Жорж-Шарль Дантес: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
смесь слухов и известий
Строка 56: Строка 56:
Питается от наших ран,
Питается от наших ран,
От ран и язв твоих, Отчизна!<ref name="вно"/>|Автор=[[w:Зайцевский, Ефим Петрович|Ефим Петрович Зайцевский]], «Памяти Пушкина», 1837}}
От ран и язв твоих, Отчизна!<ref name="вно"/>|Автор=[[w:Зайцевский, Ефим Петрович|Ефим Петрович Зайцевский]], «Памяти Пушкина», 1837}}

{{Q|Вот, однако, сведения о его [[смерть|смерти]], почерпнутые из самого чистого источника. Дантес пустой человек, но ловкий, любезный [[француз]], блиставший в наших салонах звездой первой величины. Он ездил в дом к Пушкину. Известно, что жена поэта красавица. Дантес, по праву француза и жителя салонов, фамильярно обращался с нею, а она не имела довольно такта, чтобы провести между ним и собою черту, за которую мужчина не должен никогда переходить в сношениях с женщиною, ему не принадлежащею. А в [[общество|обществе]] всегда бывают люди, питающиеся репутациями ближних: они обрадовались случаю и пустили молву о связи Дантеса с женою Пушкина. Это дошло до последнего и, конечно, взволновало и без того тревожную душу поэта. Он запретил Дантесу ездить к себе. Этот оскорбился и отвечал, что он ездит не для жены, а для свояченицы Пушкина, в которую влюблен. Тогда Пушкин потребовал, чтобы он женился на молодой девушке, и сватовство состоялось.<ref>''[[:w:Никитенко, Александр Васильевич|Никитенко А.В.]]'', Записки и дневник: В 3 т. Том 1. — М.: Захаров, 2005 г. (Серия «Биографии и мемуары»)</ref>|Автор=[[:w:Никитенко, Александр Васильевич|Александр Никитенко]], «Дневник», 1837}}


{{Q|Дантес, лишённый карьеры, обманутый в честолюбии, с женою старее его, принужден был поселиться во Франции, в своей провинции, где не может быть ни любим, ни уважаем по случаю своего эмигрантства. Сего не довольно: небо наказало даже его преступную руку. Однажды на охоте он протянул её, показывая что-то своему товарищу, как вдруг выстрел, и пуля попала прямо в руку.<ref>Из памятные заметок Н. М. Смирнова // Русский Архив. — 1882. — Кн. I. — С. 237-8.</ref>|Автор=[[w:Смирнов, Николай Михайлович|Николай Смирнов]], «Памятные заметки», 1842}}
{{Q|Дантес, лишённый карьеры, обманутый в честолюбии, с женою старее его, принужден был поселиться во Франции, в своей провинции, где не может быть ни любим, ни уважаем по случаю своего эмигрантства. Сего не довольно: небо наказало даже его преступную руку. Однажды на охоте он протянул её, показывая что-то своему товарищу, как вдруг выстрел, и пуля попала прямо в руку.<ref>Из памятные заметок Н. М. Смирнова // Русский Архив. — 1882. — Кн. I. — С. 237-8.</ref>|Автор=[[w:Смирнов, Николай Михайлович|Николай Смирнов]], «Памятные заметки», 1842}}

Версия от 22:18, 7 июля 2019

Жорж-Шарль д’Анте́с (фр. Georges-Charles de Heeckeren d'Anthès, после усыновления носил фамилию Ге́ккерн, в российских документах — Гео́рг Карл де Геккере́н; 5 февраля 1812 — 2 ноября 1895) — французский офицер-кавалергард, который в 1830-е годы жил в России, позже занимался политикой, был сенатором Франции. Приёмный сын барона Якоба (Луи) Геккерна. Наиболее известен интригой с Н. Н. Гончаровой, женой Александра Пушкина, которого он смертельно ранил на последовавшей дуэли 27 января (8 февраля) 1837 года (см. в той статье в т.ч. его цитаты).

