Покойник: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
MarkErbo (обсуждение | вклад) они, мертвецы на страже мертвых, стояли прямо и мутными глазами глядели в поле |
→Покойник в прозе: и пропали бы они все |
||
Строка 64: | Строка 64: | ||
{{Q|Там, среди вечной мерзлоты и трудностей с разложением трупов, считалось, что если покойник не тлеет, то его надо [[женитьба|женить]] или присвоить какой-нибудь гражданский або воинский чин. У них, мол, в «тундре» все так делают и никаких «тундростей» не испытывают. Послушали и шамана, но... [[чин]] покойнику придумать не могли ― только в страшном сне может присниться, что Фома твой [[начальник]]. Нет!<ref>Осипов С.Ю. Страсти по Фоме. Москва, Вагриус, 2003 г., «Страсти по Фоме». Книга вторая. — «Примус интер парэс» (1998)</ref>|Автор=Сергей Осипов, «Примус интер парэс»}} |
{{Q|Там, среди вечной мерзлоты и трудностей с разложением трупов, считалось, что если покойник не тлеет, то его надо [[женитьба|женить]] или присвоить какой-нибудь гражданский або воинский чин. У них, мол, в «тундре» все так делают и никаких «тундростей» не испытывают. Послушали и шамана, но... [[чин]] покойнику придумать не могли ― только в страшном сне может присниться, что Фома твой [[начальник]]. Нет!<ref>Осипов С.Ю. Страсти по Фоме. Москва, Вагриус, 2003 г., «Страсти по Фоме». Книга вторая. — «Примус интер парэс» (1998)</ref>|Автор=Сергей Осипов, «Примус интер парэс»}} |
||
{{Q|[[Народ]] тут злой; [[воровство|воровать]] и [[разбой]]ничать за [[грех]] не почитается, таких насмешников и разбойников в свете нет. Живут тут [[идол]]опоклонники, и [[деньги]] у них бумажные, мёртвых своих сжигают, всяких харчей у них вдоволь, но едят они [[фараон]]овых крыс. Молятся они разным вещам: как встанут утром, первое, что увидят, тому и [[молитва|молятся]]. [[Полярная звезда|Полярной звезды]] тут совсем не видно, но если привстать на цыпочки, то поднимается она над водою на локоть. Мертвых сжигают они, по их словам, вот почему: если не сжигать мертвых тел, в них завелись бы [[черви]], сожрали бы те черви все [[тело]], из которого вышли, нечего было бы им есть, пропали бы они все, а на душе того, чье тело, был бы тяжкий грех. Поэтому-то и сжигают они мертвые тела. И у червей, говорят они, ― [[душа]].<ref>''[[Михаил Павлович Шишкин|Михаил Шишкин]]'', «Письмовник» — М.: «Знамя», №7 за 2010 г.</ref>|Автор=[[Михаил Павлович Шишкин|Михаил Шишкин]], «Письмовник», 2009}} |
|||
=== Покойник в поэзии === |
=== Покойник в поэзии === |
Версия от 16:35, 22 апреля 2019
Покóйник — тот, кто умер: умерший, мёртвый, мертвец; тело усопшего.
Также «покойником» (или покойным) нередко называют умерших родственников, имея в виду, что их уже нет.
