Сахарный Кремль: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Новая страница: «{{википедия}} «'''Сахарный Кремль'''» — роман в новеллах Владимир Георгиевич Сорокин|Влад…» |
Нет описания правки |
||
Строка 3: | Строка 3: | ||
== Цитаты == |
== Цитаты == |
||
{{Q|Его смуглый член торчал. Носов прыснул на него предохранительным спреем «Застава» и быстро |
{{Q|Его смуглый член торчал. Носов прыснул на него предохранительным спреем «Застава» и быстро вошёл в Погосову.|Комментарий=«На заводе»}} |
||
{{Q|Сделала шаг и поняла: объелась. Да так, что и идти тяжко. Опьянела от мяса. Отупела. А тут Старый вперевалку подходит. Унюхал. Лизнул кровь на камне, морду к Арише тянет. Глаза его мяса просят. «Отрыгну Старому малость…» — подумала она. Но сразу и передумала: «Нет, жалко…»|Комментарий=«Underground»}} |
{{Q|Сделала шаг и поняла: объелась. Да так, что и идти тяжко. Опьянела от мяса. Отупела. А тут Старый вперевалку подходит. Унюхал. Лизнул кровь на камне, морду к Арише тянет. Глаза его мяса просят. «Отрыгну Старому малость…» — подумала она. Но сразу и передумала: «Нет, жалко…»|Комментарий=«Underground»}} |
||
Строка 58: | Строка 58: | ||
— Ты, Андрей Андреич, человек православный, образованный. Понимать ты должен: каждый из нас за все ответственен. И за дела, и за слова. Ибо каждое дело на слово опирается. Там, где слово, там и дело. |
— Ты, Андрей Андреич, человек православный, образованный. Понимать ты должен: каждый из нас за все ответственен. И за дела, и за слова. Ибо каждое дело на слово опирается. Там, где слово, там и дело. |
||
Пятка кочерги раскалилась докрасна. В камере запахло кузницей. |
Пятка кочерги раскалилась докрасна. В камере запахло кузницей. |
||
Следователь выключил лазер, убрал в «несмеяну». |
Следователь выключил лазер, убрал в «несмеяну». Подошёл к подследственному, схватил его за щиколотку ноги и резко задрал ногу вверх. |
||
— Не-ет… — выдохнул Смирнов. |
— Не-ет… — выдохнул Смирнов. |
||
Севастьянов прижал пятку кочерги к худосочной ягодице подследственного.}} |
Севастьянов прижал пятку кочерги к худосочной ягодице подследственного.}} |
||
{{Q|Жидкие часы в кабинете Севастьянова отлили 18: |
{{Q|Жидкие часы в кабинете Севастьянова отлили 18:00…|Комментарий=часы с ферромагнитной жидкостью на циферблате появились в продаже лишь в 2015 году}} |
||
{{Q|Шестнадцать месяцев назад в Москве были арестованы шесть членов мистической, антирусской секты «Яросвет». Нарисовав на белой корове карту России, они совершили некий магический ритуал, расчленили животное и стали развозить куски коровьего тела по отдалённым областям государства российского и скармливать иностранцам. Коровья задняя часть была свезена на Дальний восток, сварена и скормлена японским переселенцам, пашину и подбрюшье доставили в Барнаул, налепили из них пельменей и скормили китайцам, из грудинки сварили борщ и в Белгороде накормили им восемнадцать хохлов-челноков, в Рославле, белорусским батракам навертели котлет из коровьих передних ног, а из головы сварили холодец, которым, неподалеку от Пскова накормили трёх эстонских старух. Все шестеро сектантов были арестованы, допрошены, все признались, назвали сообщников и пособников, но в деле, тем не менее, осталось тёмное место: коровий потрох. В магическом ритуале по «расчленению» России он играл важную роль. Однако, кишки, желудок, сердце, печень и лёгкое удивительным образом бесследно исчезли, и никакие пытки не смогли помочь следствию и прояснить ситуацию. Ясно было, что шестеро арестованных просто не знают кто, куда и с какими целями подевал потрох расчлененной коровы. Капитан Шмулевич, ведущий коровье дело, тоже не знал этого до того самого дня, когда