Цитаты

По воспоминаниям современников

  •  

Господин Дантес думает, <…> что Президент кончит тем, что провозгласит империю.[1][2]см. ниже цитаты С. Панчулидзева и Л. Гроссмана

  — Киселёв (посол России в Париже), письмо К. В. Нессельроде, 28 мая 1852
  •  

Барон Геккерн-д’Антес сообщает сведение, полученное им из Женевы, как он полагает, из верного источника: женевские нигилисты утверждают, что большой удар будет нанесён в понедельник.[3]

  — Орлов (посол России в Париже), секретная телеграмма из Парижа А. К. Гирсу, 1 (13) марта 1880
  •  

Дантес был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой; что не будь этого несчастного поединка, его ждало незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции, с большой семьёй и недостатком средств.[4][5]

  — Луи Метман (внук Дантеса) по записи Я. Б. Полонского

О Дантесе

  •  

Моя свояченица Екатерина выходит за барона Геккерна <…>. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде, богат… — подоплёку свадьбы см. в статье о дуэли

 

Ma belle-sœur Catherine se marie au baron Heckern <…>. C’est un très beau et bon garçon, fort à la mode, riche…

  — Александр Пушкин, письмо С. Л. Пушкину, конец декабря 1836
  •  

Злодейству места с славой нет!!
Тобой там воздух заразится;
И под пятой завянет цвет,
И кровь святая задымится!!
Твой жребий — Каина удел!
Бежать тех мест, где злодеяньем
Ты положил себе предел
И осудил себя изгнаньем!

Беги, злодей! Терзай себя!
Здесь не взведут тебя на плаху!
Земля чуждается тебя —
И твоего не примет праха!
Да будет казнь тебе одно:
Багрить над грешным изголовьем
Твоё кровавое пятно,
И всех проклятие — надгробьем![6]

  — неизвестный автор[7], «Дума на смерть П-а», 7 февраля 1837
  •  

Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В цареубийцы заклеймён.

  Фёдор Тютчев, «29-ое января 1837», май-июль(?) 1837
  •  

Вечером на гулянии увидал я Дантеса с женою: они оба пристально на меня смотрели, но не кланялись, я подошёл к ним первый, и тогда Дантес буквально бросился ко мне и протянул мне руку. <…> он скоро опять пристал ко мне и, схватив меня за руку, потащил в густые аллеи. Не прошло двух минут, что он уже рассказывал мне со всеми подробностями свою несчастную историю и с жаром оправдывался в моих обвинениях, которые я дерзко ему высказывал. Он мне показал копию с страшного пушкинского письма, протокол ответов в военном суде и клялся в совершенной невинности. Всего болee и всего сильнее отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне после обручения с сестрою её, и настаивал на том, что второй вызов был, как черепица, упавшая ему на голову.[8][5]перевод с фр.

  Александр Карамзин, письмо Е. А. Карамзиной из Баден-Бадена, 28 июня (8 июля) 1837
  •  

Поэтов русских князем был…
И вдруг, пришельцем безыменным,
Зашедшим к нам бродяг путём,
Принятым с лаской, накормленным
За радушным у нас столом,
Ты смертным поражён ударом…
<…> О Русь!
Многих твоя уж правит тризна,
И каждый твой пришлец, как вран,
Питается от наших ран,
От ран и язв твоих, Отчизна![6]

  Ефим Петрович Зайцевский, «Памяти Пушкина», 1837
  •  

Вот, однако, сведения о его смерти, почерпнутые из самого чистого источника. Дантес пустой человек, но ловкий, любезный француз, блиставший в наших салонах звездой первой величины. Он ездил в дом к Пушкину. Известно, что жена поэта красавица. Дантес, по праву француза и жителя салонов, фамильярно обращался с нею, а она не имела довольно такта, чтобы провести между ним и собою черту, за которую мужчина не должен никогда переходить в сношениях с женщиною, ему не принадлежащею. А в обществе всегда бывают люди, питающиеся репутациями ближних: они обрадовались случаю и пустили молву о связи Дантеса с женою Пушкина. Это дошло до последнего и, конечно, взволновало и без того тревожную душу поэта. Он запретил Дантесу ездить к себе. Этот оскорбился и отвечал, что он ездит не для жены, а для свояченицы Пушкина, в которую влюблен. Тогда Пушкин потребовал, чтобы он женился на молодой девушке, и сватовство состоялось.[9]

  Александр Никитенко, «Дневник», 1837
  •  

Дантес, лишённый карьеры, обманутый в честолюбии, с женою старее его, принужден был поселиться во Франции, в своей провинции, где не может быть ни любим, ни уважаем по случаю своего эмигрантства. Сего не довольно: небо наказало даже его преступную руку. Однажды на охоте он протянул её, показывая что-то своему товарищу, как вдруг выстрел, и пуля попала прямо в руку.[10]

  Николай Смирнов, «Памятные заметки», 1842
  •  

Проходя под колоннадой кургауза, я часто встречаю человека, наружность которого меня постоянно поражает своей крайней непривлекательностью. Во всей фигуре его что-то наглое и высокомерное. На днях, когда мы гуляли с нашей милой знакомой М. А. С. и этот человек нам снова встретился, она сказала: «<…> Мне вчера его представили, и он сам мне следующим образом отрекомендовался: «Барон Геккерен (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина». И если бы вы видели, с каким самодовольством он это сказал! <…>» Трудно себе вообразить что-либо противнее этого, некогда красивого, но теперь сильно помятого лица, с оттенком грубых страстей. Геккерен ярый бонапартист, благодаря чему и своей вообще дурной репутации, все здешние французы, — а они составляют большинство шинцнахских посетителей — его явно избегают и от него сторонятся.[11][12]

