Соляной столп: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
быстро
пошёл бы ты
Строка 28: Строка 28:


{{Q|В таком-то роде шло [[воспитание]] со стороны родителей. Наряду с этим ученьем шло ученье и по [[книга|книжкам]]; но все как-то урывками. Голова у Павлуши была свежа, а поэтому в короткое время, начиная с довольно глубокомысленных складо́в вроде ''фрю, хрю'' и пр., он достиг возможности рассказать св<ященную> историю вплоть до [[Вавилонская башня|столпотворения вавилонского]] и во всех подробностях излагал, как жена Лота превратилась в соляной столб. Из [[арифметика|арифметики]] знал, что счисление происходит от правой [[рука|руки]] к левой, и с прописи выводил «Мудрость у разумного пред лицом, а [[глаза]] глупца ищут ее на конце света», или что-то в этом роде.<ref>''[[Глеб Иванович Успенский|Успенский Г.И.]]'' Собрание сочинений в девяти томах. Том 8. — Москва, ГИХЛ, 1957 г.</ref>|Автор=[[Глеб Иванович Успенский|Глеб Успенский]], Из цикла «Очерки переходного времени», 1889}}
{{Q|В таком-то роде шло [[воспитание]] со стороны родителей. Наряду с этим ученьем шло ученье и по [[книга|книжкам]]; но все как-то урывками. Голова у Павлуши была свежа, а поэтому в короткое время, начиная с довольно глубокомысленных складо́в вроде ''фрю, хрю'' и пр., он достиг возможности рассказать св<ященную> историю вплоть до [[Вавилонская башня|столпотворения вавилонского]] и во всех подробностях излагал, как жена Лота превратилась в соляной столб. Из [[арифметика|арифметики]] знал, что счисление происходит от правой [[рука|руки]] к левой, и с прописи выводил «Мудрость у разумного пред лицом, а [[глаза]] глупца ищут ее на конце света», или что-то в этом роде.<ref>''[[Глеб Иванович Успенский|Успенский Г.И.]]'' Собрание сочинений в девяти томах. Том 8. — Москва, ГИХЛ, 1957 г.</ref>|Автор=[[Глеб Иванович Успенский|Глеб Успенский]], Из цикла «Очерки переходного времени», 1889}}

{{q|— Да как же… Пущать никого не велено, а вы, прости Господи, лезете в барские комнаты без всякого спросу.
— У тебя, [[дурак]]а, спрашивать, что ли?.. Вот скажу Василию Герасимовичу, он тебя живо прогонит. Ишь, наглец какой!.. Нагулял себе толстую морду… Давно бы пора на [[цепь]] посадить, чтобы не кусался.
[[Швейцар]] даже оторопел от такого приветствия и вместо ответа заморгал [[глаза]]ми. Наверху перенял ее Кузьма Степанович. Козьма Медичис даже руки расставил, желая не пустить ее к [[барин]]у, но она, повернувшись бочком, отодвинула его прочь и при этом посоветовала:
— Ты бы, старичок, в богадельню… давно тебе пора… И помирать-то скоро, а ты вот все в господских [[фрак]]ах щеголяешь. Казаков превратился в соляной столб.
— Вам что угодно, мадам? — остановил было ее в дверях кабинета [[лакей]].
— Не тебя… Ишь, вытянулся!.. [[Фонарь]] бы тебе на голову, да на улицу поставить — и гори! И, уж не обращая на него внимания, она постучалась в дверь.<ref>''[[Василий Иванович Немирович-Данченко|В. В. Немирович-Данченко]]''. «Цари биржи». — СПб: ООО «Полиграф», 2013 г.</ref>|Автор=[[Василий Иванович Немирович-Данченко|Василий Немирович-Данченко]], «Сластеновские миллионы», 1893}}


== В поэзии ==
== В поэзии ==

Версия от 17:37, 29 марта 2020

Соляной столп (Мёртвое море)

Соляно́й столп или Соляно́й столб (ивр. נציב מלּח) — цельный столб из каменной соли, в который, по библейской Книге Бытия, превратилась жена Лота при бегстве из Содома, когда ослушалась ангельского запрета и оглянулась назад (Быт. 19:15—26).

В мировой иудео-христианской культуре тема соляного столпа стала одним из расхожих символов наказания за нарушение священного запрета, а также знаком тщетности суетного <женского> любопытства.

Первоисточник


Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города.

