Фельдъегерь: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Чернела внизу страницы |
как будто подсмотрел, почти слово в слово |
||
Строка 20: | Строка 20: | ||
Человека здесь ценят лишь по тому, в каких отношениях он состоит с [[власть|властями]], а потому присутствие в моем экипаже фельдъегеря производило действие неотразимое. Сей знак высочайшего покровительства превращал меня в важное лицо, и мой собственный кучер, что возит меня все то время, какое я нахожусь в Петербурге, казалось, вдруг возгордился [[достоинство]]м хозяина, дотоле ему неведомым; он взирал на меня с таким [[почтение]]м, какого никогда прежде не изъявлял; можно было подумать, что он взялся возместить мне все почести, каких до сих пор по неведению меня лишал. Пешие крестьяне, кучера дрожек, [[извозчик]]и — на всех оказывал магическое действие мой унтер-офицер; ему не было нужды грозить своей [[камча|камчой]] — одним мановением пальца, словно по [[волшебство|волшебству]], он устранял любые затруднения; и [[толпа]], обычно неподатливая, становилась похожа на стаю [[угорь|угрей]] на дне садка: они свиваются в разные стороны, стремглав уворачиваются, делаются, так сказать, незаметными, издалека заметив [[острога|острогу]] в руке рыбака, — точно так же вели себя люди при приближении моего унтер-офицера. |
Человека здесь ценят лишь по тому, в каких отношениях он состоит с [[власть|властями]], а потому присутствие в моем экипаже фельдъегеря производило действие неотразимое. Сей знак высочайшего покровительства превращал меня в важное лицо, и мой собственный кучер, что возит меня все то время, какое я нахожусь в Петербурге, казалось, вдруг возгордился [[достоинство]]м хозяина, дотоле ему неведомым; он взирал на меня с таким [[почтение]]м, какого никогда прежде не изъявлял; можно было подумать, что он взялся возместить мне все почести, каких до сих пор по неведению меня лишал. Пешие крестьяне, кучера дрожек, [[извозчик]]и — на всех оказывал магическое действие мой унтер-офицер; ему не было нужды грозить своей [[камча|камчой]] — одним мановением пальца, словно по [[волшебство|волшебству]], он устранял любые затруднения; и [[толпа]], обычно неподатливая, становилась похожа на стаю [[угорь|угрей]] на дне садка: они свиваются в разные стороны, стремглав уворачиваются, делаются, так сказать, незаметными, издалека заметив [[острога|острогу]] в руке рыбака, — точно так же вели себя люди при приближении моего унтер-офицера. |
||
Я с [[ужас]]ом наблюдал чудесное могущество этого представителя власти и думал, что, получи он приказ не защищать меня, а уничтожить, ему повиновались бы с той же аккуратностью.|Автор=[[w:Кюстин, Астольф де|Маркиз Астольф де Кюстин]], «Россия в 1839 году» ([[s:Россия в 1839 году (де Кюстин)/Письмо семнадцатое|письмо семнадцатое]]), 1843}} |
Я с [[ужас]]ом наблюдал чудесное могущество этого представителя власти и думал, что, получи он приказ не защищать меня, а уничтожить, ему повиновались бы с той же аккуратностью.|Автор=[[w:Кюстин, Астольф де|Маркиз Астольф де Кюстин]], «Россия в 1839 году» ([[s:Россия в 1839 году (де Кюстин)/Письмо семнадцатое|письмо семнадцатое]]), 1843}} |
||
{{Q|Прямо против постоялого двора через улицу приходился станционный дом. Вдруг к крыльцу его подлетела [[курьер]]ская тройка и выскочил фельдъегерь в полном [[мундир]]е, с узенькими тогдашними фалдочками назади, в большой трехугольной шляпе с белыми, желтыми и, кажется, зелеными перьями (забыл эту подробность и мог бы справиться, но мне помнится, что мелькали и зеленые перья). Фельдъегерь был высокий, чрезвычайно плотный и сильный детина с багровым лицом. Он пробежал в станционный дом и уж наверно «хлопнул» там рюмку [[водка|водки]]. Помню, мне тогда сказал наш [[извозчик]], что такой