  Александр Никитенко, дневник, 20 июня 1876
  •  

Дантес возымел великий успех в обществе; дамы вырывали его одна у другой. В доме Пушкина он очутился своим человеком.[13][14]

  Вильгельм Ленц, «Приключения лифляндца в Петербурге»
  •  

Дантес был принят в лучшее общество, где на него смотрели, как на дитя, и потому многое ему позволяли, напр., он прыгал на стол, на диваны, облокачивался головою на плечи дам и пр.[15]>[16]

  Пётр Бартенев
  •  

… молодой Геккерен был человек практический, дюжинный, добрый малый, балагур, вовсе не ловелас, ни дон-жуан, а приехавший в Россию сделать карьеру. Волокитство его не нарушало никаких великосветских петербургских приличий.[17]

  Павел Вяземский, ок. 1880
  •  

… я думаю, что у этого «цареубийцы» имеется своё оправдание. В самом деле, разве обязан был он, иностранец, знать, кого он убивает, когда даже теперь иностранцы, особенно наши друзья, соотечественники Дантеса, почти не знают, что такое Пушкин, а при его жизни не знало этого и большинство русских?

  Пётр Перцов, «Смерть Пушкина», 1897
  •  

Дантес обладал безукоризненно правильными, красивыми чертами лица, но ничего не выражавшими, что называется, стеклянными глазами. Ростом он был выше среднего, к которому очень шла полурыцарская, нарядная, кавалергардская форма. К счастливой внешности следует прибавить неистощимый запас хвастовства, самодовольства, пустейшей болтовни. <…> Дантесом увлекались женщины не особенно серьёзные и разборчивые, готовые хохотать всякому излагаемому в модных салонах вздору..[18][14]

  Ольга Павлищева по записи Л. Н. Павлищева
  •  

Дантес по поступлении в полк оказался не только весьма слабым по фронту, но и весьма недисциплинированным офицером; таким он оставался в течение всей своей службы в полку: то он «садился в экипаж» после развода, тогда как «вообще из начальников никто не уезжал»; то он на параде, «как только скомандовано было полку вольно, позволил себе курить сигару» <…>. Число всех взысканий, которым был подвергнут Дантес за три года службы в полку, достигает цифры 44.[14] <…>
Во время последней империи Дантес был persona grata при дворе Наполеона III. <…> По словам одного из наших соотечественников, знавшего в Париже Дантеса, это был человек, «очень одарённый и крайне влиятельный; <…> он был замешан во всех событиях и происках Второй империи». После падения Второй империи Дантес почти безвыездно жил в своем замке Сульц в Эльзасе. Дантес постоянно вел свои записки, но в последние годы, дожив до глубокой старости, он впал почти в детство и в минуту раздражения сжег свои мемуары.[19][5]

  Сергей Панчулидзев
  •  

Можно с уверенностью полагать, что Дантес не был сыном [Геккерена], но наиболее близкие к Геккерену люди избегали высказываться о том, какие отношения существовали между ним и Дантесом.[20][5]

  Николай Чарыков
  •  

Чем нулевее соперник — тем полнее ревность: Пушкин — Дантес. (Нулевее — и как круглый нуль, и как последний нуль порядкового числительного: миллионный, ста-миллионный и т. д.)
В лице Дантеса Пушкин ревновал к нелицу. И — нелицом (пóлом — тем самым шармом!) был убит.

  Марина Цветаева, записная книжка, 1928
  •  

Дантес сам рассказывал, что, в бытность свою поручиком Кавалергардского полка, русского языка не знал. Он только заучил наизусть с посторонней помощью те готовые фразы, без которых нельзя было обойтись при несении службы в эскадроне <…>. Впрочем, Дантесу не было большой нужды в знании чужого языка. В том кругу, куда он был вхож, мало говорили по-русски. <…> Леностью он отличался ещё в детстве. Этим в семье объясняли и пробелы его посредственного образования. Даже французский литературный язык давался Дантесу нелегко.
Вообще же ни в молодости, ни в зрелом возрасте он не проявлял почти никакого интереса к литературе. Домашние не припомнят Дантеса в течение всей его долгой жизни за чтением какого-нибудь художественного произведения.[14]
<…> наследный принц Вильгельм (впоследствии император германский) знал Дантеса и даже снабдил его рекомендательным письмом, когда тот отправлялся в Россию.[4][5]