в Свято-Петрограде был арестован по доносу соседки известный книголюб, собиратель почтовых марок, монет и старинных предметов, сбывавший в своей лавке иностранным туристам вместе с марками, книгами и прочей рухлядью некие консервы, при подробном рассмотрении оказавшиеся саморучно укупоренными банками с коровьим паштетом, произведенным кустарным способом в подвале его дома. На все банки лепилась одна и та же этикетка: «Говяжий паштет «Белая Корова». Причём, консервы сии не продавались, а отдавались даром покупателям в знак «благодарности за покупку». Всего за 38 дней подручные книголюба сумели изготовить и распространить среди иностранцев 59 банок паштета. Причём, банки с паштетом отдавались токмо западным туристам, не китайцам и не азиатам. После восемнадцатичасового допроса книголюб признался, что получил заказ на изготовление и распространение «Белой Коровы» от некоего крещёного еврея, бесследно исчезнувшего и найденного в городской клоаке Свято-Петрограда зарезанным, без пальцев, зубов и глаз, и с трудом опознанным.}} |
{{Q|Шестнадцать месяцев назад в Москве были арестованы шесть членов мистической, антирусской секты «Яросвет». Нарисовав на белой корове карту России, они совершили некий магический ритуал, расчленили животное и стали развозить куски коровьего тела по отдалённым областям государства российского и скармливать иностранцам. Коровья задняя часть была свезена на Дальний восток, сварена и скормлена японским переселенцам, пашину и подбрюшье доставили в Барнаул, налепили из них пельменей и скормили китайцам, из грудинки сварили борщ и в Белгороде накормили им восемнадцать хохлов-челноков, в Рославле, белорусским батракам навертели котлет из коровьих передних ног, а из головы сварили холодец, которым, неподалеку от Пскова накормили трёх эстонских старух. Все шестеро сектантов были арестованы, допрошены, все признались, назвали сообщников и пособников, но в деле, тем не менее, осталось тёмное место: коровий потрох. В магическом ритуале по «расчленению» России он играл важную роль. Однако, кишки, желудок, сердце, печень и лёгкое удивительным образом бесследно исчезли, и никакие пытки не смогли помочь следствию и прояснить ситуацию. Ясно было, что шестеро арестованных просто не знают кто, куда и с какими целями подевал потрох расчлененной коровы. Капитан Шмулевич, ведущий коровье дело, тоже не знал этого до того самого дня, когда в Свято-Петрограде был арестован по доносу соседки известный книголюб, собиратель почтовых марок, монет и старинных предметов, сбывавший в своей лавке иностранным туристам вместе с марками, книгами и прочей рухлядью некие консервы, при подробном рассмотрении оказавшиеся саморучно укупоренными банками с коровьим паштетом, произведенным кустарным способом в подвале его дома. На все банки лепилась одна и та же этикетка: «Говяжий паштет «Белая Корова». Причём, консервы сии не продавались, а отдавались даром покупателям в знак «благодарности за покупку». Всего за 38 дней подручные книголюба сумели изготовить и распространить среди иностранцев 59 банок паштета. Причём, банки с паштетом отдавались токмо западным туристам, не китайцам и не азиатам. После восемнадцатичасового допроса книголюб признался, что получил заказ на изготовление и распространение «Белой Коровы» от некоего крещёного еврея, бесследно исчезнувшего и найденного в городской клоаке Свято-Петрограда зарезанным, без пальцев, зубов и глаз, и с трудом опознанным.}} |
||
Строка 96: | Строка 96: | ||
— Егорр! Запал!! |
— Егорр! Запал!! |
||
Робот поднес к заду свой средний палец-зажигалку, вспыхнул огонек. Петруша громко выпустил газы. Они вспыхнули зеленовато-жёлтым. Быстрое пламя съело голову государя и погасло. В голограмме образовалась дыра. Государь по-прежнему сидел в ложе, но без головы и части левого плеча. |
