Пишущая машинка

Американские марки «Ундервуд» и «Ремингтон» в свое время были в русском языке почти синонимами пишущей машины вообще.

Пишущая машинка — механическое или электромеханическое устройство с клавиатурой для печатания текста на бумаге. Появилась в последней четверти XIX века и использовалась повсеместно вплоть до широкого распространения компьютерных методов подготовки документов.

Цитаты

На базаре была куплена старая пишущая машинка «Адлер», в которой не хватало буквы «е», и ее пришлось заменить буквой «э». Поэтому первое же отношение, отправленное Остапом в магазин канцелярских принадлежностей, звучало так:     «Отпуститэ податэлю сэго курьэру т. Паниковскому для Чэрноморского отдэлэния на 150 рублэй (сто пятьдэсят) канцпринадлежностэй в крэдит за счэт Правлэния в городэ Арбатовэ.     Приложэниэ: бэз приложэний». — Вот послал бог дурака уполномоченного по копытам! — сердился Остап. — Ничего поручить нельзя. Купил машинку с турецким акцентом! Значит, я начальник отдэлэния? Свинья вы, Шура, после этого!

— Илья Ильф и Евгений Петров, «Золотой телёнок»

	Однажды, прося маму намазать ему бутерброд, он сказал: — Мама, намажь мне брамапутер… — Боже мой, — сказала мама, — это какой-то вундеркинд! Через день Оська сказал: — Мама! А в конторе тоже есть вундеркинд: на нем стукают и печатают. Он перепутал «вундеркинд» и «ундервуд».
	— Лев Кассиль, «Кондуит и Швамбрания»

	Над головой беспрерывно во втором этаже стучали ремингтоны. Там был военный отдел. Однажды ночью машинки застучали слишком часто и громко. Утром нам объяснили, что это пробовали новый пулемёт.
	— Лев Кассиль, «Кондуит и Швамбрания»

	Их имён с эстрад не рассиропили, В супер их не тискают облаточный: «Эрика» берёт четыре копии, Вот и всё! …А этого достаточно. … Есть — стоит картина на подрамнике! Есть — отстуканы четыре копии! Есть магнитофон системы «Яуза»! Этого достаточно!
	— Александр Галич, «Мы не хуже Горация»

— Все три письма напечатаны в домашней обстановке, — неторопливо сказала Кибрит, работа ее несколько успокоила. — Машинка «Москва». Старая, давно не чистилась. Напечатано одним лицом. Непрофессионально. Лицо это — женщина. Молодая или средних лет. — Блондинка, брюнетка? — снова не выдержал Томин. — В официальном заключении я этого не напишу, но думаю, что брюнетка. — Зинаида, не морочь голову! — воздел он руки. — Может, пояснишь ход рассуждений? - предложил более осторожный Знаменский. Кибрит аккуратно завернула письма в чистую бумагу, сняла перчатки. — Пожалуйста. Буквы, расположенные в левой части клавиатуры, оттиснуты на бумаге чуть бледнее. У профессиональных же машинисток сила удара левой и правой руки практически одинакова. Затем — многие знаки как бы сдвоены. Значит, удар по клавише был не вертикальный, а несколько спереди, подушечкой пальца. Так печатает женщина с длинными ногтями с маникюром. Нетрудно сделать заключение о возрасте. «Москва» — машинка портативная, в учреждениях ее не держат. Так что, скорее всего, это — тихое надомное производство. Остальное совсем элементарно, даже скучно объяснять. — Не женщина, а просто — удивительное рядом! Только вот насчет брюнетки… — Шурик, прими на веру. — Воспитание не дозволяет! — он старался замотать тягостное впечатление от письма. — По-моему, у брюнеток обычно и ногти крепче, и удар более порывистый.

— Ольга и Александр Лавровы. «Чёрный маклер»

Шелленберг устроил громадный спектакль в Венло, в Голландии. Рискуя жизнью, он выкрал Беста и Стефенса. Их допрашивали всю ночь, и так как стенографист потом перепечатывал протоколы допросов английских разведчиков на специальной пишущей машинке, где буквы были в три раза больше обычных, Шелленберг понял, что все эти материалы немедленно уходят к фюреру: он не мог читать мелкий шрифт, он мог читать только большие, жирно пропечатанные буквы.

— Юлиан Семёнов, «Семнадцать мгновений весны»

За стеной моей комнаты день и ночь стучит машинка. В нашей квартире не принято ворчать по этому поводу: работа есть работа. И когда в коридоре раздается один никому не адресованный звонок, дверь открывает тот, кто оказался ближе. — К машинистке? Вторая дверь налево. Посетитель исчезает за указанной дверью, и если задержаться в коридоре, то почти всегда услышишь один и тот же диалог: — Ваша машинка берет пять экземпляров? — Семь. У меня хорошая машинка. У меня старая «Олимпия». Итальянский фильм «Рим, 11 часов» она любила больше всех фильмов. Это был фильм о машинистках, а значит, о ней. Она смотрела его двадцать восемь раз и знала наизусть: «— О, вы прямо пулемет!.. — Старый пулемет, синьор...» Слезы текли по ее лицу, и она очень стеснялась, потому что в зрительном зале больше никто не плакал. Она торопливо вытирала глаза скомканным платочком, кусала губы, но слезы все равно текли и текли и мешали смотреть. От слез затуманивались очки, их приходилось снимать, а фильм не ждал, фильм шел дальше, и тогда она плакала без очков. — Семь экземпляров. У меня старая «Олимпия». Она говорила с печальной гордостью. Она гордилась своей машинкой и считала старой не ее, а себя. И все во дворе называли ее «Старой Олимпией». Разумеется, за глаза.

— Борис Васильев, «Старая «Олимпия»»