И как он медлил, то мужи те <Ангелы>, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. <...> Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и <все> произрастания земли.

Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом.

Библия, «Бытие» (Глава 19: 15-17, 23-26), 15 век до н. э.

В мемуарах, публицистике и документальной прозе

  •  

Налево площадь Эразмова, так называемая по бронзовой статуе известного ученого Эразма. Подойдем к оной ближе: несчастный Эразм, отягощенный толстою книгою, закутанный в священническую тех времен одежду, к бесславию художника похож более на соляной столб, нежели на монумент славе Эразмовой. — Рассказать ли вам что-нибудь об Эразме? Он родился здесь в Роттердаме в 1467 году, девяти лет он уже удивлял всех соотечественников своих...[1]

  Николай Бестужев, «Записки о Голландии 1815 года», 1821
  •  

Да, вчера прочла ― перечла ― почти всю книгу Ахматовой и ― старо, слабо. Часто (плохая и верная примета) совсем слабые концы; сходящие (и сводящие) на нет. Испорчено стихотворение о жене Лота. Нужно было дать либо себя ― ею, либо ее ― собою, но ― не двух (тогда была бы одна: она). Но сердце мое никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд. Такая строка (формула) должна была даться в именительном падеже, а не в винительном. И что значит: сердце мое никогда не забудет… ― кому до этого дело? ― важно, чтобы мы не забыли, в наших очах осталась ― Отдавшая жизнь за единственный взгляд… Этой строке должно было предшествовать видение: Та, бывшая!.. та, ставшая солью, отдавшая жизнь за единственный взгляд ― соляной столб, от которого мы остолбенели. Да, еще и важное: будь я ― ею, я бы эту последнюю книгу озаглавила: «Соляной столб». И жена Лота, и перекличка с Огненным (высокая вечная верность) в двух словах вся беда и судьба. Ну, ладно… Просто, был 1916 год, и у меня было безмерное сердце, и была Александровская Слобода, и была малина (чудная рифма ― Марина), и была книжка Ахматовой…

  Марина Цветаева, Дневниковые записи: октябрь 1940 г.
  •  

«Москва под ударом» Белого: ― За сквером просером пылел тротуар… ― Там алашали… ― Пхамкал, и пхымкал… ― Протух в мерзи… ― Рукач и глупач… И так написана вся книга. Да, не оглядывайся назад ― превратишься в соляной столп! Не засматривайся в прошлое! Шестой (т. е. четвертый) час, ровно шумит дождь, сплошь серое небо уже слилось вдали с затуманенной долиной. И будто близки сумерки. Семь часов, за окнами уже сплошное, ровное серое, тихо и ровно шумит дождь. Уже надо было зажечь электричество.[2]

  Иван Бунин, Дневники, 21 августа 1941 г.
  •  

Когда человеку пятьдесят шесть и на вопрос о самочувствии он отвечает «хуже, чем вчера, но лучше, чем завтра», тащить в Арктику организм, не выслушав его аргументы, ― занятие легкомысленное. Врач, которого я выбрал в посредники, долго и озабоченно качал головой, но все-таки пришел к выводу, что у меня еще имеются некоторые шансы потоптать землю ― если я брошу курить, не буду волноваться, сидеть на диете, гулять, спать, поменьше работать, пить валерьянку, не превращаться в соляной столб при виде красивых женщин, принимать на ночь теплую ванну и глотать от семисот до тысячи таблеток в день. Один из своих рассказов Марк Твен заключил словами: «Так было дело. Кое-что, впрочем, я выдумал».[3]

  Владимир Санин, «Не говори ты Арктике — прощай», 1987

В художественной литературе

  •  

Речь свою кончила она таким предложением, что я совершенно окаменел от удивления, смешанного с величайшим негодованием. Пришед в себя, перекрестился и прочитал: «Да воскреснет бог!» ― ибо я истинно думал, что попал в ад нечестия. Вышед из комнаты дрожащими ногами, схватил я походную суму свою и бросился бежать что есть силы, боясь, чтобы огнь небесный не попалил и меня вместе с беззаконными. Я не смел даже оглянуться, чтобы по примеру жены Лотовой не превратиться в соляной столб. С тех пор принял я твердое намерение не брать на себя должности наставника и вести жизнь сообразную с моею склонностию и правилами: держаться правды, не льстить, не изгибаться, презирать все лишнее и ни в ком не иметь нужды.[4]