фельдъегерь всегда на каждой станции выпивает по рюмке, без того не выдержал бы «такой муки». Между тем к почтовой станции подкатила новая переменная лихая тройка, и ямщик, молодой парень лет двадцати, держа на руке армяк, сам в красной рубахе, вскочил на облучок. Тотчас же выскочил и фельдъегерь, сбежал с ступенек и сел в тележку. Ямщик тронул, но не успел он и тронуть, как фельдъегерь приподнялся и молча, безо всяких каких-нибудь слов, поднял свой здоровенный правый кулак и, сверху, больно опустил его в самый затылок ямщика. Тот весь тряхнулся вперед, поднял кнут и изо всей силы охлестнул коренную. Лошади рванулись, но это вовсе не укротило фельдъегеря.|Автор=[[Фёдор Михайлович Достоевский|Фёдор Достоевский]], [[:s:Дневник писателя. 1876 год (Достоевский)/Январь/ГЛАВА ТРЕТЬЯ I|Дневник писателя. Январь 1876 года]]}} |
|||
== Фельдъегерь в художественной прозе == |
== Фельдъегерь в художественной прозе == |
Версия от 12:42, 25 марта 2020
Фельдъе́герь (нем. Feldjäger, от нем. Feld — поле и нем. Jäger — охотник, стрелок) — заимствованнная из немецкого языка должность, имеющая два значения. В русском языке за этим словом удержалось значение — представитель специальной связи: военный или правительственный курьер, нарочный (по-старому — гонец). В некоторых зарубежных армиях (в частности, в вооружённых силах Германии) фельдъегерь — сотрудник военной полиции или спец. подразделений.
Впервые фельдъегерская служба была учреждены Фридрихом Великим в 1742 году для прусской армии. С середины XIX века до окончания Второй мировой войны в Германии существовала Полевая жандармерия (Feldgendarmerie), ставшая прототипом современных фельдъегерей. Первое подразделение фельдъегерей Бундесвера было создано 6 октября 1955 года, тогда был издан указ о создании учебного центра военной полиции в бывшем госпитале Люфтваффе в городе Андернах. В России фельдъегерем считается военный или правительственный курьер, обеспечивающий доставку важных, преимущественно секретных, документов. В настоящее время Фельдъегерская служба подчиняется напрямую Президенту России.
Фельдъегерь в документах, публицистике и мемуарах
Фельдъегерь вырвал меня из моего насильственного уединения и привез в Москву, прямо в Кремль, и, всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: «Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?» — «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога!» — «Довольно ты подурачился, — возразил император, — надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем».[1] — 8 сентября после окончания ссылки в Михайловское; биограф Хомутовой, Е. Розе, свидетельствовал, что она обладала замечательной памятью | |
— Анна Хомутова, со слов Александра Пушкина, 1826 |
На следующей станции <…> вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем. «Вероятно, поляки?» <имевшие связи с декабристами поляки — члены национального патриотического товарищества> — сказал я хозяйке. «Да, — отвечала она, — их нынче отвозят назад». Я вышел взглянуть на них. | |
— Александр Пушкин, Дневники, 15 октября 1827 |
Трощинский остался в Петербурге, никуда не являясь, сидя дома, вставая рано, ложась рано. Однажды, в 2 часа ночи, является к его воротам фельдъегерь. Ворота заперты. Весь дом спит. Он стучится, никто нейдет. Фельдъегерь в протаявшем снегу отыскал камень и пустил его в окошко. В доме проснулись, пошли отворять ворота ― и поспешно прибежали к спящему Трощинскому, объявляя ему, что Государь его требует и что фельдъегерь за ним приехал. Трощинский встает, одевается, садится в сани и едет. Фельдъегерь привозит его прямо к Зимнему дворцу. Трощинский не может понять, что с ним делается. Наконец видит он, что ведут его на половину Великого Князя Александра. Тут только догадался он о перемене, происшедшей в государстве. У дверей кабинета встретил его Панин, обнял и поздравил с новым Императором.[3] | |