Цитаты
Покойник в прозе
— Денис Фонвизин, «Недоросль» |
Остовы лошадей, с обнаженными ребрами, искрошенное оружие, разбитые барабаны, каски, сумы, опрокинутые фуры без колес, колеса без осей, оледенелые пятна крови и примерзлые к земле, разноцветные лохмотья мундиров разных войск, разных народов: вот убранство поля Бородинского! Горецкие и Шевардинские курганы и большой центральный люнет стояли, как запустелые башни, ужасными свидетелями ужасного разрушения. В сумерках вечерних и при бледном мерцании луны зрение обманывалось: казалось, что на вершинах оставленных батарей мелькали изредка образы человеческие. Это действительно были люди ― мертвые, окостенелые! Захваченные стужею и прижатые грудами трупов к парапетам, они, мертвецы на страже мертвых, стояли прямо и мутными глазами глядели в поле... Ветер шевелил на них пестрые лохмотья одежд и придавал неподвижным вид какой-то мгновенной жизни, обманчивого движения. Но на этом поле смерти и уничтожения среди целого народа мертвецов был один живой! Сотни подобных ему несчастливцев, отстонав на берегах Стонца, пошли сетовать и умирать на берега Сетуни. Этот остался верным Бородинскому полю.[2] | |
— Фёдор Глинка, «Очерки Бородинского Сражения», 1839 |
— А какие ты нам, Илюшка, страхи рассказывал, — заговорил Федя, которому, как сыну богатого крестьянина, приходилось быть запевалой (сам же он говорил мало, как бы боясь уронить своё достоинство). — Да и собак тут нелегкая дернула залаять... А точно, я слышал, это место у вас нечистое. | |
— Иван Тургенев, «Бежин луг» (Записки охотника), 1851 |
Господин строгой, но благородной наружности подошёл прямо к Семёну Ивановичу, пощупал его, сделал гримасу, вскинул плечами и объявил весьма известное, именно, что покойник уже умер, прибавив только от себя, что то же со сна случилось на днях с одним весьма почтенным и большим господином, который тоже взял да и умер. | |
— Фёдор Достоевский, «Господин Прохарчин» |
Посередине комнаты, на персидском ковре, с парчовой подушкой под головою, покрытый широкой красной шалью с чёрными разводами, лежал, прямо вытянув все члены, Муций. Лицо его, жёлтое, как воск, с закрытыми глазами, с посинелыми веками было обращено к потолку, не было заметно дыхания: он казался мертвецом. У ног его тоже закутанный в красную шаль стоял на коленях малаец. Он держал в левой руке ветку неведомого растения, похожего на папоротник, — и, наклонившись слегка вперёд, неотвратно глядел на своего господина. | |
— Иван Тургенев, «Песнь торжествующей любви», 1881 |
Несмотря на громадный опыт и постоянную тренировку по части ледяного & рыбного хладнокровия, моё единственное спасительное средство, чтобы не разразиться дьявольским смехом – это бесконечно наблюдать, наблюдать и ещё раз наблюдать у блюда в столовой за тошнотворным человеческим Натюрмортом из Мёртвых натур, точнее говоря, ублюдков, куда более мёртвых, чем они это могли бы себе представить... – Бедные-бедные покойники, и вид у них такой натуральный, словно они только что выползли из своей мертвецкой... только пообедать – и тут же убраться восвояси.[3] | |
— Альфонс Алле, «Записки с лазурного берега» |
— Эрик Сати, «Воспоминания задним числом» |
Каторга говорит, что в кандальной тюрьме не мало таких, которые в бегах питались с голоду мясом убитых или умерших товарищей. | |
— Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)» |
И всё же Александр Яковлевич предпочёл бы самое вульгарное новогоднее привиденье за дверью, тем более что не было ничего предосудительного и политически зазорного в том, что знакомый, уже вполне безопасный и благовоспитанный покойник, соскучась в могильном одиночестве, решился подать весточку о себе в такую торжественную ночь.[6] | |
— Леонид Леонов, «Русский лес» |
Отморозил я раз ногу (три пальца у меня потом отрезали) и в санчасть ходил просить освобождения. Долго не давали. Однажды подхожу и вижу в окно: печку железную санитар разжёг и посадил вокруг мертвецов. Люди замерзали насмерть в забоях или на работах дорожных, а чтобы освидетельствовать, кто умер, надо было снять отпечатки пальцев: с мёрзлого же тела отпечаток не даётся. Вот и размораживал он им руки, чтобы установить личность умершего (фамилии кто там мог точно знать? Перепутывались!) ― и поставить в формуляры. (Так и отец, умерши, был перекрещён в «Грачева»; потом спохватились, верно, что в списке был «Гачев», решили соединить: живою душой был отец «Гачев», мёртвою стал ― «Гачев-Грачёв». И долго нам с матерью пришлось мытариться по конторам, чтобы идентифицировать личность отца. ― Г.Г.) Или подходишь ― спотыкаешься, как о дрова. А это руки-ноги мёртвых. А вот двоих на салазки связывают; блатной одного ногой опробывает и говорит: «Вот изобретатель паровоза Ф.Д. (Феликс Дзержинский) дубаря врезал»…[7] | |
— Георгий Гачев, «Господин Восхищение», 1989 |
— Юрий Ханон, «Скрябин как лицо» |