Робот поднес к заду свой средний палец-зажигалку, вспыхнул огонек. Петруша громко выпустил газы. Они вспыхнули зеленовато-жёлтым. Быстрое пламя съело голову государя и погасло. В голограмме образовалась дыра. Государь по-прежнему сидел в ложе, но без головы и части левого плеча. |
||
Петруша выпрямился, пошатываясь, |
Петруша выпрямился, пошатываясь, отошёл от голограммы, глянул: |
||
— Ну вот. |
— Ну вот. |
||
Совсем заплывшие глазки-щёлочки весело оценили ущерб, нанесённый государю: |
Совсем заплывшие глазки-щёлочки весело оценили ущерб, нанесённый государю: |
||
Строка 103: | Строка 103: | ||
— Ну-к, это… дай прошлый. |
— Ну-к, это… дай прошлый. |
||
Рядом с голограммой возникла точно такая же, но поменьше. На ней у государя не было только шеи и подбородка. |
Рядом с голограммой возникла точно такая же, но поменьше. На ней у государя не было только шеи и подбородка. |
||
— Во, видал?! — Петруша |
— Во, видал?! — Петруша подошёл к роботу, обнял его за граненое бедро. — Тогда бздёх низом пошел. И это. Слабо я тогда, а? Слабо пёрнул, а? |
||
— Так точно. |
— Так точно. |
||
— А сегодня? Как я? Круто! А? Егорр! |
— А сегодня? Как я? Круто! А? Егорр! |
||
Строка 163: | Строка 163: | ||
[[Категория:Романы 2008 года]] |
[[Категория:Романы 2008 года]] |
||
[[Категория:Романы-антиутопии]] |
[[Категория:Романы-антиутопии]] |
||
[[Категория: |
[[Категория:Романы Владимира Сорокина]] |
Версия от 21:55, 24 марта 2020
«Сахарный Кремль» — роман в новеллах Владимира Сорокина 2008 года, сатирическая антиутопия. Продолжает «День опричника».
Цитаты
Его смуглый член торчал. Носов прыснул на него предохранительным спреем «Застава» и быстро вошёл в Погосову. — «На заводе» |
Сделала шаг и поняла: объелась. Да так, что и идти тяжко. Опьянела от мяса. Отупела. А тут Старый вперевалку подходит. Унюхал. Лизнул кровь на камне, морду к Арише тянет. Глаза его мяса просят. «Отрыгну Старому малость…» — подумала она. Но сразу и передумала: «Нет, жалко…» — «Underground» |
Марфушина радость
Стучит Марфуша по клаве, входит в интерда, срывает с Древа Учения листки школьных новостей: |
Отвечает Умница голосом послушным: |
Марфушу папаша никогда не сечёт, токмо маманя. Да и то редко, слава Богу. В последний раз — перед Рождеством, когда из-за Марфушиной оплошности две полосы кокоши[1] драгоценного удуло. Сели в тот вечер мама с папою на кухне после трудового дня, нарезали три полосы белых, а Марфуша как раз мусор выносила да дверь-то настежь и распахнула. А на кухне-то форточка, как на грех, открытая была. Потянуло с лестничной клетки из окна разбитого, да так, что весь кокоша — в пыль по углам. Отец с дедом — в крик. Бабка — щипаться. А маманя молча разложила Марфушу на кровати двуспальной да по голой попе прыгалками и посекла. Марфуша плакала, а дед с папой всё по кухне ползали, пальцы слюнили, да пыль белую собирали… |
Кочерга
Пошла кочерга дальше по дороге. Глядь — навстречу ей майор из Тайного Приказа. |
Резким движением Севастьянов задрал голову Смирнову, приставил инъектор к сонной артерии и нажал спуск. Чпокнула раздавленная мягкая ампула, инъекция вошла в кровь подследственного. Тело Смирнова дёрнулось, он вскрикнул и замер, окостенев. Его большие серые глаза округлились и остекленели, став ещё больше. Губы раскрылись и замерли в немом вопросе. Его словно укусил невидимый гигантский скорпион. <…> |
Севастьянов подошел, поднёс кочергу к лицу подследственного: |
Жидкие часы в кабинете Севастьянова отлили 18:00… — часы с ферромагнитной жидкостью на циферблате появились в продаже лишь в 2015 году |