— Александр Пушкин, Дневник, 1833 |
Идя по улице, я видел, как два кучера дрожек (этого русского фиакра) при встрече церемонно сняли шляпы: здесь это общепринято; если они сколько-нибудь близко знакомы, то, проезжая мимо, прижимают с дружеским видом руку к губам и целуют ее, подмигивая весьма лукаво и выразительно, такова тут вежливость. А вот каково правосудие: чуть дальше на той же улице увидел я конного курьера, фельдъегеря либо какого-то иного ничтожнейшего правительственного чиновника; выскочив из своей кареты, подбежал он к одному из тех самых воспитанных кучеров и стал жестоко избивать его кнутом, палкой и кулаками, удары которых безжалостно сыпались тому на грудь, лицо и голову; несчастный же, якобы недостаточно быстро посторонившийся, позволял колотить себя, не выказывая ни малейшего протеста или сопротивления — из почтения к мундиру и касте своего палача; но гнев последнего далеко не всегда утихает оттого, что провинившийся тотчас выказывает полную покорность. | |
— Маркиз Астольф де Кюстин, «Россия в 1839 году» (письмо семнадцатое), 1843 |
Проводив меня до передней, хозяин дома обещал, что назавтра в четыре утра у дверей гостиницы меня будет ожидать унтер-офицер. Я не уснул ни на минуту; я был поражен одной идеей, которая вам покажется безумной, — идеей, что благодетель мой может оказаться палачом. А что если этот человек не отвезет меня в Шлиссельбург, за восемнадцать лье от Петербурга, а вместо этого по выезде из города предъявит приказ препроводить меня в Сибирь, дабы я искупал там свое неподобающее любопытство — что я тогда буду делать, что скажу? для начала надобно будет повиноваться; а потом, когда доберусь до Тобольска, если доберусь, я стану протестовать… Учтивость меня не успокаивает, напротив: я ведь отнюдь не забыл, как один из министров, обласканный Александром, был схвачен фельдъегерем прямо на пороге кабинета императора, который отдал приказ отправить его в Сибирь из дворца, не дав ни на минуту заехать домой. Множество других примеров подобного же рода наказаний подкрепляли мои предчувствия и будоражили воображение. То, что я иностранец, нимало не гарантирует мне безопасность: я воскрешал в памяти обстоятельства пленения Коцебу, который в начале нашего столетия также был схвачен фельдъегерем и единым духом, как и я (себя я почитал уже в пути), препровожден в Тобольск. Конечно, ссылка немецкого поэта длилась всего полтора месяца, так что в юности я смеялся над его жалобами; но в эту ночь мне было не до смеха. То ли вероятное сходство наших судеб заставило меня переменить точку зрения, то ли возраст прибавил мне справедливости, но мне от всего сердца было жаль Коцебу. <...> | |
— Маркиз Астольф де Кюстин, «Россия в 1839 году» (письмо семнадцатое), 1843 |
Прямо против постоялого двора через улицу приходился станционный дом. Вдруг к крыльцу его подлетела курьерская тройка и выскочил фельдъегерь в полном мундире, с узенькими тогдашними фалдочками назади, в большой трехугольной шляпе с белыми, желтыми и, кажется, зелеными перьями (забыл эту подробность и мог бы справиться, но мне помнится, что мелькали и зеленые перья). Фельдъегерь был высокий, чрезвычайно плотный и сильный детина с багровым лицом. Он пробежал в станционный дом и уж наверно «хлопнул» там рюмку водки. Помню, мне тогда сказал наш извозчик, что такой фельдъегерь всегда на каждой станции выпивает по рюмке, без того не выдержал бы «такой муки». Между тем к почтовой станции подкатила новая переменная лихая тройка, и ямщик, молодой парень лет двадцати, держа на руке армяк, сам в красной рубахе, вскочил на облучок. Тотчас же выскочил и фельдъегерь, сбежал с ступенек и сел в тележку. Ямщик тронул, но не успел он и тронуть, как фельдъегерь приподнялся и молча, безо всяких каких-нибудь слов, поднял свой здоровенный правый кулак и, сверху, больно опустил его в самый затылок ямщика. Тот весь тряхнулся вперед, поднял кнут и изо всей силы охлестнул коренную. Лошади рванулись, но это вовсе не укротило фельдъегеря. | |