Среди взломанного снарядом асфальта, у исковерканного полкового миномёта лежал убитый красноармеец. Почему-то теперь, когда душа Крымова была полна живой надежды, ликовала, вид этого тела поразил его. Он много видел мертвецов, стал к ним безразличен. А сейчас он содрогнулся, ― тело, полное вечной смерти, лежало по-птичьи беспомощное, покойник поджал ноги, точно ему было холодно. Мимо, держа у виска толстую полевую сумку, пробежал политрук в сером коробящемся плаще, красноармейцы волочили на плащ-палатке противотанковые мины вперемешку с буханками хлеба. А мертвецу не стал нужен хлеб и оружие, он не хотел письма от верной жены. Он не был силён своей смертью, он был самым слабым, мёртвый воробышек, которого не боятся мошки и мотыльки.[9] | |
— Василий Гроссман, «Жизнь и судьба» Часть 2 |
— Василий Аксёнов, «Звёздный билет» |
Многие африканские народы и погребальные церемонии, и дни поминовения умерших превращают в праздник, напоминающий народные гулянья. По давним африканским традициям, прощание с покойным проходит под аккомпанемент мажорных мелодий. Если в последнее путешествие снаряжают человека достойного, то и проводы его должны быть красивыми и пышными ― с музыкой, пением, танцами, хорошей трапезой. Большое значение на Чёрном континенте придают не только оформлению, но и форме гроба, поскольку покойник в загробном мире должен быть «опознан» как в социальном отношении, так и в профессиональном. Для рыбака, например, гроб смастерят в виде рыбины, для крестьянина ― какого-нибудь плода, домашнего животного или птицы, для торговца ― в форме «макета» торговой лавки. Интересно, что отголоски африканских погребальных традиций со временем дошли и до Американского континента. В городе Новый Орлеан ― родине джаза ― ни одни похороны не обходятся без оркестра, далёкого от привычного нам траурного.[11] | |
— Василий Голованов, «Закон неотвратимости» |
Обычный человек ночью спит, душа его по всему свету летает, и это не значит, что он умер, полностью без души остался, или невидимым сделался. Покойник, он тоже первое время вроде как уснувший, только он смертные сны видит и в них всё ещё людскими привычками живёт. Когда покойник к новому состоянию привыкнет, осознает его, он мертвецом становится. Мертвец он уже другой, и живёт по своим мертвецким законам. Например, может различные формы принимать. Если зимой в дом влетит птица, говорят, это мертвец озяб и погреться хочет.[12] | |
— Михаил Елизаров, «Pasternak» |
— Сергей Гандлевский, «НРЗБ» |
— Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» |
Такова, например, игра в покойника (местные названия: «умрун», «смерть» и т. д.). Состоит она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть покойником, потом наряжают его во всё белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб, предварительно накрепко привязав верёвками, чтобы, в случае чего, не упал или не убежал. Покойника вносят в избу на посиделки четыре человека, сзади идёт поп в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымятся угли, сухой мох и куриный помёт. Рядом с попом выступает дьячёк в кафтане, с косицей назади, потом плакальщица в тёмном сарафане и платочке, и, наконец, толпа провожающих покойника родственников, между которыми обязательно найдется мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставят посреди избы и начинается кощунственное отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, «острожной» брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы, да каждением «попа». | |
— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903 |
Когда покойник в доме ― худо, а зароют и ― полегчает! Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. <...> Над пыльным дёрном неподвижно поднимались жёсткие бессмертники, ― Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова: «Надо любить, тогда не будет ни страха, ни одиночества, ― надо любить!» | |
— Максим Горький, «Жизнь Матвея Кожемякина», 1910 |
С этой травой во рту можно было сходить на тот свет и назад воротиться, только трудно было тогда приладиться к ней и всё довести до конца. С этой травы человек засыпал и по видимости своей мало чем отличался от мертвеца… Холодел снизу кверху, холод шёл по телу, как вода по ветле, с корня к вершине, ни рукой, ни ногой не шевелился, а лежал, как положишь, и только блуждал на щеках чуть заметный румянец да из устён шло еле слышно дыханье… Всякий подумает: умер!.. Потому никакими силами такого человека уже не разбудишь, пока-то он по тому свету всё не исходит и не обглядит!.. Надобно было, чтоб месяц в небе три раза родился. А за это время кого же десять раз не похоронят. Терпенье надо столько проплакать: за спиною работа! Просыпались, значит, от этой травки в могиле… Потому, должно быть, когда у нас в Чагодуе на городском кладбище в третьевом году разрывали могилы (решило начальство чагодуйский погост оборудовать под сад для гулянья, так и зовётся теперь: Мёртвый сад!), так много покойников нашли вниз головой и с руками не на груди, как у всех, сложенными в крест, а в волосах или у рта, зажатыми в грозный кулак: захотел не в срок в Чагодуй назад воротиться, да где тут, ни псаря, ни царя оттуда назад не пускают!.. Теперь у нас нет этой травки, да и слава богу, что нету![16] | |
