Коридорный

Коридорный отеля

Коридо́рный — служащий гостиницы, дежурный по этажу, портье или половой, обслуживающий ряд гостиничных номеров. В традиционные обязанности коридорного, в частности, входит помощь постояльцам в доставке багажа в номер, за что ему, по принятому на Западе этикету, полагаются чаевые. Также коридорный может принести напитки или блюда в номер, и выполнить другие подобные поручения постояльцев.

В России до Октябрьской революции в обязанности коридорного входило исполнение мелких поручений клиентов гостиницы: они чистили одежду и обувь, ставили самовар и т.д. Коридорными были только мальчики и мужчины, женская прислуга во избежание проституции в гостиницы не допускалась.

Напротив того, в советские времена эта должность стала женской и чисто административной: коридорная выдавала ключи постояльцам, пропускала или не пропускала к ним гостей („ненавязчивый“ гостиничный сервис), вела наблюдение за порядком на этаже и дверьми номеров. Но также в России (как до революции, так и в советские времена) коридорным называли и дежурного по этажу в тюрьме.

Коридорный в прозе

Выйдя от Барсова, он постоял на улице, посмотрел на мигавшие фонари и, вздохнув, пошел в то отделение соседней гостиницы, в котором он стоял с приезда в Москву. ― Нумерочек! ― спросил он знакомого коридорного. ― Пожалуйте, вы одни-с? ― Один, ― отвечал Розанов. ― Пожалуйте. Коридорный ввел гостя в чистенький нумер с мягкою мебелью и чистою постелью, зажег две свечи и остановился. ― Иди, ― сказал Розанов, садясь на диван. ― Ничего не прикажете? ― Нет, ничего. ― Закусить или чаю? ― Ну, дай уж закусить что-нибудь. ― И водочки? ― Пожалуй, дай и водочки. Розанову подали котлетку и графинчик водочки, и с тех пор графинчика у него не снимали со стола, а только один на другой переменяли. <...> В комнате была совершенная тишина. Розанов вздохнул, приподнялся от стенки дивана, налил себе рюмку водки, проглотил ее и принял снова свое спокойное положение. В это время дверь из коридора отворилась, и вошел коридорный лакей, а за ним высокая дама в длинном клетчатом плюшевом бурнусе, с густым вуалем на лице. ― Выйди отсюда, ― сказала дама лакею, спокойно входя в нумер, и сейчас же спросила Розанова: ― Вы это что делаете? Розанов промолчал.

— Николай Лесков, «Некуда», 1864

Вечер. Слышно, час девятый на исходе. Дверь давно уже на замке, и коли подойти к ней да послушать в тишине ― можно различить, как похрапывает себе коридорный, обреченный по службе на неукоснительное бдение. В камере тоже започивали уж иные, только мало; большая часть ловит свои свободные минуты и предпочитает высыпаться днем. На одном из спящих «ножные браслетики» позвякивают, как перевернется во сне с боку на бок.

— Всеволод Крестовский, «Петербургские трущобы» (Том 4), 1864

Князь поспешил выйти. Ему пришла между прочим мысль, что она, может быть, уехала, как тогда, в Москву, а Рогожин, разумеется, за ней, а может, и с ней. «По крайней мере хоть какие-нибудь следы отыскать!» Он вспомнил однако, что ему нужно остановиться в трактире, и поспешил на Литейную; там тотчас же отвели ему нумер. Коридорный осведомился, не желает ли он закусить; он в рассеяньи ответил, что желает, и, спохватившись, ужасно бесился на себя, что закуска задержала его лишних полчаса, и только потом догадался, что его ничто не связывало оставить поданную закуску и не закусывать. Странное ощущение овладело им в этом тусклом и душном коридоре, ощущение, мучительно стремившееся осуществиться в какую-то мысль; но он всё не мог догадаться, в чем состояла эта новая напрашивающаяся мысль. Он вышел наконец сам не свой из трактира; голова его кружилась; но ― куда однако же ехать?