— Фёдор Достоевский, Дневник писателя. Январь 1876 года |
Фельдъегерь в художественной прозе
„Что же вы?“ — говорит генерал и принял его, как говорится, в лопатки. Впрочем, сказать правду, обошелся он еще довольно милостиво: иной бы пугнул так, что дня три вертелась бы после того улица вверх ногами, а он сказал только: „Хорошо, говорит, если вам здесь дорого жить и вы не можете в столице покойно ожидать решенья вашей участи, так я вас вышлю на казенный счет. Позвать фельдъегеря! препроводить его на место жительства!“ А фельдъегерь уж там, понимаете, и стоит: трехаршинный мужичина какой-нибудь, ручища у него, можете вообразить, самой натурой устроена для ямщиков, — словом, дантист эдакой... Вот его, раба Божия, схватили, судырь мой, да в тележку, с фельдъегерем. „Ну, — Копейкин думает, — по крайней мере не нужно платить прогонов, спасибо и за то“. Вот он, судырь мой, едет на фельдъегере, да, едучи на фельдъегере, в некотором роде, так сказать, рассуждает сам себе: „Когда генерал говорит, чтобы я поискал сам средств помочь себе, — хорошо, говорит, я, говорит, найду средства!“ Ну, уж как только его доставили на место и куда именно привезли, ничего этого неизвестно.[4] | |
— Николай Гоголь, «Мёртвые души» (Том I, Глава X), 1842 |
Теперь он приказывает выселять из дома, не зная в точности, кто там живёт. | |
— Влас Дорошевич, «Петроград», 1917 |
Император Павел дремал у открытого окна. В послеобеденный час, когда пища медленно борется с телом, были запрещены какие-либо беспокойства. Он дремал, сидя на высоком кресле, заставленный сзади и с боков стеклянною ширмою. Павлу Петровичу снился обычный послеобеденный сон. | |
— Юрий Тынянов, «Подпоручик Киже (Тынянов)», 1928 |
Фельдъегерь в поэзии
— Николай Некрасов, «Княгиня М. Н. Волконская» (из цикла «Русские женщины»), 1872 |
Но иногда по первому выпавшему снегу, | |
— Эдуард Багрицкий, «Суворов», 1915 |
Седые учёные | |
— Николай Асеев, «Чернышевский», 1929 |
— Борис Корнилов, «Пушкин в Кишиневе», 1936 |
Возвращается ветер на круги: | |
— Мария Вега, «Первый следователь, усатый...» (из цикла «Кирилл Радищев»), 1969 |
Источники
- ↑ Русский Архив. — 1867 (т. VII). — С. 1066 (перевод с фр.).
- ↑ Томашевский Б. В. Примечания // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 томах. Т. 8. Автобиографическая и историческая проза. История Пугачева. Записки Моро де Бразе. — 2-е изд., доп. — М.: Академия наук СССР, 1958.
- ↑ А. С. Пушкин, Записные книжки. — М.: «Вагриус», 2001 г.
- ↑ Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений в 14 томах. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1952 г.
- ↑ Дорошевич В. М., При особом мнении. — Кишинёв: Издание товарищества «Бессарабское книгоиздательство», 1917 г. — С. 67.
- ↑ Тынянов Ю.Н. «Кюхля». Рассказы. — Ленинград, «Художественная литература», 1974 г.
- ↑ Н. А. Некрасов. Полное собрание стихотворений в 3 томах: «Библиотека поэта». Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1967 год
- ↑ Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. — М.: Советский писатель, 1964 г.
- ↑ Н. Н. Асеев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Л.: Советский писатель, 1967 г.
- ↑ Б. Корнилов. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. — М.: Советский писатель, 1966 г.
- ↑ М. Вега. Ночной корабль. — М.: Водолей, 2009 г.
См. также
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |