Константин Дмитриевич Бальмонт: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Андрей Белый, «Начало века»
Строка 86: Строка 86:
{{Q|Но не «нашинской» цельностью целен он был. Точно с планеты [[Венера|Венеры]] на землю упав, развивал жизнь Венеры, земле вовсе чуждой, обвив себя предохранительным коконом. Этот кокон ― идеализация поэта ― [[рыцарь|рыцаря]]; Бальмонт в коконе своем опочил. Он летал над землею в своем импровизированном [[пузырь|пузыре]], точно в мыльном. Пузырные «цельности» лопаются; [[мыльный пузырь]] очень тонок: он рвётся; сидящие «в таких пузырях» ― ушибаются, падая; оттого-то Бальмонт, когда выходил из состояния «напыщенности», то имел очень пришибленный вид.<ref name="Начало">''[[Андрей Белый]]''. «Начало века». — М.: Художественная литература, 1990 г.</ref>|Автор= [[Андрей Белый]], «Начало века», 1930}}
{{Q|Но не «нашинской» цельностью целен он был. Точно с планеты [[Венера|Венеры]] на землю упав, развивал жизнь Венеры, земле вовсе чуждой, обвив себя предохранительным коконом. Этот кокон ― идеализация поэта ― [[рыцарь|рыцаря]]; Бальмонт в коконе своем опочил. Он летал над землею в своем импровизированном [[пузырь|пузыре]], точно в мыльном. Пузырные «цельности» лопаются; [[мыльный пузырь]] очень тонок: он рвётся; сидящие «в таких пузырях» ― ушибаются, падая; оттого-то Бальмонт, когда выходил из состояния «напыщенности», то имел очень пришибленный вид.<ref name="Начало">''[[Андрей Белый]]''. «Начало века». — М.: Художественная литература, 1990 г.</ref>|Автор= [[Андрей Белый]], «Начало века», 1930}}


{{Q|Короткий рецидив [[революция|революционных]] настроений в 1905 году и затем издание в [[Париж]]е сборника революционных стихотворений «Песни мстителя» превратили Бальмонта в политического эмигранта. В Россию вернулся в 1913 году после царского манифеста. На империалистическую [[война|войну]] откликнулся шовинистически. Но в 1920 году опубликовал в журнале Наркомпроса стихотворение «Предвозвещённое», восторженно приветствуя Октябрьскую революцию. Выехав по командировке Советского правительства за границу, перешёл в лагерь белогвардейской эмиграции. Сменив своё преклонение перед гармоническим пантеизмом [[Перси Биши Шелли|Шелли]] на преклонение перед извращённо-демоническим [[Шарль Бодлер|Бодлером]], «пожелал стать певцом страстей и преступления», как сказал о нём [[Валерий Яковлевич Брюсов|Брюсов]]. В сонете «[[s:Уроды. Сонет (Бальмонт)|Уроды]]» прославил «кривые [[кактус]]ы, побеги [[белена|белены]] и змей и ящериц отверженные роды, чуму, проказу, тьму, [[убийство]] и беду, Гоморру и Содом», восторженно приветствовал, как «брата», [[Нерон]]а… » Не знаю, что такое «Предвозвещённое», которым, без сомнения, столь же «восторженно», как «чуму, проказу, тьму, убийство и беду», встретил Бальмонт большевиков, но знаю кое-что из того, чем встретил он 1905 год, что напечатал [[осень]]ю того года в большевистской газете «Новая жизнь», ― например, такие строки: «Кто не верит в победу сознательных, смелых рабочих, Тот бесчестный, тот шулер, ведёт он двойную игру!» — Это так глупо и грубо в смысле подхалимства, что, кажется, дальше идти некуда: почему «бесчестный», почему «шулер» и какую такую «ведёт он двойную игру»?<ref name="Бунин">''[[Иван Алексеевич Бунин|Бунин И.А.]]'', «Гегель, фрак, метель». — М.: «Вагриус», 2008 г.</ref>|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948}}
{{Q|Короткий рецидив [[революция|революционных]] настроений в 1905 году и затем издание в [[Париж]]е сборника революционных стихотворений «Песни мстителя» превратили Бальмонта в политического эмигранта. В Россию вернулся в 1913 году после царского манифеста. На империалистическую [[война|войну]] откликнулся шовинистически. Но в 1920 году опубликовал в журнале Наркомпроса стихотворение «Предвозвещённое», восторженно приветствуя Октябрьскую революцию. Выехав по командировке Советского правительства за границу, перешёл в лагерь белогвардейской эмиграции. Сменив своё преклонение перед гармоническим пантеизмом [[Перси Биши Шелли|Шелли]] на преклонение перед извращённо-демоническим [[Шарль Бодлер|Бодлером]], «пожелал стать певцом страстей и преступления», как сказал о нём [[Валерий Яковлевич Брюсов|Брюсов]]. В сонете «[[s:Уроды. Сонет (Бальмонт)|Уроды]]» прославил «кривые [[кактус]]ы, побеги [[белена|белены]] и змей и ящериц отверженные роды, чуму, проказу, тьму, [[убийство]] и беду, Гоморру и Содом», восторженно приветствовал, как «брата», [[Нерон]]а… » Не знаю, что такое «Предвозвещённое», которым, без сомнения, столь же «восторженно», как «чуму, проказу, тьму, убийство и беду», встретил Бальмонт большевиков, но знаю кое-что из того, чем встретил он 1905 год, что напечатал [[осень]]ю того года в большевистской газете «Новая жизнь», ― например, такие строки: «Кто не верит в победу сознательных, смелых рабочих, Тот бесчестный, тот [[шулер]], ведёт он двойную игру!» — Это так глупо и грубо в смысле подхалимства, что, кажется, дальше идти некуда: почему «бесчестный», почему «шулер» и какую такую «ведёт он двойную игру»?<ref name="Бунин">''[[Иван Алексеевич Бунин|Бунин И.А.]]'', «Гегель, фрак, метель». — М.: «Вагриус», 2008 г.</ref>|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948}}


{{Q|Впрочем, в моей молодости новые [[писатель|писатели]] уже почти сплошь состояли из людей [[город]]ских, говоривших много несуразного: один известный [[поэт]], ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья [[пшено|пшена]] разбирая», тогда как такого [[растения]] в природе никак не существует: существует, как известно, [[просо]], зерно которого и есть пшено, а [[колос]]ья (точнее, метёлки) растут так низко, что разбирать их руками на ходу невозможно; другой (Бальмонт) сравнивал [[лунь]], вечернюю птицу из породы [[сова|сов]], оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелётах, ― со [[страсть]]ю («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением [[подорожник]]а («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелёными [[лист]]ьями, никогда не цветёт...<ref name="Бунин" />|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948}}
{{Q|Впрочем, в моей молодости новые [[писатель|писатели]] уже почти сплошь состояли из людей [[город]]ских, говоривших много несуразного: один известный [[поэт]], ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья [[пшено|пшена]] разбирая», тогда как такого [[растения]] в природе никак не существует: существует, как известно, [[просо]], зерно которого и есть пшено, а [[колос]]ья (точнее, метёлки) растут так низко, что разбирать их руками на ходу невозможно; другой (Бальмонт) сравнивал [[лунь]], вечернюю птицу из породы [[сова|сов]], оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелётах, ― со [[страсть]]ю («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением [[подорожник]]а («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелёными [[лист]]ьями, никогда не цветёт...<ref name="Бунин" />|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948}}

Версия от 09:32, 26 января 2022

Константин Дмитриевич Бальмонт
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе
Константин Бальмонт, ~ 1917 г.

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867—1942) — поэт-символист, переводчик, эссеист, один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века.

Цитаты

хронологически
  •  
  — эпиграф к разделу «Любовь и тени любви» авторского сборника «В безбрежности», 1895
  •  

И вы мне до́роги, мучительные сны
Жестокой матери, безжалостной Природы,
Кривые кактусы, побеги белены,
И змей и ящериц отверженные роды.

  — сонет «Уроды», 1899
  •  

И да, и нет — здесь всё моё,
Приемлю боль — как благосты́ню,
Благославляю бытие,
И если создал я пустыню,
Её величие — моё!
<…>
О, верю! Мы повсюду бросим сети,
Средь мировых неистощимых вод.
Пред будущим теперь мы только дети.
Он — наш, он — наш, лазурный небосвод!

  «И да, и нет», 1899
  •  

Мир тому, кто не боится
Ослепительной мечты,
Для него восторг таится,
Для него цветут цветы!

  «Папоротник», № 95 из книги стихов «Горящие здания», 1899
  •  

Я знаю ненависть, и, может быть, сильней,
Чем может знать её твоя душа больная,
Несправедливая и полная огней
Тобою брошенного рая.

  «Ожесточённому», 1899
  •  

Но там, в Норвегии, ещё есть ночь иная,
Когда в полночный час горит светило дня.
И яркие цвета, вся сила их земная,
В кровавых кактусах так радуют меня.

  — «Жемчужные тона картин венецианских…», 1903
  •  

Там смутный кто-то, я не знаю кто,
Ронял слова печали и забвенья:
«Бесчувственно Великое Ничто,
В нём я и ты — мелькаем на мгновенье.

  «Великое Ничто», 1903
  •  

Поспевает брусника,
Стали дни холоднее.
И от птичьего крика
В сердце только грустнее.

  «Осень», 1905
  •  

Человечек современный, низкорослый, слабосильный,
Мелкий собственник, законник, лицемерный семьянин,
Весь трусливый, весь двуличный, косодушный, щепетильный,
Вся душа его, душонка — точно из морщин.
Вечно должен и не должен, то нельзя, а это можно,
Брак законный, спрос и купля, облик сонный, гроб сердец,
Можешь карты, можешь мысли передёрнуть — осторожно,
Явно грабить неразумно, но — стриги овец.

  — «Человечки», 1905
  •  

Я спою вам час за часом, слыша вой и свист метели,
О величии надменном вулканических вершин,
Я спою вам о колибри, я спою нежней свирели
О стране, где с гор порфирных смотрит кактус-исполин.
О стране, где в чаще леса расцветают орхидеи,
Где полями завладели глянцевитости агав,
Где проходят ягуары, где шуршат под пальмой змеи,
Где гремят цикады к солнцу меж гигантских пышных трав.[1]

  — «Из страны Кветцалькоатля», 1908
  •  

Улетают ― с душой ― далеко ― за моря ― журавли.
Разбросалась брусника. Развесились гроздья рябины.
Многозаревный вечер последнее пламя дожёг.
Столько звёзд в высоте, что, наверно, там в небе ― смотрины.
Новый выглянул серп. Завтра ― первый перистый снежок.

  — «Северный венец», 1925

Цитаты о Бальмонте

  •  

Еда ― не майский горизонт
И не лобзание русалки,
Но без еды и сам Бальмонт
В неделю станет тоньше палки...[2]

  Саша Чёрный, «Оазис», 1919
  •  

Россия — не Америка, к нам нет филологического ввозу; не прорастет у нас диковинный поэт, вроде Эдгара По, как дерево от пальмовой косточки, переплывшей океан с пароходом. Разве что Бальмонт, самый нерусский из поэтов, чужестранный переводчик эоловой арфы, каких никогда не бывает на Западе; переводчик по призванию, по рождению, в оригинальнейших своих произведениях.
Положение Бальмонта в России — это иностранное представительство от несуществующей фонетической державы, редкий случай типичного перевода без оригинала. Хотя Бальмонт и москвич, между ним и Россией лежит океан.[3]

  Осип Мандельштам, «О природе слова», 1922
  •  

Но не «нашинской» цельностью целен он был. Точно с планеты Венеры на землю упав, развивал жизнь Венеры, земле вовсе чуждой, обвив себя предохранительным коконом. Этот кокон ― идеализация поэта ― рыцаря; Бальмонт в коконе своем опочил. Он летал над землею в своем импровизированном пузыре, точно в мыльном. Пузырные «цельности» лопаются; мыльный пузырь очень тонок: он рвётся; сидящие «в таких пузырях» ― ушибаются, падая; оттого-то Бальмонт, когда выходил из состояния «напыщенности», то имел очень пришибленный вид.[4]

  Андрей Белый, «Начало века», 1930
  •  

Короткий рецидив революционных настроений в 1905 году и затем издание в Париже сборника революционных стихотворений «Песни мстителя» превратили Бальмонта в политического эмигранта. В Россию вернулся в 1913 году после царского манифеста. На империалистическую войну откликнулся шовинистически. Но в 1920 году опубликовал в журнале Наркомпроса стихотворение «Предвозвещённое», восторженно приветствуя Октябрьскую революцию. Выехав по командировке Советского правительства за границу, перешёл в лагерь белогвардейской эмиграции. Сменив своё преклонение перед гармоническим пантеизмом Шелли на преклонение перед извращённо-демоническим Бодлером, «пожелал стать певцом страстей и преступления», как сказал о нём Брюсов. В сонете «Уроды» прославил «кривые кактусы, побеги белены и змей и ящериц отверженные роды, чуму, проказу, тьму, убийство и беду, Гоморру и Содом», восторженно приветствовал, как «брата», Нерона… » Не знаю, что такое «Предвозвещённое», которым, без сомнения, столь же «восторженно», как «чуму, проказу, тьму, убийство и беду», встретил Бальмонт большевиков, но знаю кое-что из того, чем встретил он 1905 год, что напечатал осенью того года в большевистской газете «Новая жизнь», ― например, такие строки: «Кто не верит в победу сознательных, смелых рабочих, Тот бесчестный, тот шулер, ведёт он двойную игру!» — Это так глупо и грубо в смысле подхалимства, что, кажется, дальше идти некуда: почему «бесчестный», почему «шулер» и какую такую «ведёт он двойную игру»?[5]

  Иван Бунин, «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948
  •  

Впрочем, в моей молодости новые писатели уже почти сплошь состояли из людей городских, говоривших много несуразного: один известный поэт, ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья пшена разбирая», тогда как такого растения в природе никак не существует: существует, как известно, просо, зерно которого и есть пшено, а колосья (точнее, метёлки) растут так низко, что разбирать их руками на ходу невозможно; другой (Бальмонт) сравнивал лунь, вечернюю птицу из породы сов, оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелётах, ― со страстью («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением подорожника («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелёными листьями, никогда не цветёт...[5]

  Иван Бунин, «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948

Примечания

  1. К. Бальмонт. Избранное. — М.: Художественная литература, 1983 г.
  2. Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
  3. Мандельштам О.Э. Слово и культура. Москва, «Советский писатель», 1987 г.
  4. Андрей Белый. «Начало века». — М.: Художественная литература, 1990 г.
  5. 1 2 Бунин И.А., «Гегель, фрак, метель». — М.: «Вагриус», 2008 г.