— Фёдор Достоевский, «Идиот», 1869

Иван Кузьмич Мясников, купец и фабрикант, покончив дела, за которыми нарочно приезжал в губернский город, возвратился в грязноватый нумер грязноватой гостиницы, приказал запрягать лошадей и стал собираться в дорогу. ― Что ж, Иван Кузьмич, мало погостили у нас? ― помогая уложить весьма небольшое количество вещей отъезжавшего, говорил трактирный слуга. ― Право, совсем и не погуляли в городе-то… ― Нагуляюсь потом. ― Слава богу, хоть отделался! ― Всё ли благополучно покончили? ― Всё!.. хорошо! На-ко вот погляди эту штучку. Мясников вынул из-под жилета и подал коридорному какую-то маленькую книжку, которую тот с недоумением взял в руки и долго с тем же недоумением смотрел на нее. ― Это что же будет? ― спросил, наконец, коридорный. ― А это, друг любезный, ― с довольным и веселым лицом проговорил Мясников, ― эта штучка стоит пятнадцать тысяч рубликов! Вот что это такое! ― Этакая муха? Пятнадцать тысяч?.. ― Да-да, муха, пятнадцать тысяч… Как ты думаешь? Что? <...> ― То-то вот и хорошо!.. Поди-ко узнай, что это ― деньги!.. Чистая бумага, а пятнадцать тысяч в ней весу!.. Называется ― чек! При этом слове лакей повернул перед собою книжку, поглядел на нее с другого бока и уставил ничего не понимающие глаза на купца. ― Это видишь что… Сейчас ты отодрал лоскут и получай деньги!.. ― пробовал было объяснить Мясников, но так как и при этом коридорный ровно ничего не понял, то хозяин книжки чеков должен был начать рассказывать ему банковые дела со всеми подробностями. Нельзя сказать, чтобы изложение этих дел, продолжавшееся довольно долго, уяснило коридорному значение книжонки, которую он не переставал держать в своих руках, по временам останавливая на ней внимательный взгляд, тем не менее, когда речь купца была, наконец, кончена, коридорный вздохнул и в каком-то раздумье произнес: ― Да-да!.. Мала-мала штучка, а какую прорву денег вобрала! Это выражение очень понравилось хозяину книжки. ― Питательная книжка, точно! Именно что впитала!

— Глеб Успенский, «Новые времена», 1873

Я сидел на подоконнике раскрытого окна, любуясь этой утренней суматохой. На столе у меня кипел самовар. В эту минуту дверь в мою комнату слегка приотворилась, и вслед за тем высунулась рука с бумагой, сложенной в форме прошения. Я только что хотел было встать, чтобы рассмотреть таинственного обладателя таинственной руки, как в коридоре раздался строгий голос коридорного, дверь захлопнулась, и рука исчезла. ― Куда прешь? Куда прешь-то? ― бушевал коридорный… ― Нет у тебя языка спроситься? ― Будьте так добры, извините! ― кротко говорил неизвестный посетитель. ― Видишь, никого нету, а прешь?.. Вашего брата здесь много шатается… Вон столовые ложки пропали… ― Помилуйте-с! Мы не воры! Сохрани бог!.. ― Ну этого нам разбирать некогда ― вор ты или нет, ― сердито говорил коридорный, поплевывая на сапог и шаркая по нем щеткой. ― Нам этого, ― продолжал он, ― разбирать не время… У нас вон двенадцать нумеров в одной половине. Всякому принеси самовар да сапоги вычисти. У нас этого, брат… ― Доложите по крайности. Сделайте вашу милость! ― Так-то!.. У нас этого нет, чтобы… А то прет незнамо куда. У нас благородные останавливаются… На каждой соринке взыскивают… День-деньской как лошадь, прости господи, ни тебе уснуть, ни тебе… ― Ива-а-ан! ― закричали на дворе. ― Тьфу, чтоб вам! Расхватывает же их, чертей!

— Глеб Успенский, «Растеряевские типы и сцены», 1877

― Полно, Яшка, что задурил-то? ― отозвался коридорный надзиратель, серьезный старик, с длинными опущенными вниз усами, в большой папахе. ― Чего не видал? Видишь, арестантов привели! <...> Когда «поверка» обошла наши камеры и поднялась на «малый верх», Михеич отворил нашу дверь. Коридорный арестант подследственного отделения, Меркурий, исполняющий обязанности «парашечника», убирающий камеры и бегающий на посылках у «привилегированных» арестантов, явился в нашу камеру с самоваром. Пока «поверка» не ушла совсем, Михеич просил нас для «порядку» не выходить в коридор. Вот «поверка» сходит по лестнице.

— Владимир Короленко, «Яшка», 1880

Коридорный в поэзии

	Светало. Сиделка вздохнула. Потом Себя осенила небрежным крестом И отложила ненужные спицы. Прошел коридорный с дежурным врачом. Покойника вынесли из больницы.
	— Георгий Адамович, «Светало. Сиделка вздохнула. Потом...», 1945

См. также

• Половой
• Портье
• Камердинер
• Билетёр
• Швейцар
• Вахтёр
• Консьерж
• Дворник
• Лакей