Шестнадцать месяцев назад в Москве были арестованы шесть членов мистической, антирусской секты «Яросвет». Нарисовав на белой корове карту России, они совершили некий магический ритуал, расчленили животное и стали развозить куски коровьего тела по отдалённым областям государства российского и скармливать иностранцам. Коровья задняя часть была свезена на Дальний восток, сварена и скормлена японским переселенцам, пашину и подбрюшье доставили в Барнаул, налепили из них пельменей и скормили китайцам, из грудинки сварили борщ и в Белгороде накормили им восемнадцать хохлов-челноков, в Рославле, белорусским батракам навертели котлет из коровьих передних ног, а из головы сварили холодец, которым, неподалеку от Пскова накормили трёх эстонских старух. Все шестеро сектантов были арестованы, допрошены, все признались, назвали сообщников и пособников, но в деле, тем не менее, осталось тёмное место: коровий потрох. В магическом ритуале по «расчленению» России он играл важную роль. Однако, кишки, желудок, сердце, печень и лёгкое удивительным образом бесследно исчезли, и никакие пытки не смогли помочь следствию и прояснить ситуацию. Ясно было, что шестеро арестованных просто не знают кто, куда и с какими целями подевал потрох расчлененной коровы. Капитан Шмулевич, ведущий коровье дело, тоже не знал этого до того самого дня, когда в Свято-Петрограде был арестован по доносу соседки известный книголюб, собиратель почтовых марок, монет и старинных предметов, сбывавший в своей лавке иностранным туристам вместе с марками, книгами и прочей рухлядью некие консервы, при подробном рассмотрении оказавшиеся саморучно укупоренными банками с коровьим паштетом, произведенным кустарным способом в подвале его дома. На все банки лепилась одна и та же этикетка: «Говяжий паштет «Белая Корова». Причём, консервы сии не продавались, а отдавались даром покупателям в знак «благодарности за покупку». Всего за 38 дней подручные книголюба сумели изготовить и распространить среди иностранцев 59 банок паштета. Причём, банки с паштетом отдавались токмо западным туристам, не китайцам и не азиатам. После восемнадцатичасового допроса книголюб признался, что получил заказ на изготовление и распространение «Белой Коровы» от некоего крещёного еврея, бесследно исчезнувшего и найденного в городской клоаке Свято-Петрограда зарезанным, без пальцев, зубов и глаз, и с трудом опознанным. |
… вдруг знакомый с детства, приятный мужской баритон запел: |
Харчевание
… расхожие поговорки лагерных палачей, такие как <…> «жопу беречь — голову потерять», «розга с жопой дружат, государству служат»… |
Матюха сёк легко и сильно, не делая лишних движений, деловито выполняя свою работу и каждым ударом доказывая, что он не даром ест свой хлеб лагерного палача и не даром получает северную надбавку. |
Петрушка
Поклонился государю, отдал честь и забормотал: |
Кабак
Самый старший и опытный среди них — Матвей. Сечёт он уже девятый год и пересёк по его словам без малого восемьдесят тысяч жоп. <…> |
Мелькает-перекатывается в дыму табачном какой-то Пургенян, как говорят, известный надуватель щёк и испускатель ветров государственных, бьют друг друга воблой по лбу двое дутиков, Зюга и Жиря, шелестит картами краплёными отставной околоточный Грызло, цедят квасок с газом цирковые: штангист Медведко и тёмный фокусник Пу И Тин, хохочет утробно круглый дворник Лужковец,.. |
… крутится семейство балалаечников Мухалко. Шустрые это ребята, оборотистые, веселить и деньгу выжимать умеют. Говорят, когда-то в шутах кремлёвских ходили, но потом их за что-то оттуда опендалили. |
Очередь
— Эту шубу мне купили в Москве. |
— Чем торгует? |
