Осип Эмильевич Мандельштам: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
MarkErbo (обсуждение | вклад) |
MarkErbo (обсуждение | вклад) →Цитаты прозаические: Утро акмеизма |
||
Строка 30: | Строка 30: | ||
== Цитаты прозаические == |
== Цитаты прозаические == |
||
{{Q|Когда я умру потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» — «Нет, мы не понимали его стихов.» — «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» — «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров.» — «Тогда вы прощены.»}} |
{{Q|Когда я умру потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» — «Нет, мы не понимали его стихов.» — «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» — «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров.» — «Тогда вы прощены.»}} |
||
{{Q|Острие [[акмеизм]]а ― не стилет и не жало декадентства. Акмеизм ― для тех, кто, обуянный духом строительства, не отказывается малодушно от своей тяжести, а радостно принимает ее, чтобы разбудить и использовать архитектурно спящие в ней силы. Зодчий говорит: я строю ― значит, я прав. Сознание своей правоты нам дороже всего в [[поэзия|поэзии]] и, с [[презрение]]м отбрасывая бирюльки [[футуризм|футуристов]], для которых нет высшего наслаждения, как зацепить вязальной спицей трудное слово, мы вводим готику в отношения слов, подобно тому как [[Иоганн Себастьян Бах|Себастьян Бах]] утвердил ее в музыке. Какой безумец согласится строить, если он не [[вера|верит]] в реальность материала, сопротивление которого он должен победить.<ref name="Манифесты">«Литературные манифесты от символизма до наших дней». — М.: Издательский дом «Согласие», 1912 г.</ref>|Автор=«Утро акмеизма», 1912}} |
|||
{{Q|[[Европа]] без филологии — даже не [[Америка]]; это — [[цивилизация|цивилизованная]] Сахара, мерзость запустения. По-прежнему будут стоять европейские кремли и акрополи, готические [[город]]а, [[собор]]ы, похожие на [[лес]]а, и куполообразные сферические [[храм]]ы, но [[люди]] будут смотреть на них, не понимая их, с бессмысленным [[испуг]]ом недоуменно спрашивая, какая [[сила]] их возвела и какая [[кровь]] течёт в жилах окружающей их мощной [[архитектура|архитектуры]]. |
{{Q|[[Европа]] без филологии — даже не [[Америка]]; это — [[цивилизация|цивилизованная]] Сахара, мерзость запустения. По-прежнему будут стоять европейские кремли и акрополи, готические [[город]]а, [[собор]]ы, похожие на [[лес]]а, и куполообразные сферические [[храм]]ы, но [[люди]] будут смотреть на них, не понимая их, с бессмысленным [[испуг]]ом недоуменно спрашивая, какая [[сила]] их возвела и какая [[кровь]] течёт в жилах окружающей их мощной [[архитектура|архитектуры]]. |
Версия от 15:43, 7 октября 2017
О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении — Ио́сиф; 1891 — 1938) — русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтов XX века.
Цитаты поэтические
— «Невыразимая печаль…», 1909 |
- Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен —
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!
- Если грустишь, что тебе задолжал я одиннадцать тысяч,
Помни, что двадцать одну мог я тебе задолжать.
- («В альбом спекулянтке Розе»)
- Испанец собирается порой
На похороны тётки в Сарагосу,
Но всё же он не опускает носу
Пред тёткой бездыханной, дорогой.
Он выкурит в Севилье пахитосу
И быстро возвращается домой.
Любовника с испанкой молодой
Он застаёт и хвать её за косу!
Он говорит: не ездил я порой
На похороны тётки в Сарагосу,
Я тётки не имею никакой.
Я выкурил в Севилье пахитосу.
- («Актёру, игравшему испанца»)
- Татары, узбеки и ненцы
И весь украинский народ,
И даже приволжские немцы
К себе переводчиков ждут.
И может быть в эту минуту
Меня на турецкий язык
Японец какой переводит
И в самую душу проник.
- (Из ??)
Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота - не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра
- (Адмиралтейство)
Цитаты прозаические
Когда я умру потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» — «Нет, мы не понимали его стихов.» — «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» — «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров.» — «Тогда вы прощены.» |
Острие акмеизма ― не стилет и не жало декадентства. Акмеизм ― для тех, кто, обуянный духом строительства, не отказывается малодушно от своей тяжести, а радостно принимает ее, чтобы разбудить и использовать архитектурно спящие в ней силы. Зодчий говорит: я строю ― значит, я прав. Сознание своей правоты нам дороже всего в поэзии и, с презрением отбрасывая бирюльки футуристов, для которых нет высшего наслаждения, как зацепить вязальной спицей трудное слово, мы вводим готику в отношения слов, подобно тому как Себастьян Бах утвердил ее в музыке. Какой безумец согласится строить, если он не верит в реальность материала, сопротивление которого он должен победить.[1] | |
— «Утро акмеизма», 1912 |
Европа без филологии — даже не Америка; это — цивилизованная Сахара, мерзость запустения. По-прежнему будут стоять европейские кремли и акрополи, готические города, соборы, похожие на леса, и куполообразные сферические храмы, но люди будут смотреть на них, не понимая их, с бессмысленным испугом недоуменно спрашивая, какая сила их возвела и какая кровь течёт в жилах окружающей их мощной архитектуры. | |
— «О природе слова», 1922 |
Россия — не Америка, к нам нет филологического ввозу; не прорастет у нас диковинный поэт, вроде Эдгара По, как дерево от пальмовой косточки, переплывшей океан с пароходом. Разве что Бальмонт, самый нерусский из поэтов, чужестранный переводчик эоловой арфы, каких никогда не бывает на Западе; переводчик по призванию, по рождению, в оригинальнейших своих произведениях. | |
— «О природе слова», 1922 |
То запах свежей убоины мускусом и здоровьем ударяет в голову ― запах животных трупов, ― не страшный, потому что мы не хотим понимать его значение; то квадратный запах дублёной кожи, запах ярма и труда, ― и тот же, но смягчённый и плутоватый запах сапожного товара; то метёлочками петрушки и сельдерея щекочущий невинный запах зеленных рядов, сытый и круглый запах рядов молочных.[3] | |
— «Сухаревка», 1923 |
— «Египетская марка», 1927 |
Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна. Вцепившись в воздух, она его не отпускает. | |
— из «Разговора о Данте»,II, 1933 |
— из «Разговора о Данте», V, 1933 |
Густота виолончельного тембра лучше всего приспособлена для передачи ожидания и мучительного нетерпения. В мире не существует силы, которая могла бы ускорить движение меда, текущего из наклоненной склянки. Поэтому виолончель могла сложиться и оформиться только тогда, когда европейский анализ времени достиг достаточных успехов, когда были преодолены бездумные солнечные часы и бывший наблюдатель теневой палочки, передвигающейся по римским цифрам на песке, превратился в страстного соучастника дифференциальной муки и в страстотерпца бесконечно малых. Виолончель задерживает звук, как бы она ни спешила. Спросите у Брамса — он это знает. Спросите у Данте — он это слышал. | |
— из «Разговора о Данте», VII, 1933 |
Чего ты жалуешься, поэзию уважают только у нас — за неё убивают. Ведь больше нигде за поэзию не убивают... — (Слова, сказанные жене – Н. Я. Мандельштам:Воспоминания, книга 1 см. ссылку) |
Цитаты о Мандельштаме
Мандельштам довольно усердно посещал собрания «Цеха <поэтов>», но в зиму 1913-14 (после разгрома акмеизма) мы стали тяготиться «Цехом» и даже дали Городецкому и Гумилеву составленное Осипом и мной прошение о закрытии «Цеха». — С.Городецкий наложил резолюцию: «Всех повесить, а Ахматову заточить». | |
— Анна Ахматова. «Листки из дневника: воспоминания об О.Э.Мандельштаме», 1964 |