  — Луи Метман
  •  

Он играл слишком крупную и слишком преданную роль в государственном аппарате Наполеона III, чтоб рассчитывать на какой-нибудь политический пост после 4 сентября 1870 года. <…> Широко применявшийся во Франции середины столетья политический шпионаж, которому служили виднейшие представители знати, <…> стал тайной сферой деятельности и постаревшего д'Антеса. Трудно установить, когда именно прекратился совершенно и этот вид его политической работы [на Росиию], но известные нам даты допускают его продолжение почти до самого «конца века».[3]

  Леонид Гроссман, «Карьера д'Антеса»
  •  

… иноземный аристократический прохвост, наёмник царизма…

  — газета «Правда», 10 февраля 1937
  •  

С ужасом думаю я о трагедии Пушкина. Мало того, что его жена симпатизировала Дантесу. Это бы ещё ничего. Но ведь Дантес был молод. Дантес был привлекателен. А главное — Дантес был совершенно зауряден. Не отягощён гениальностью, которая молоденьких женщин повергает в ужасающую тоску.
Убеждён, что Пушкина выводила из себя заурядность Дантеса. И она же служила предметом его мучительной зависти. Источником беспредельного комплекса неполноценности…

  Сергей Довлатов, «Nobody is Perfect (Все мы не красавцы)», 1981
  •  

Он навсегда покинул свет,
И табаком засыпал след
И даже плащ сменил на плед,
Чтоб мир о нём забыл.
Но где б он ни был тут и там —
При нём стихал ребячий гам,
и дети спрашивали мам:
«Он Пушкина убил?»

  Леонид Филатов, «Дантес», 1990
  •  

… «Духовный мардонг Александра Пушкина». <…> Антонов пишет о духовных мардонгах, образующихся после смерти людей, оставивших заметный след в групповом сознании. В этом случае роль обжарки в масле выполняют обстоятельства смерти человека и их общественное осознание (Антонов уподобляет Наталью Гончарову сковороде, а Дантеса — повару),..

  Виктор Пелевин, «Мардонги», 1992
  •  

… появление Дантеса было только кровавым эпилогом уже начавшейся драмы

  Вадим Вацуро, «Пушкин в сознании современников», 1974
  •  

«В чём смысл жизни?» спросил однажды Дантес у Александра Сергеевича. «Твоя — во мне», ответил Пушкин и как всегда был прав,..

  Вагрич Бахчанян, «Сочинение №29», [2010]

Примечания

  1. А. М. Зайончковский. Восточная война 1853--1856 гг. Т. I. Приложения. — СПб., 1908. — С. 228.
  2. Раевский Н. А. Избранное. — М.: Художественная литература, 1978. — С. 486.
  3. 1 2 Гроссман Л. П. Карьера д'Антеса. М.: Журнально-газетное объединение, 1935. — С. 33-4.
  4. 1 2 Последние Новости. — 1930. — № 3340.
  5. 1 2 3 4 5 В. В. Вересаев, «Пушкин в жизни», 1926 (3-е изд. 1928). — Эпилог.
  6. 1 2 Вацуро В. Э. Из неизданных откликов на смерть Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. 1976. — Л.: Наука, 1979. — С. 46-64.
  7. Гвардейский офицер, поэт-дилетант, настроенный монархически.
  8. Старина и Новизна. — Кн. XVII. — С. 317.
  9. Никитенко А.В., Записки и дневник: В 3 т. Том 1. — М.: Захаров, 2005 г. (Серия «Биографии и мемуары»)
  10. Из памятные заметок Н. М. Смирнова // Русский Архив. — 1882. — Кн. I. — С. 237-8.
  11. Записки и дневник. Т. II. Изд. 2-е. — СПб., 1905. — С. 560.
  12. Пушкин в жизни, XVII.
  13. Руский Архив. — 1878. — Кн. I. — С. 454.
  14. 1 2 3 4 Пушкин в жизни, XV.
  15. Рассказы о Пушкине. — М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1925. — С. 38.
  16. Пушкин в жизни, XVII.
  17. П. П. Вяземский. Собрание сочинений. — СПб., 1893. — С. 558.
  18. Павлищев Л. Н. Воспоминания об А. С. Пушкине. — М., 1890. — С. 421.
  19. С. А. Панчулидзев. Сборник биографий кавалергардов. Т. IV. — СПб., 1908. — С. 77, 89.
  20. Н. В. Чарыков. Известия о дуэли Пушкина, имеющиеся в Голландии // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — СПб., 1909. — Вып. XI. — С. 71.