— Они по-матерному ругались! Я записала! Околоточный, я всё переписала! <…> |
Письмо
Помнишь, как смешинка в рот малиновая попала, и чуть не утонули в Пахре на Спас Яблочный тогда? Как ты потом то плакала, то хохотала, да травой в меня швырялась? А я хохотала так, что в трусики пустила! |
А кукол наших помнишь? Катеринка ещё жива, ещё станцевать «барыню» может, разговаривает. А Мальвинка дала дуба, — что-то с мозговою глиной. Токмо глаза открывает и улыбается. |
Нам по двенадцать тогда исполнилось, <…> Кремль в белый цвет ночью покрасили по приказу государеву. <…> А потом как-то я всмотрелась, всмотрелась в этот Кремль, и так у меня всё в голове засияло, словно свет нетварный <…>. Всё прямо сияет и поёт в голове, а смотреть на Кремль всё больше и больше хочется. И глазкам не больно совсем. И я смотрю, смотрю, смотрю, а он весь белый-пребелый, и прямо сосёт глаза белизна сия, на солнце сияет, а в голове прямо ангелы поют, так сладко стало, так хорошо, небо-то синее, облака расступились, солнце лупит, Кремль сияет, глаза сосёт, я про всё забыла, и гляжу, гляжу, гляжу, и прямо так сладко смотреть на Кремль белокаменный, что и пошевелиться не могу, не хочу пошевелиться, рукой за отца держусь, а сама хочу всем сердцем, чтобы и отец не шевелился и не говорил ничего, и что б ты меня не теребила, и чтобы люди все стояли как столбы, чтобы токмо смотреть и смотреть и смотреть и смотреть и смотреть, и чтобы всё так остановилось, а я бы всё стояла и смотрела, только бы глаза не закрылись, не устали, а глаза-то у меня и не слезились вовсе, и не устали, а просто расширились и смотрели, смотрели, смотрели как будто и делать больше ничего не надобно, а надобно токмо смотреть, смотреть, смотреть и стоять, смотреть на Кремль и стоять смирно, стоять хорошо и правильно, дабы не спугнуть ничего и не потревожить, <…> чтобы он стоял спокойно и никуда не девался, не исчезал, а просто стоял на своём главном месте навсегда на веки вечныя, на месте главного и большого дела, хорошего дела, на которое все пошли, все сподобились, все собрались, чтобы сделать всё правильно, хорошо, чтобы быть всем вместе, всем миром всё решить и исправить навсегда, на веки вечныя, лишь бы никто не помешал, <…> не надобно ничего другого, а просто смотри и радуйся, веселись душой своей, пей глазами Кремль белый, ешь глазами Кремль белый, и больше ничего не надобно, а все люди правильные будут тоже стоять рядом с тобой правильно стоять, честно стоять и радоваться, стоять с глазами открытыми, хорошими глазами а в тех глазах у всех будет свой Кремль тысячи миллионы Кремлей белых в глазах правильных людей которые умеют правильно славить и всё делать правильно и хорошо и умеют прилежно смотреть на белый Кремль наш родной и святой… |
Дом терпимости
Айвовое варенье июльского заката уж протекло-капнуло на пыльно-душное <…> Замоскворечье,.. |
Вваливается Охлоп в опочивальню любимую. Кидается-устремляется к нему всё весёлое-электрическое: голышки-окатыши, ползуны, верещалки, хохотухи, чесалки да качалки. <…> |
О романе
Образ сахарного Кремля, он такой многоплановый, как Кубик Рубика. Белый-то есть чистый, это некая чистота как бы в осознании этой власти народом, это нечто как бы над нами. С другой стороны, он очень хрупкий, он может разбиться. Но с третьей стороны, он увесист как некий кирпич. А если это все падает с неба, то он может и убить, собственно.[3] | |
— Владимир Сорокин, интервью |
Примечания
- ↑ От «кокс» и «кокошник».
- ↑ Т. М. Колядич. Антиутопия или альтернативная фантастика? // От Аксенова до Глуховского. Русский эксперимент. — М.: КРПА Олимп, 2010. — С. 34-43.
- ↑ Новое десятилетие. К 60-летию РС. Год 2008 // Радио Свобода, 6 октября 2013.