Мать-и-мачеха: различия между версиями

Интерактивная навигация по истории

[непроверенная версия]

← Предыдущая правка Следующая правка →

Содержимое удалено Содержимое добавлено

ВизуальныйВики-текст

Линейный

Версия от 19:31, 9 декабря 2018

Ма́ть-и-ма́чеха ^{[комм. 1]} (лат. Tussilágo)^{[комм. 2]} — известнейшее в России раннецветущее растение из монотипного рода многолетних травянистых растений мать-и-мачеха семейства астровых (или сложноцветных).^{[комм. 3]}

Мать-и-мачеха — один из самых выносливых, неприхотливых и ранних весенних цветов. Его мелкие жёлтые корзинки появляются ещё по снегу, на голой земле, задолго до появления листьев растения, обычное время цветения в условиях европейской части России — апрель. Издревле мать-и-мачеха известна как лекарственное растение.

Мать-и-мачеха в прозе

Черта сердитого моря была выше на береге и далеко за мною; видна была граница, до которой докатывались бурные волны; тут они оставляли обломки, обрывки снастей и пену своей ярости. Трава не смела расти на месте, подверженном их нападению; но далее за границей расцветали в безопасности и подорожник, и цикорий, и серебристая мать-и-мачеха^[1].

— Николай Бестужев, «Трактирная лестница», 1826

Деревья, как расслабленные, тяжело дремали, опустив свои размягченные жаром листья, и колосистая рожь стояла неподвижным зелёно-бурым морем, изнемогая под невыносимым дыханием летнего бога, наблюдающего своим жарким глазом за спешною химическою работою в его необъятной лаборатории. Только одни листья прибрежных водорослей, то многоугольные, как листья «мать-и-мачеха», то длинные и остроконечные, как у некоторых видов пустынной пальмы, лениво покачивались, роскошничая на мелкой ряби тихо бежавшей речки^[2].

— Николай Лесков, «Некуда», 1864

Это мы твои братья, это мы твои сестры. И те, что здесь, белые, пышные, ждут тебя дальше, и мы ― твои, с детства знакомые… Все мы и сестры, и братья, одинаково равны перед небом, и север, и юг, и закат, и восход… Жёлтые были цветочки ― мать и мачеха… ― ещё свернуты в мягких и толсто-пушистых пелёнках сочного стебля. Ещё свернуты были, полуродившись, в низкой ложбинке у края дороги. Долго, склонившись, Алёша глядел. Первые, жёлтые птенчики, вы ещё спите теперь под мягким пушистым покровом, там… далеко… где село над холодной рекой с холодными, мокрыми рыбами… там, где отец его, братья… Тронуть рукой их ― так захотелось… Пальцам приятна свежая голая кожица; по-детски доверчиво прилегли они к пальцам. И, смутившись, отдаваясь безотчетному влечению, склонялся всё ниже Алёша, и вот наклонился совсем, и приложился губами к тонкой, холодноватой их кожице, и взял один ― тот, что поцеловал… Не поцеловал ― приложился ― как к иконе святой, как к Божьему чуду^[3].

— Иван Новиков, «Во Имя Господне», 1906

А в полях кипит не знающая устали весенняя разноголосая жизнь! Жаворонок с песнями кружится над рожью. Стрекоза, подогнув книзу вытянутое тельце, стрекочет стеклянными крылышками и покачивается на высоких кустах татарника. Ленивый жук с размаху бестолково шлёпается в песок. И никто не даёт Гараське ответа на его мысли. Он срывает большой круглый лопух мать-мачехи и прикладывает к щеке^[4].

— Александр Богданов, «Гараськина душа», 1913

— Ой ты, мать-и-мачеха! Сильный дух в тебе, помогаешь ты от тоски, от горя! Иди в корзинку!
Рвала она в тишине пахучую траву, потом отошла в сторону с дороги, распрямила согбенную спину, посмотрела в лес выцветшими голубыми глазами и запела...

— Мария Конопницкая, «История о гномах и о сиротке Марисе», 1916

― Вы не математик, Антон Сергеич, ― суетливо продолжал Алфёров. ― А я на числах, как на качелях, всю жизнь прокачался. Бывало, говорил жене: раз я математик, ты мать-и-мачеха… Горноцветов и Колин залились тонким смехом. Госпожа Дорн вздрогнула, испуганно посмотрела на обоих.
― Одним словом: цифра и цветок, ― холодно сказал Ганин^[5].

— Владимир Набоков, «Машенька», 1926

Постепенно развозит дороги, наступает распутица, бездорожье. На реках появляются во льду первые промоины с чёрной водой, а на буграх ― проталины и проплешины. По краю слежавшегося снега уже желтеет мать-и-мачеха. Потом на реках происходит первая подвижка льда...^[6]

— Константин Паустовский, «Золотая роза», 1955

То ли деревня была беднее нашей, то ли вообще повыше там стояла культура по освоению дикорастущих, но жена распахнула передо мной такие горизонты, что я пожалел даже, что ничего этого мы не знали в детстве. Названия большинства растений установить не удалось. Так, например, она настойчиво рассказывала про какие-то лепёшечки, довольно безвкусные, но которые тем не менее пожирались будто бы горстями, а также про некие нюньки, вылавливаемые из воды во время весеннего половодья. Стебельки мать-и-мачехи, этого раннего подснежника, а также молодые, нежные стебельки тмина я, по её совету, попробовал, но, наверное, и тогда, в детстве, они не понравились бы мне: очень уж приторно пахучи. Трубочки одуванчиков с ободранной кожицей всё-таки неприятно горьки, а молоденькие листья липы, наоборот, пресноваты. Но что оказалось действительно вкусным и о чём действительно можно пожалеть, что не знали тогда, в детстве, ― это свербига. Горьковатая, пряная, отдающая слегка хреном, она и теперь нам так понравилась, что мы съели её по пучку^[7].

— Владимир Солоухин, «Капля росы», 1959

Мы выезжаем в деревню в последних числах марта, чтобы успеть проскочить по зимнему пути и застать всю весну, начиная с капелей, через полное таяние снегов до цветения яблонь. В первых числах апреля всё рушится, плывёт, курится паром. Поют жаворонки, расцветает мать-и-мачеха, грачи хлопотливо таскают на старые липы тяжёлые ветки, отламывая их на старых же полуразвалившихся вётлах.

— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

― Завянет, ― сказал брат, ― по пути.
― Нет, я её донесу, ― ответила Кира и побежала к ключу, я ― с ней, бессмертники, что были завернуты в платок, мы высыпали и, намочив платок в воде, Кира обернула им стебли иван-да-марьи.
― Я на реке стебли сразу же в воду опущу и потом в корме лодки спрячу. Дед указал нам дорогу, а Маша потом нас нагнала и передала Кире широкие листья мать-и-мачехи:
― Ты в них заверни, тогда не пропадут^[8].

— Леонид Зуров, «Иван-да-марья», 1969

	Ранняя весна была ― начало мая. Воскресенье ― порт не работал и был тих и пустынен. Первая зелень трав вдоль проездов. Вспышки жёлтых одуванчиков и мать-и-мачехи. Какие-то голубые цветочки между шпал^[9].
	— Виктор Конецкий, «Начало конца комедии», 1978

Подбирая изодранный белый подол, зима поспешно отступала с фронта в северные края. Обнажалась земля, избитая войною, лечила самое себя солнцем, талой водой, затягивала рубцы и пробоины ворсом зелёной травы. Распускались вербы, брызнули по косогорам фиалки, заискрилась мать-и-мачеха, подснежники острой пулей раздирали кожу земли. <...>
― Замечай! ― мотнул головой Ланцов на танк, вросший в землю, пушечкой уткнувшийся в кювет. Машину оплело со всех сторон сухим бурьяном, под гусеницами жили мыши, вырыл нору суслик. Ржавчина насыпалась холмиком вокруг танка, но и сквозь ржавчину просунулись острия травинок, густо, хотя и угнетённо, светились цветы мать-и-мачехи^[10].

— Виктор Астафьев, «Пастух и пастушка. Современная пастораль», 1989

― Каждый год переселялся туда с первыми весенними деньками. С первыми цветами мать-и-мачехи.
― Как странно! Я ведь толком и не знаю, как выглядит мать-и-мачеха…
― Все меньше остается её на весенних склонах. Любка, ландыш, адонис почти исчезли из наших подмосковных лесов. Калган, корень валерьяны днём с огнём не сыщешь^[11].

— Еремей Парнов, «Александрийская гемма», 1990

Солнце стояло невысоко и проглядывало сквозь ветви. Его можно было принять за луну. Оно светило бело-перламутровым, осенним, чуть прозрачным светом. Слава разглядела тропинки из разбитых кирпичей, сквозь которые прорастала трава и жёлтая, как измена, мать-и-мачеха^[12].

— Наталия Медведева, «Любовь с алкоголем», 1993

Я перемыл руки и окончательно убедился, что бабушка сегодня не в духе. Причиной тому был «вонючий старик», что в переводе с бабушкиного языка обозначало моего дедушку. Дедушка сидел в кухне на табуретке и сосредоточенно ковырял вилкой винегрет из рыночных овощей. Прогневил он бабушку тем, что рассыпал лист мать-и-мачехи. Неделю назад бабушка заварила такой с душицей в фарфоровом чайнике, потом поставила этот чайник на видное место и по сей день не могла найти. <...> ― Бабушкин взгляд упал на стол, где осталось немного просыпанной мать-и-мачехи, и настроение её снова ухудшилось^[13].

— Павел Санаев, «Похороните меня за плинтусом», 1995

Это была типичная библиотека, уходящая корнями ещё в собирательскую страсть её отца. Основу её составляли второстепенные собрания сочинений, растянутые на манер мехов гармони, которые, если ужать их до одного тома, издают бледный звук лопнувшей струны. И этим печальным звуком они лепились к художественной литературе. Стоило взять один томик в руки, как из него сыпались на пол скелетики пижмы, мать-и-мачехи, с щемящим шорохом сгинувших в перегное лета, обрывки газет, в которых, как в стоячих болотцах, клубились испарения какой-то фантастической реальности, уже вступившей в химическую реакцию с текстом самой книги^[14].

— Ирина Полянская, «Прохождение тени», 1996

Однако торопливая природа готовилась к тому, чтобы скорей настал назначенный врачами июль: уже и листья на деревьях подросли, уже на пригреве запестрели жёлтые мать-и-мачехи, круглые, на коротких стеблях, будто крепко пришитые пуговицы^[15].

— Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999

Мать-и-мачеха в поэзии

	Только дикий ветер осенний, Прошумев, прекращал игру, — Сердце билось еще блаженней, И я верил, что я умру Не один, — с моими друзьями, С мать-и-мачехой, с лопухом, И за дальними небесами Догадаюсь вдруг обо всём^[16].
	— Николай Гумилёв, «Детство», 1916

	Не только мать-и-мачеха. Ещё отец есть с отчимом, Бывает сын-и-пасынок, Ещё есть дочь безродная, Отродье безымянное, И сволочь подзаборная, И падаль отворотная, И есть ещё бастард...^[17]
	— Михаил Савояров, «Матерное» (из сборника «Сатиры и сатирки»), 1921

↑ Мать-и-мачеха — далеко не единственное имя этого известнейшего в народе растения. Другие русские названия: двоелистник, камчужная трава, лапуха студёная, мать-трава, односторонник, царь-зелье...
↑ Нижняя сторона листьев мать-и-мачехи, покрытая многочисленными волосками, испаряет воду намного слабее голой верхней стороны листьев, поэтому нижняя сторона (мать) на ощупь значительно теплее и мягче верхней (мачехи), холодной и гладкой, словно бы отталкивающей (и несмачивающейся) — отсюда и происходит русское название растения.
↑ Монотипный род мать-и-мачеха включает в себя один вид: мать-и-мачеха обыкновенная (лат. Tussilágo fárfara).

Источники

↑ Николай Бестужев, «Трактирная лестница», впервые опубликовано в альманахе «Северные цветы» за 1826 год, стр. 107-145, под псевдонимом Алексей Коростылёв.
↑ Лесков Н.С. Собрание сочинений в 12 томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.
↑ И.А.Новиков. «Золотые кресты»: Роман. Повести и рассказы. — Мценск, 2004 г.
↑ А. А. Богданов. Избранная проза. — М., 1960 г.
↑ Набоков В.В. Собрание сочинений в 4 томах — М.: Правда, 1990 г. Том первый
↑ К.Г. Паустовский. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972. г.
↑ Солоухин В. А. Собрание сочинений: В 5 т. Том 1. — М.: Русский мир, 2006 г.
↑ Л.Ф.Зуров. «Иван-да-марья». — М., журнал «Звезда», 2005 г. № 8-9
↑ Конецкий В. Начало конца комедии. Повести и рассказы. — М.: «Современник», 1978 г.
↑ Астафьев В.П. «Так хочется жить». Повести и рассказы. — Москва, Книжная палата, 1996 г.
↑ Е.И. Парнов, «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.
↑ Медведева Н., «Любовь с алкоголем». — М.: Вагриус, 2001 г.
↑ Павел Санаев, «Похороните меня за плинтусом». — М., журнал «Октябрь», 1996 г. №7.
↑ Полянская И., «Прохождение тени». — М.: Вагриус, 1999 г.
↑ Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки». — М.: Вагриус, 1999 г.
↑ Н. Гумилёв. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1988 г.
↑ Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Сатиры и сатирки»: «Матерное»

См. также

Поделитесь цитатами в социальных сетях:
ВКонтакте • Facebook • Твиттер • Живой Журнал

[1] Мать-и-мачеха — далеко не единственное имя этого известнейшего в народе растения. Другие русские названия: двоелистник, камчужная трава, лапуха студёная, мать-трава, односторонник, царь-зелье...

[2] Нижняя сторона листьев мать-и-мачехи, покрытая многочисленными волосками, испаряет воду намного слабее голой верхней стороны листьев, поэтому нижняя сторона (мать) на ощупь значительно теплее и мягче верхней (мачехи), холодной и гладкой, словно бы отталкивающей (и несмачивающейся) — отсюда и происходит русское название растения.

[3] Монотипный род мать-и-мачеха включает в себя один вид: мать-и-мачеха обыкновенная (лат. Tussilágo fárfara).

[4] Николай Бестужев, «Трактирная лестница», впервые опубликовано в альманахе «Северные цветы» за 1826 год, стр. 107-145, под псевдонимом Алексей Коростылёв.

[5] Лесков Н.С. Собрание сочинений в 12 томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.

[6] И.А.Новиков. «Золотые кресты»: Роман. Повести и рассказы. — Мценск, 2004 г.

[7] А. А. Богданов. Избранная проза. — М., 1960 г.

[8] Набоков В.В. Собрание сочинений в 4 томах — М.: Правда, 1990 г. Том первый

[9] К.Г. Паустовский. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972. г.

[Солоухин-10] Солоухин В. А. Собрание сочинений: В 5 т. Том 1. — М.: Русский мир, 2006 г.

[Зуров-11] Л.Ф.Зуров. «Иван-да-марья». — М., журнал «Звезда», 2005 г. № 8-9

[12] Конецкий В. Начало конца комедии. Повести и рассказы. — М.: «Современник», 1978 г.

[13] Астафьев В.П. «Так хочется жить». Повести и рассказы. — Москва, Книжная палата, 1996 г.

[14] Е.И. Парнов, «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.

[15] Медведева Н., «Любовь с алкоголем». — М.: Вагриус, 2001 г.

[16] Павел Санаев, «Похороните меня за плинтусом». — М., журнал «Октябрь», 1996 г. №7.

[Тень-17] Полянская И., «Прохождение тени». — М.: Вагриус, 1999 г.

[18] Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки». — М.: Вагриус, 1999 г.

[19] Н. Гумилёв. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1988 г.

[20] Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Сатиры и сатирки»: «Матерное»

[комм. 1]

[комм. 2]

[комм. 3]

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[12]

[13]

[14]

[15]

[16]

[17]

@@ Строка 6: / Строка 6: @@
 == Мать-и-мачеха в прозе ==
-{{Q|Черта сердитого [[море|моря]] была выше на береге и далеко за мною; видна была граница, до которой докатывались бурные волны; тут они оставляли обломки, обрывки снастей и пену своей ярости. [[Трава]] не смела расти на месте, подверженном их нападению; но далее за границей расцветали в безопасности и [[подорожник]], и [[цикорий]], и серебристая мать-и-мачеха.<ref>''[[Николай Александрович Бестужев|Николай Бестужев]]'', «Трактирная лестница», впервые опубликовано в альманахе «Северные цветы» за 1826 год, стр. 107-145, под псевдонимом ''Алексей Коростылёв''.</ref>|Автор=[[Николай Александрович Бестужев|Николай Бестужев]], «[[:s:Трактирная лестница (Бестужев)|Трактирная лестница]]», 1826}}
+{{Q|Черта сердитого [[море|моря]] была выше на береге и далеко за мною; видна была граница, до которой докатывались бурные волны; тут они оставляли обломки, обрывки снастей и пену своей ярости. [[Трава]] не смела расти на месте, подверженном их нападению; но далее за границей расцветали в безопасности и [[подорожник]], и [[цикорий]], и серебристая мать-и-мачеха<ref>''[[Николай Александрович Бестужев|Николай Бестужев]]'', «Трактирная лестница», впервые опубликовано в альманахе «Северные цветы» за 1826 год, стр. 107-145, под псевдонимом ''Алексей Коростылёв''.</ref>.|Автор=[[Николай Александрович Бестужев|Николай Бестужев]], «[[:s:Трактирная лестница (Бестужев)|Трактирная лестница]]», 1826}}
-{{Q|[[Деревья]], как расслабленные, тяжело дремали, опустив свои размягченные жаром листья, и колосистая [[рожь]] стояла неподвижным зелёно-бурым морем, изнемогая под невыносимым дыханием летнего [[бог]]а, наблюдающего своим жарким глазом за спешною химическою работою в его необъятной лаборатории. Только одни листья прибрежных [[водоросли|водорослей]], то многоугольные, как листья «мать-и-мачеха», то длинные и остроконечные, как у некоторых видов пустынной [[пальма|пальмы]], лениво покачивались, роскошничая на мелкой ряби тихо бежавшей речки.<ref>''[[w:Лесков, Николай Семёнович|Лесков Н.С.]]'' Собрание сочинений в 12 томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.</ref>|Автор=[[Николай Семёнович Лесков|Николай Лесков]], «Некуда», 1864}}
+{{Q|[[Деревья]], как расслабленные, тяжело дремали, опустив свои размягченные жаром листья, и колосистая [[рожь]] стояла неподвижным зелёно-бурым морем, изнемогая под невыносимым дыханием летнего [[бог]]а, наблюдающего своим жарким глазом за спешною химическою работою в его необъятной лаборатории. Только одни листья прибрежных [[водоросли|водорослей]], то многоугольные, как листья «мать-и-мачеха», то длинные и остроконечные, как у некоторых видов пустынной [[пальма|пальмы]], лениво покачивались, роскошничая на мелкой ряби тихо бежавшей речки<ref>''[[w:Лесков, Николай Семёнович|Лесков Н.С.]]'' Собрание сочинений в 12 томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.</ref>.|Автор=[[Николай Семёнович Лесков|Николай Лесков]], «Некуда», 1864}}
-{{Q|Это мы твои [[брат]]ья, это мы твои сестры. И те, что здесь, белые, пышные, ждут тебя дальше, и мы ― твои, с детства знакомые… Все мы и сестры, и братья, одинаково равны перед небом, и север, и юг, и закат, и восход… Жёлтые были цветочки ― мать и мачеха… ― ещё свернуты в мягких и толсто-пушистых пелёнках сочного [[стебель|стебля]]. Ещё свернуты были, полуродившись, в низкой ложбинке у края дороги. Долго, склонившись, Алёша глядел. Первые, жёлтые птенчики, вы ещё спите теперь под мягким пушистым покровом, там… далеко… где село над холодной рекой с холодными, мокрыми [[рыба]]ми… там, где отец его, братья… Тронуть рукой их ― так захотелось… Пальцам приятна свежая голая кожица; по-детски доверчиво прилегли они к пальцам. И, смутившись, отдаваясь безотчетному влечению, склонялся всё ниже Алёша, и вот наклонился совсем, и приложился губами к тонкой, холодноватой их кожице, и взял один ― тот, что поцеловал… Не поцеловал ― приложился ― как к [[икона|иконе]] святой, как к Божьему чуду.<ref>''[[:w:Новиков, Иван Алексеевич|И.А.Новиков]]''. «Золотые кресты»: Роман. Повести и рассказы. — Мценск, 2004 г.</ref>|Автор= [[:w:Новиков, Иван Алексеевич|Иван Новиков]], «Во Имя Господне», 1906}}
+{{Q|Это мы твои [[брат]]ья, это мы твои сестры. И те, что здесь, белые, пышные, ждут тебя дальше, и мы ― твои, с детства знакомые… Все мы и сестры, и братья, одинаково равны перед небом, и север, и юг, и закат, и восход… Жёлтые были цветочки ― мать и мачеха… ― ещё свернуты в мягких и толсто-пушистых пелёнках сочного [[стебель|стебля]]. Ещё свернуты были, полуродившись, в низкой ложбинке у края дороги. Долго, склонившись, Алёша глядел. Первые, жёлтые птенчики, вы ещё спите теперь под мягким пушистым покровом, там… далеко… где село над холодной рекой с холодными, мокрыми [[рыба]]ми… там, где отец его, братья… Тронуть рукой их ― так захотелось… Пальцам приятна свежая голая кожица; по-детски доверчиво прилегли они к пальцам. И, смутившись, отдаваясь безотчетному влечению, склонялся всё ниже Алёша, и вот наклонился совсем, и приложился губами к тонкой, холодноватой их кожице, и взял один ― тот, что поцеловал… Не поцеловал ― приложился ― как к [[икона|иконе]] святой, как к Божьему чуду<ref>''[[:w:Новиков, Иван Алексеевич|И.А.Новиков]]''. «Золотые кресты»: Роман. Повести и рассказы. — Мценск, 2004 г.</ref>.|Автор= [[:w:Новиков, Иван Алексеевич|Иван Новиков]], «Во Имя Господне», 1906}}
-{{Q|А в полях кипит не знающая устали весенняя разноголосая жизнь! [[Жаворонок]] с песнями кружится над [[рожь]]ю. [[Стрекоза]], подогнув книзу вытянутое тельце, стрекочет стеклянными крылышками и покачивается на высоких кустах [[татарник]]а. Ленивый [[жук]] с размаху бестолково шлёпается в песок. И никто не даёт Гараське ответа на его мысли. Он срывает большой круглый [[лопух]] мать-мачехи и прикладывает к щеке.<ref>''[[:w:Богданов, Александр Алексеевич|А. А. Богданов'']]. Избранная проза. — М., 1960 г.</ref>|Автор=[[:w:Богданов, Александр Алексеевич|Александр Богданов]], «Гараськина душа», 1913}}
+{{Q|А в полях кипит не знающая устали весенняя разноголосая жизнь! [[Жаворонок]] с песнями кружится над [[рожь]]ю. [[Стрекоза]], подогнув книзу вытянутое тельце, стрекочет стеклянными крылышками и покачивается на высоких кустах [[татарник]]а. Ленивый [[жук]] с размаху бестолково шлёпается в песок. И никто не даёт Гараське ответа на его мысли. Он срывает большой круглый [[лопух]] мать-мачехи и прикладывает к щеке<ref>''[[:w:Богданов, Александр Алексеевич|А. А. Богданов'']]. Избранная проза. — М., 1960 г.</ref>.|Автор=[[:w:Богданов, Александр Алексеевич|Александр Богданов]], «Гараськина душа», 1913}}
 {{Q|— Ой ты, мать-и-мачеха! Сильный дух в тебе, помогаешь ты от [[тоска|тоски]], от горя! Иди в корзинку!
@@ Строка 18: / Строка 18: @@
 {{Q|― Вы не [[математик]], Антон Сергеич, ― суетливо продолжал Алфёров. ― А я на числах, как на качелях, всю жизнь прокачался. Бывало, говорил жене: раз я математик, ты мать-и-мачеха… Горноцветов и Колин залились тонким [[смех]]ом. Госпожа Дорн вздрогнула, испуганно посмотрела на обоих.
-― Одним словом: цифра и [[цветок]], ― холодно сказал Ганин.<ref>''[[Владимир Владимирович Набоков|Набоков В.В.]]''  Собрание сочинений в 4 томах — М.: Правда, 1990 г. Том первый</ref>|Автор=[[Владимир Владимирович Набоков|Владимир Набоков]], «Машенька», 1926}}
+― Одним словом: цифра и [[цветок]], ― холодно сказал Ганин<ref>''[[Владимир Владимирович Набоков|Набоков В.В.]]''  Собрание сочинений в 4 томах — М.: Правда, 1990 г. Том первый</ref>.|Автор=[[Владимир Владимирович Набоков|Владимир Набоков]], «Машенька», 1926}}
 {{Q|Постепенно развозит дороги, наступает распутица, бездорожье. На реках появляются во льду первые промоины с чёрной водой, а на буграх ― проталины и проплешины. По краю слежавшегося снега уже желтеет мать-и-мачеха. Потом на реках происходит первая подвижка льда...<ref>''[[Константин Георгиевич Паустовский|К.Г. Паустовский]]''. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972. г.</ref>|Автор=[[Константин Георгиевич Паустовский|Константин Паустовский]], «Золотая роза», 1955}}
-{{Q|То ли [[деревня]] была беднее нашей, то ли вообще повыше там стояла культура по освоению дикорастущих, но жена распахнула передо мной такие горизонты, что я пожалел даже, что ничего этого мы не знали в детстве. Названия большинства растений установить не удалось. Так, например, она настойчиво рассказывала про какие-то лепёшечки, довольно безвкусные, но которые тем не менее пожирались будто бы горстями, а также про некие ''нюньки'', вылавливаемые из воды во время весеннего половодья. Стебельки мать-и-мачехи, этого раннего [[подснежник]]а, а также молодые, нежные стебельки [[тмин]]а я, по её совету, попробовал, но, наверное, и тогда, в детстве, они не понравились бы мне: очень уж приторно пахучи. Трубочки [[одуванчик]]ов с ободранной кожицей всё-таки неприятно горьки, а молоденькие листья [[липа|липы]], наоборот, пресноваты. Но что оказалось действительно вкусным и о чём действительно можно пожалеть, что не знали тогда, в детстве, ― это [[свербига]]. Горьковатая, пряная, отдающая слегка [[хрен]]ом, она и теперь нам так понравилась, что мы съели её по пучку.<ref name="Солоухин">[[:w:Солоухин, Владимир Алексеевич|''Солоухин В. А.'']] Собрание сочинений: В 5 т. Том 1. — М.: Русский мир, 2006 г.</ref>|Автор=[[:w:Солоухин, Владимир Алексеевич|Владимир Солоухин]], «Капля росы», 1959}}
+{{Q|То ли [[деревня]] была беднее нашей, то ли вообще повыше там стояла культура по освоению дикорастущих, но жена распахнула передо мной такие горизонты, что я пожалел даже, что ничего этого мы не знали в детстве. Названия большинства растений установить не удалось. Так, например, она настойчиво рассказывала про какие-то лепёшечки, довольно безвкусные, но которые тем не менее пожирались будто бы горстями, а также про некие ''нюньки'', вылавливаемые из воды во время весеннего половодья. Стебельки мать-и-мачехи, этого раннего [[подснежник]]а, а также молодые, нежные стебельки [[тмин]]а я, по её совету, попробовал, но, наверное, и тогда, в детстве, они не понравились бы мне: очень уж приторно пахучи. Трубочки [[одуванчик]]ов с ободранной кожицей всё-таки неприятно горьки, а молоденькие листья [[липа|липы]], наоборот, пресноваты. Но что оказалось действительно вкусным и о чём действительно можно пожалеть, что не знали тогда, в детстве, ― это [[свербига]]. Горьковатая, пряная, отдающая слегка [[хрен]]ом, она и теперь нам так понравилась, что мы съели её по пучку<ref name="Солоухин">[[:w:Солоухин, Владимир Алексеевич|''Солоухин В. А.'']] Собрание сочинений: В 5 т. Том 1. — М.: Русский мир, 2006 г.</ref>.|Автор=[[:w:Солоухин, Владимир Алексеевич|Владимир Солоухин]], «Капля росы», 1959}}
 {{Q|Мы выезжаем в [[деревня|деревню]] в последних числах [[март]]а, чтобы успеть проскочить по зимнему пути и застать всю весну, начиная с капелей, через полное таяние снегов до цветения [[яблоня|яблонь]]. В первых числах [[апрель|апреля]] всё рушится, плывёт, курится паром. Поют [[жаворонок|жаворонки]], расцветает мать-и-мачеха, [[грач]]и хлопотливо таскают на старые [[липа|липы]] тяжёлые ветки, отламывая их на старых же полуразвалившихся [[ветла|вётлах]].|Автор=[[:w:Солоухин, Владимир Алексеевич|Владимир Солоухин]], «Третья охота», 1967}}
@@ Строка 29: / Строка 29: @@
 ― Нет, я её донесу, ― ответила Кира и побежала к ключу, я ― с ней, [[бессмертник]]и, что были завернуты в платок, мы высыпали и, намочив платок в воде, Кира обернула им стебли [[иван-да-марья|иван-да-марьи]].
 ― Я на реке стебли сразу же в воду опущу и потом в корме лодки спрячу. Дед указал нам дорогу, а Маша потом нас нагнала и передала Кире широкие листья мать-и-мачехи:
-― Ты в них заверни, тогда не пропадут.<ref name="Зуров">''[[:w:Зуров, Леонид Фёдорович|Л.Ф.Зуров]]''. «Иван-да-марья». — М., журнал «Звезда», 2005 г. № 8-9</ref>|Автор=[[:w:Зуров, Леонид Фёдорович|Леонид Зуров]], «Иван-да-марья», 1969}}
+― Ты в них заверни, тогда не пропадут<ref name="Зуров">''[[:w:Зуров, Леонид Фёдорович|Л.Ф.Зуров]]''. «Иван-да-марья». — М., журнал «Звезда», 2005 г. № 8-9</ref>.|Автор=[[:w:Зуров, Леонид Фёдорович|Леонид Зуров]], «Иван-да-марья», 1969}}
-{{Q|Ранняя [[весна]] была ― начало мая. Воскресенье ― порт не работал и был тих и пустынен. Первая зелень трав вдоль проездов. Вспышки жёлтых [[одуванчик]]ов и мать-и-мачехи. Какие-то голубые цветочки между шпал.<ref>''[[:w:Конецкий, Виктор Викторович|Конецкий В.]]'' Начало конца комедии. Повести и рассказы. — М.: «Современник», 1978 г.</ref>|Автор= [[Виктор Викторович Конецкий|Виктор Конецкий]], «Начало конца комедии», 1978}}
