом и зимой — Ныряют утки в озере. И никакой, ни боже мой, Коммунии, колхозии!.. И всем крестьянским правилам Муравия верна. Муравия, Муравия! Хо-рошая страна!..

На своем коне с дугой Ехать подходяще: Всякий видит, кто такой, Житель настоящий. На своем коне с дугой Ехать знаменито. Остановят: — Кто такой? — Моргунов Никита. В чужедальней стороне Едешь, смотришь смело: Раз ты едешь на коне, Значит, едешь делом.

— Кабы больше было воли. Хочешь — здесь ты, хочешь — там… — Кабы жалованье, что ли, Положили мужикам. — Кабы нам душа одна бы… — Кабы жить нам не вразлад… — Кабы если бы не бабы, Бабы слушать не хотят!..

Дом у дороги (1946)

Вам не случалось быть при том, Когда в ваш дом родной Входил, гремя своим ружьём, Солдат земли иной? Не бил, не мучил и не жёг, - Далёко до беды. Вступил он только на порог И попросил воды. И, наклонившись над ковшом, С дороги весь в пыли, Попил, утёрся и ушёл Солдат чужой земли. Не бил, не мучил и не жёг, - Всему свой срок и ряд. Но он входил, уже он мог Войти, чужой солдат. Чужой солдат вошёл в ваш дом, Где свой не мог войти. Вам не случилось быть при том? И бог не приведи! … Но если было суждено Всё это, всё в зачет, Не доведись хоть то одно, Чему ещё черед. Не доведись вам за войну, Жена, сестра иль мать, Своих Живых Солдат в плену Воочью увидать.

А мать родную не учить, Как на куски кусок делить, Какой кусок ни скудный, Какой делёж ни трудный.

А где боец за столько лет Себе жилья не строил! Не только там, где лесу нет, А нет земли порою. Где нет земли, один песок, А то, как камень, грунт жесток, А то — болото. Мука! А на земле — не штука.

За далью — даль (1953—1960)

Та память вынесенных мук Жива, притихшая, в народе, Как рана, что нет – нет – и вдруг Заговорит к дурной погоде. Но, люди, счастье наше в том, Что счастья мы хотим упорно, Что на века мы строим дом, Свой мир живой и рукотворный.

Пусть трезвый опыт не перечит, Что нам дорога – лучший быт. Она трясет и бьет, А – лечит. И старит нас, А – молодит.

Мы все – почти что поголовно - Оттуда люди, от земли, И дальше деда родословной Не знаем: предки не вели, Не беспокоились о древе, Рождались, жили в свой черед, Хоть род и мой – он так же древен, Как, скажем, твой, читатель, род…

Глядишь, роман, и все в порядке: Показан метод новой кладки, Отсталый зам, растущий пред И в коммунизм идущий дед; Она и он — передовые, Мотор, запущенный впервые, Парторг, буран, прорыв, аврал, Министр в цехах и общий бал… И все похоже, все подобно Тому, что есть иль может быть, А в целом — вот как несъедобно, Что в голос хочется завыть.

	Что ж, мы ― трава? Что ж, и они ― трава? Нет, не избыть нам связи обоюдной. Не мёртвых власть, а власть того родства, Что даже смерти стало неподсудно.
	— «В тот день, когда окончилась война», 1948

	Мы знаем грядущему цену И знаем, что юность права, Не как молодая трава, Что старой приходит на смену, Чтоб так же отжить до зимы.
	— «О Юности», 1951

Дневники, письма, мемуары

	Тема [репрессий] страшная, бросить нельзя — всё равно, что жить в комнате, где под полом труп члена семьи зарыт, а мы решили не говорить об этом и жить хорошо, и больше не убивать членов семьи.:с.74
	— рабочая тетрадь, 1955

Мы не просто не верим в бога, но мы «предались сатане» — в угоду ему оскорбляем религиозные чувства людей, не довольствуясь всемирным процессом отхода от религии в связи с приобщением к культуре, а хотим немедленно поломать и низвергнуть старых богов и заменить их своими <…>. Мы насильственно, как только это делает вера завоевателей в отношении веры завоёванных, лишили жизнь людей нашей страны благообразия и поэзии неизменных и вечных её рубежей — рождения, венчания, похорон и т.п. — под влиянием книги Н. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма»:с.96

— рабочая тетрадь, 27февраля 1966

	Что делать мне с тобой, моя присяга, Где взять слова, чтоб рассказать о том, Как в сорок пятом нас встречала Прага И как встречала в шестьдесят восьмом?..:с.99
	— 1968

О Твардовском

	Я считаю Твардовского единственным сейчас из официально признанных безусловным и сильным поэтом.
	— Варлам Шаламов, письмо А. 3. Добровольскому, 30 марта 1956

	Твардовский пытается зачеркнуть двадцатый век русской поэзии, и от того-то поэтический отдел «Нового мира» так беден и бледен.
	— Варлам Шаламов, <Твардовский. «Новый мир»>, 1960-е

Два человека сошлись в ненависти к Хрущёву — Эренбург и Твардовский, два сталинских любимца <…>. Хрущёв сломал Твардовского и заставил служить антисталинизму. Твардовский этого никогда не простил и весь «Новый мир» после 18 октября 1964: только антихрущёвской политики, внимания, наблюдения. — резкая оценка Твардовского обусловлена отказом в публикации произведений Шаламова в «Новом мире» и неосведомлённостью о сложностях борьбы, которую Твардовский вёл с властью, будучи редактором:с.71-76

— Варлам Шаламов, записные книжки, 1966

	Он был — богатырь, из тех немногих, кто перенёс русское национальное сознание через коммунистическую пустыню.
	— Александр Солженицын, «Богатырь»