— Сергей Клычков, «Чертухинский балакирь», 1926 |
Пассивизм не опишешь через внешние приметы: как процесс он скорее отсутствие всякого процесса. <...> Не случайно при Брежневе заметить пассивизм как явление было невозможно: мёртвые в мёртвом царстве не бросались в глаза. Выраженьице «трудный подросток» прикрыло всех: и юных профессионалов-воров, и бунтовщиков-неформалов, и наших лохов.[17] | |
— Александр Файн, Дмитрий Губин, «О племени младом и незнакомом», 1991 |
Когда в Белоруссии покойника укладывают в гроб, то кладут ему кроме других вещей табак, трубку, бутылку водки, чтобы покойник на том свете мог угостить друзей и знакомых, и даже бутылку святой воды, чтобы отгонять чертей, которые захотят утащить его в ад. Чтобы душа не выходила из могилы и не беспокоила живых, могилу запечатывают четырьмя крестами, которые делаются лопатой по углам могилы. На пасхе мертвецов приветствуют возгласом «Христос воскрес» и катают на могилах яйца ― своего рода христосование. В поминовенные дни покойники любят выходить из могил и бывать в церкви; поэтому белоруссы ставят на сороковой день у могилы колоду, чтобы покойник, выйдя из могилы, мог на ней посидеть. | |
— Светлана Еремеева, «Лекции по русскому искусству» (2000) |
Потом ещё ночь, ещё ночь ― мёртвого не могли сдать, с мёртвым возни даже больше, чем с живым ранбольным. В безлесом южном Приуралье, на глухом полустанке мёртвого выгрузили, оставив при нём Арину, чтобы она похоронила покойного лейтенанта по всем человеческим правилам и дожидалась санпоезда обратным рейсом. Покойник оказался и в самом деле несуразным: выгрузили в таком месте, где нет кладбища. Если кто умирал на полустанке, его отвозили в большое степное село. Начальник полустанка сказал, что земля в России повсюду своя, сделал домовину из досок, снятых с крыши старого пакгауза, заострил пирамидку из сигнального столбика, отслужившего свой век. Двое мужчин ― начальник полустанка и сторож-стрелочник, да Арина отвезли лейтенанта на багажной тележке в степь и предали земле.[18] | |
— Виктор Астафьев, «Пастух и пастушка. Современная пастораль» |
Там, среди вечной мерзлоты и трудностей с разложением трупов, считалось, что если покойник не тлеет, то его надо женить или присвоить какой-нибудь гражданский або воинский чин. У них, мол, в «тундре» все так делают и никаких «тундростей» не испытывают. Послушали и шамана, но... чин покойнику придумать не могли ― только в страшном сне может присниться, что Фома твой начальник. Нет![19] | |
— Сергей Осипов, «Примус интер парэс» |
Народ тут злой; воровать и разбойничать за грех не почитается, таких насмешников и разбойников в свете нет. Живут тут идолопоклонники, и деньги у них бумажные, мёртвых своих сжигают, всяких харчей у них вдоволь, но едят они фараоновых крыс. Молятся они разным вещам: как встанут утром, первое, что увидят, тому и молятся. Полярной звезды тут совсем не видно, но если привстать на цыпочки, то поднимается она над водою на локоть. Мертвых сжигают они, по их словам, вот почему: если не сжигать мертвых тел, в них завелись бы черви, сожрали бы те черви все тело, из которого вышли, нечего было бы им есть, пропали бы они все, а на душе того, чье тело, был бы тяжкий грех. Поэтому-то и сжигают они мертвые тела. И у червей, говорят они, ― душа.[20] | |
— Михаил Шишкин, «Письмовник», 2009 |
Покойник в поэзии
— Николай Карамзин, «Кто ж милых не терял? Оставь холодный свет...», 1791 |
— Александр Пушкин, Эпиграмма |
— Николай Огарёв, «Похороны», 1840 |
— Аполлон Майков, «Грёзы», 1845 |
— Пётр Вяземский, «De mortius aut nihil, aut bene», 1862 |
— Пётр Вяземский, «Как ни хвали его усердный круг друзей...» (1864) |
— Марина Цветаева, «Рондели», 1910 |
С канарейкой сдружившаяся герань | |
— Константин Большаков, «Пролог» (Поэма событий), 1915 |
Через год один разбойник | |
— Николай Гумилёв, «Загробное мщенье», 1918 |
— Андрей Белый, «Первое свидание», 1921 |
— Даниил Хармс, «Был он тощь высок и строен...», 1930 |
Захлебнитесь абсентом! У мокрых дверей | |
— Эдуард Багрицкий, «Париж заселяется вновь», 1930 |
Резолюция ж, товарищи, как покойник: | |
— Илья Сельвинский, «Кредо» — Декларация прав поэта, 4, 1930-1931 |
— Николай Ушаков, «Герой», 1933 |
— Илья Эренбург, «Бывала в доме, где лежал усопший...», 1942 |
— Евгений Кропивницкий, «Как странно, что этот покойник...», 1953 |
— Александр Твардовский, «Тёркин на том свете», 1963 |
— Евгений Кропивницкий, «Покойник», 1978 |
Источники
- ↑ Фонвизин Д.И. Собрание сочинений в двух томах. Москва-Ленинград, ГИХЛ, 1959 г., «Недоросль» (1782)
- ↑ Ф.Н.Глинка. «Очерки Бородинского Сражения» (Воспоминания о 1812 годе). — М.: в тип. Н.Степанова, 1839 г.