+{{Q|Ранняя [[весна]] была ― начало мая. Воскресенье ― порт не работал и был тих и пустынен. Первая зелень трав вдоль проездов. Вспышки жёлтых [[одуванчик]]ов и мать-и-мачехи. Какие-то голубые цветочки между шпал<ref>''[[:w:Конецкий, Виктор Викторович|Конецкий В.]]'' Начало конца комедии. Повести и рассказы. — М.: «Современник», 1978 г.</ref>.|Автор= [[Виктор Викторович Конецкий|Виктор Конецкий]], «Начало конца комедии», 1978}}
 [[Файл:Dortmund - Zeche Zollern24 - Kühlturmgelände-Tussilago farfara 03 ies.jpg|thumb|320px|<center>[[:w:мать-и-мачеха|Мать-и-мачеха]] <small>(цветы и плоды)</small>]]
 {{Q|Подбирая изодранный белый подол, [[зима]] поспешно отступала с фронта в северные края. Обнажалась земля, избитая [[война|войною]], лечила самое себя солнцем, талой водой, затягивала рубцы и пробоины ворсом зелёной травы. Распускались [[верба|вербы]], брызнули по косогорам [[фиалка|фиалки]], заискрилась мать-и-мачеха, [[подснежник]]и острой пулей раздирали кожу земли. <...>
-― Замечай! ― мотнул головой Ланцов на [[танк]], вросший в землю, пушечкой уткнувшийся в кювет. Машину оплело со всех сторон сухим бурьяном, под гусеницами жили [[мышь|мыши]], вырыл нору [[суслик]]. Ржавчина насыпалась холмиком вокруг танка, но и сквозь ржавчину просунулись острия травинок, густо, хотя и угнетённо, светились цветы мать-и-мачехи.<ref>''[[Виктор Петрович Астафьев|Астафьев В.П.]]'' «Так хочется жить». Повести и рассказы. — Москва, Книжная палата, 1996 г.</ref>|Автор=[[Виктор Петрович Астафьев|Виктор Астафьев]], «Пастух и пастушка. Современная пастораль», 1989}}
+― Замечай! ― мотнул головой Ланцов на [[танк]], вросший в землю, пушечкой уткнувшийся в кювет. Машину оплело со всех сторон сухим бурьяном, под гусеницами жили [[мышь|мыши]], вырыл нору [[суслик]]. Ржавчина насыпалась холмиком вокруг танка, но и сквозь ржавчину просунулись острия травинок, густо, хотя и угнетённо, светились цветы мать-и-мачехи<ref>''[[Виктор Петрович Астафьев|Астафьев В.П.]]'' «Так хочется жить». Повести и рассказы. — Москва, Книжная палата, 1996 г.</ref>.|Автор=[[Виктор Петрович Астафьев|Виктор Астафьев]], «Пастух и пастушка. Современная пастораль», 1989}}
 {{Q|― Каждый год переселялся туда с первыми весенними деньками. С первыми цветами мать-и-мачехи.
 ― Как странно! Я ведь толком и не знаю, как выглядит мать-и-мачеха…
-― Все меньше остается её на весенних склонах. [[Любка]], [[ландыш]], [[Адонис (растение)|адонис]] почти исчезли из наших подмосковных лесов. [[Калган]], корень [[валериана|валерьяны]] днём с огнём не сыщешь.<ref>''[[:w:Парнов, Еремей Иудович|Е.И. Парнов]],'' «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.</ref>|Автор=[[:w:Парнов, Еремей Иудович|Еремей Парнов]], «Александрийская гемма», 1990}}
+― Все меньше остается её на весенних склонах. [[Любка]], [[ландыш]], [[Адонис (растение)|адонис]] почти исчезли из наших подмосковных лесов. [[Калган]], корень [[валериана|валерьяны]] днём с огнём не сыщешь<ref>''[[:w:Парнов, Еремей Иудович|Е.И. Парнов]],'' «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.</ref>.|Автор=[[:w:Парнов, Еремей Иудович|Еремей Парнов]], «Александрийская гемма», 1990}}
-{{Q|Солнце стояло невысоко и проглядывало сквозь ветви. Его можно было принять за луну. Оно светило бело-перламутровым, осенним, чуть прозрачным светом. Слава разглядела тропинки из разбитых [[кирпич]]ей, сквозь которые прорастала трава и жёлтая, как [[измена]], мать-и-мачеха.<ref>''[[:w:Медведева, Наталия Георгиевна|Медведева Н.]],'' «Любовь с алкоголем». — М.: Вагриус, 2001 г.</ref>|Автор=[[:w:Медведева, Наталия Георгиевна|Наталия Медведева]], «Любовь с алкоголем», 1993}}
+{{Q|Солнце стояло невысоко и проглядывало сквозь ветви. Его можно было принять за луну. Оно светило бело-перламутровым, осенним, чуть прозрачным светом. Слава разглядела тропинки из разбитых [[кирпич]]ей, сквозь которые прорастала трава и жёлтая, как [[измена]], мать-и-мачеха<ref>''[[:w:Медведева, Наталия Георгиевна|Медведева Н.]],'' «Любовь с алкоголем». — М.: Вагриус, 2001 г.</ref>.|Автор=[[:w:Медведева, Наталия Георгиевна|Наталия Медведева]], «Любовь с алкоголем», 1993}}
-{{Q|Я перемыл руки и окончательно убедился, что бабушка сегодня не в духе. Причиной тому был «вонючий [[старик]]», что в переводе с бабушкиного языка обозначало моего дедушку. [[Дед]]ушка сидел в кухне на табуретке и сосредоточенно ковырял вилкой [[винегрет]] из рыночных овощей. Прогневил он бабушку тем, что рассыпал лист мать-и-мачехи. Неделю назад бабушка заварила такой с душицей в фарфоровом чайнике, потом поставила этот чайник на видное место и по сей день не могла найти. <...> ― Бабушкин взгляд упал на стол, где осталось немного просыпанной мать-и-мачехи, и настроение её снова ухудшилось.<ref>''[[:w:Санаев, Павел Владимирович|Павел Санаев]]'', «Похороните меня за плинтусом». — М., журнал «Октябрь», 1996 г. №7.</ref>|Автор=[[:w:Санаев, Павел Владимирович|Павел Санаев]], «Похороните меня за плинтусом», 1995}}
+{{Q|Я перемыл руки и окончательно убедился, что бабушка сегодня не в духе. Причиной тому был «вонючий [[старик]]», что в переводе с бабушкиного языка обозначало моего дедушку. [[Дед]]ушка сидел в кухне на табуретке и сосредоточенно ковырял вилкой [[винегрет]] из рыночных овощей. Прогневил он бабушку тем, что рассыпал лист мать-и-мачехи. Неделю назад бабушка заварила такой с душицей в фарфоровом чайнике, потом поставила этот чайник на видное место и по сей день не могла найти. <...> ― Бабушкин взгляд упал на стол, где осталось немного просыпанной мать-и-мачехи, и настроение её снова ухудшилось<ref>''[[:w:Санаев, Павел Владимирович|Павел Санаев]]'', «Похороните меня за плинтусом». — М., журнал «Октябрь», 1996 г. №7.</ref>.|Автор=[[:w:Санаев, Павел Владимирович|Павел Санаев]], «Похороните меня за плинтусом», 1995}}
-{{Q|Это была типичная [[библиотека]], уходящая корнями ещё в собирательскую [[страсть]] её отца. Основу её составляли второстепенные собрания сочинений, растянутые на манер мехов гармони, которые, если ужать их до одного тома, издают бледный звук лопнувшей струны. И этим [[печаль]]ным звуком они лепились к художественной [[литература|литературе]]. Стоило взять один томик в руки, как из него сыпались на пол скелетики [[пижма|пижмы]], мать-и-мачехи, с щемящим шорохом сгинувших в перегное [[лето|лета]], обрывки газет, в которых, как в стоячих болотцах, клубились испарения какой-то фантастической реальности, уже вступившей в [[химия|химическую]] реакцию с текстом самой книги.<ref name="Тень">''[[:w:Полянская, Ирина Сергеевна|Полянская И.]]'', «Прохождение тени». — М.: Вагриус, 1999 г.</ref>|Автор=[[:w:Полянская, Ирина Сергеевна|Ирина Полянская]], «Прохождение тени», 1996}}
+{{Q|Это была типичная [[библиотека]], уходящая корнями ещё в собирательскую [[страсть]] её отца. Основу её составляли второстепенные собрания сочинений, растянутые на манер мехов гармони, которые, если ужать их до одного тома, издают бледный звук лопнувшей струны. И этим [[печаль]]ным звуком они лепились к художественной [[литература|литературе]]. Стоило взять один томик в руки, как из него сыпались на пол скелетики [[пижма|пижмы]], мать-и-мачехи, с щемящим шорохом сгинувших в перегное [[лето|лета]], обрывки газет, в которых, как в стоячих болотцах, клубились испарения какой-то фантастической реальности, уже вступившей в [[химия|химическую]] реакцию с текстом самой книги<ref name="Тень">''[[:w:Полянская, Ирина Сергеевна|Полянская И.]]'', «Прохождение тени». — М.: Вагриус, 1999 г.</ref>.|Автор=[[:w:Полянская, Ирина Сергеевна|Ирина Полянская]], «Прохождение тени», 1996}}
-{{Q|Однако торопливая [[природа]] готовилась к тому, чтобы скорей настал назначенный врачами [[июль]]: уже и листья на деревьях подросли, уже на пригреве запестрели жёлтые мать-и-мачехи, круглые, на коротких стеблях, будто крепко пришитые пуговицы.<ref>''[[:w:Славникова, Ольга Александровна|Ольга Славникова]]'', «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки». — М.: Вагриус, 1999 г.</ref>|Автор=[[:w:Славникова, Ольга Александровна|Ольга Славникова]], «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999}}
+{{Q|Однако торопливая [[природа]] готовилась к тому, чтобы скорей настал назначенный врачами [[июль]]: уже и листья на деревьях подросли, уже на пригреве запестрели жёлтые мать-и-мачехи, круглые, на коротких стеблях, будто крепко пришитые пуговицы<ref>''[[:w:Славникова, Ольга Александровна|Ольга Славникова]]'', «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки». — М.: Вагриус, 1999 г.</ref>.|Автор=[[:w:Славникова, Ольга Александровна|Ольга Славникова]], «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999}}
 == Мать-и-мачеха в поэзии ==

Версия от 19:31, 9 декабря 2018

Мать-и-мачеха в прозе

Мать-и-мачеха в поэзии

Комментарии

Источники

См. также