  Василий Нарежный, «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814
  •  

Мы поговорили за чаем о каких-то пустяках и разошлись. Я целых две недели ничего не делал. Ходил только в академию писать свою программу на ужаснейшую библейскую тему: обращение жены Лота в соляной столб. Все у меня уже было готово ― и Лот и домочадцы его, но столба придумать я никак не мог. Сделать что-нибудь вроде могильного памятника или просто статую Лотовой супруги из каменной соли? Жизнь шла вяло. Получил два письма от Сони.[5]

  Всеволод Гаршин, «Надежда Николаевна», 1885
  •  

В таком-то роде шло воспитание со стороны родителей. Наряду с этим ученьем шло ученье и по книжкам; но все как-то урывками. Голова у Павлуши была свежа, а поэтому в короткое время, начиная с довольно глубокомысленных складо́в вроде фрю, хрю и пр., он достиг возможности рассказать св<ященную> историю вплоть до столпотворения вавилонского и во всех подробностях излагал, как жена Лота превратилась в соляной столб. Из арифметики знал, что счисление происходит от правой руки к левой, и с прописи выводил «Мудрость у разумного пред лицом, а глаза глупца ищут ее на конце света», или что-то в этом роде.[6]

  Глеб Успенский, Из цикла «Очерки переходного времени», 1889
  •  

— Да как же… Пущать никого не велено, а вы, прости Господи, лезете в барские комнаты без всякого спросу.
— У тебя, дурака, спрашивать, что ли?.. Вот скажу Василию Герасимовичу, он тебя живо прогонит. Ишь, наглец какой!.. Нагулял себе толстую морду… Давно бы пора на цепь посадить, чтобы не кусался.
Швейцар даже оторопел от такого приветствия и вместо ответа заморгал глазами. Наверху перенял ее Кузьма Степанович. Козьма Медичис даже руки расставил, желая не пустить ее к барину, но она, повернувшись бочком, отодвинула его прочь и при этом посоветовала:
— Ты бы, старичок, в богадельню… давно тебе пора… И помирать-то скоро, а ты вот все в господских фраках щеголяешь. Казаков превратился в соляной столб.
— Вам что угодно, мадам? — остановил было ее в дверях кабинета лакей.
— Не тебя… Ишь, вытянулся!.. Фонарь бы тебе на голову, да на улицу поставить — и гори! И, уж не обращая на него внимания, она постучалась в дверь.[7]

  Василий Немирович-Данченко, «Сластеновские миллионы», 1893

В поэзии

  •  

В соединении ― строенье,
Великий подвиг бытия.
К работе бодрой станьте, звенья
Союзов дружеских куя.
Назад зовущим дети Лота
Напомнят горькой соли столп.
Нас ждет великая работа
И праздник озаренных толп.
И наше новое витийство,
Свободы гордость и оплот,
Не на коварное убийство,
На подвиг творческий зовет.[8]

  Фёдор Сологуб, «Тяжелый и разящий молот...», 15 марта 1917
  •  

Что же все-таки потом?
Может, сызнова потоп
Орегонский ливень длинный,
Дождь Юджинский обложной,
Ворон, голубь, лист маслины,
На плоту безгрешный Ной.
Может, Лотова жена
Скоро вновь по вышней воле
Будет преображена
В столп, изваянный из соли.[9]

  Александр Межиров, «Что же все-таки потом...» 1996

Источники

  1. Н. А. Бестужев. Избранная проза. — М.: «Советская Россия», 1983 г.
  2. И. Бунин. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г. — Т. 1. Стихотворения (1888—1911); Рассказы (1892—1901). — С. 455-456
  3. Санин В.М. «Не говори ты Арктике — прощай». — Москва, «Советский писатель», 1989 г.
  4. В. Т. Нарежный, Собрание сочинений в 2 томах. Том 2. — М.: «Художественная литература», 1983 г.
  5. В. М. Гаршин. Сочинения. — Москва.: «Художественная литература», 1983 г.
  6. Успенский Г.И. Собрание сочинений в девяти томах. Том 8. — Москва, ГИХЛ, 1957 г.
  7. В. В. Немирович-Данченко. «Цари биржи». — СПб: ООО «Полиграф», 2013 г.
  8. Ф. Сологуб. Собрание стихотворений в 8 томах. — М.: Навьи Чары, 2002 г.
  9. А.П. Межиров, «Артиллерия бьёт по своим» (избранное). — Москва, «Зебра», 2006 г.

См. также