- ↑ Юрий Ханон «Альфонс, которого не было». — СПб.: Центр Средней Музыки & Лики России, 2013. — 544 с.
- ↑ Эрик Сати, Юрий Ханон «Воспоминания задним числом». — СПб.: Центр Средней Музыки & издательство Лики России, 2010. — 682 с. — ISBN 978-5-87417-338-8
- ↑ Новодворский В., Дорошевич В. «Коронка в пиках до валета». Каторга. — СПб.: Санта, 1994 год.
- ↑ Леонов Л.М. Русский лес. Москва, «Советский писатель», 1970 г.
- ↑ Георгий Гачев, «Господин Восхищение (Повесть об отце)» (из книги: Георгий Гачев. «Жизнемысли». Библиотека «Огонек» № 39). — Москва: изд. «Правда», 1989 год
- ↑ Юрий Ханон «Скрябин как лицо». — СПб.: Центр Средней Музыки, издание второе, переработанное, 2009. — 680 с.
- ↑ Гроссман В.С. Жизнь и судьба. Москва, Книжная палата, 1992 г., «Жизнь и судьба», Часть 2 (1960)
- ↑ Василий Аксёнов. Звёздный билет. Журнал «Юность», №6-7 — 1961 г.
- ↑ Голованов В.Я. «Закон неотвратимости» (2004). Журнал «Вокруг света»,№6 — 2004 г.
- ↑ Елизаров М.Ю. Pasternak. Москва, Ad Marginem, 2003 г.
- ↑ Гандлевский С.М. НРЗБ. Журнал «Знамя», №1 — 2002 г.
- ↑ Иванов А.В. Географ глобус пропил. Москва, Вагриус, 2003 г.
- ↑ Максимов С.В. «Нечистая, неведомая и крестная сила». — Санкт-Петербург: ТОО «Полисет», 1994 г.
- ↑ Клычков С.А. Чертухинский балакирь: Романы. — М.: Советский писатель, 1988 г.
- ↑ Александр Файн, Дмитрий Губин, «О племени младом и незнакомом». — М., «Огонёк» № 8, февраль 1991 г.
- ↑ Астафьев В.П. Так хочется жить. Повести и рассказы. Москва, Книжная палата, 1996 г., «Пастух и пастушка. Современная пастораль» (1967-1989)
- ↑ Осипов С.Ю. Страсти по Фоме. Москва, Вагриус, 2003 г., «Страсти по Фоме». Книга вторая. — «Примус интер парэс» (1998)
- ↑ Михаил Шишкин, «Письмовник» — М.: «Знамя», №7 за 2010 г.
- ↑ Н. М. Карамзин. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1966 г. «Кто ж милых не терял? Оставь холодный свет...» (Из «Писем русского путешественника»)
- ↑ Марина Цветаева. «Вечерний альбом». Стихи. Детство. — Любовь. — Только тени. — Москва, 1910 г.
- ↑ А. Белый. Стихотворения и поэмы в 2-х т. Новая библиотека поэта. — СПб.: Академический проект, 2006 г.
- ↑ Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. М.: Советский писатель, 1964 г.
- ↑ Ушаков Н.Н. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Ленинград, Советский писатель, 1980 г., «Герой» (1933)
- ↑ Эренбург И.Г. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург, Академический проект, 2000 г., «Бывала в доме, где лежал усопший...» (1942)
- ↑ 1 2 Кропивницкий Е.Л. Избранное. Москва, Культурный слой, 2004 г.
- ↑ Твардовский А.Т.Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта (большая серия). Ленинград, Советский писатель, 1986 г., «Тёркин на том свете» (1954-1963)
См. также
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |