Варлам Тихонович Шаламов: различия между версиями

Материал из Викицитатника
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 21: Строка 21:
{{Q|На Севере я знаю много случаев, когда жёны приезжали за мужьями-заключёнными. Женщины мучились, голодали и холодали, подвергались всяческим издевательствам и штурмам похотливого лагерного начальства — губили себя, ведь свиданий не давали, да и Колыма — это ведь пол-Европы, восьмая часть Советского Союза. Посёлки там разбросаны один от другого, а инструкция начальникам из Москвы — чтобы разлучать, а не соединять. Жена с трудом устраивается на работу поближе к мужу, и как только это установлено — мужа в тот же день переводят на какой-нибудь дальний участок. Режим, бдительность. И жены это всё знают наперёд и всё-таки едут… Я не знаю ни одного случая, чтобы муж последовал за ссыльной женой.<ref>Варлам Шаламов, [https://shalamov.ru/library/32/6.html «Пастернак»], 1960-е.</ref>|Комментарий=[[Борис Пастернак|Борису Пастернаку]], не ранее 1954; резюмировал в №23 в «Что я видел и понял в лагере», парафразирвал в [[Артист лопаты#Зелёный прокурор (1959)|«Зелёном прокуроре»]]}}
{{Q|На Севере я знаю много случаев, когда жёны приезжали за мужьями-заключёнными. Женщины мучились, голодали и холодали, подвергались всяческим издевательствам и штурмам похотливого лагерного начальства — губили себя, ведь свиданий не давали, да и Колыма — это ведь пол-Европы, восьмая часть Советского Союза. Посёлки там разбросаны один от другого, а инструкция начальникам из Москвы — чтобы разлучать, а не соединять. Жена с трудом устраивается на работу поближе к мужу, и как только это установлено — мужа в тот же день переводят на какой-нибудь дальний участок. Режим, бдительность. И жены это всё знают наперёд и всё-таки едут… Я не знаю ни одного случая, чтобы муж последовал за ссыльной женой.<ref>Варлам Шаламов, [https://shalamov.ru/library/32/6.html «Пастернак»], 1960-е.</ref>|Комментарий=[[Борис Пастернак|Борису Пастернаку]], не ранее 1954; резюмировал в №23 в «Что я видел и понял в лагере», парафразирвал в [[Артист лопаты#Зелёный прокурор (1959)|«Зелёном прокуроре»]]}}


{{Q|Ничего лучше [[Хрущёв]]а [[Хрущёвская оттепель|при советской власти]] быть не может.<ref>[[w:Неклюдов, Сергей Юрьевич|Сергей Неклюдов]]. [https://shalamov.ru/memory/192/ Варлам Тихонович Шаламов: 1950–1960-е годы] (стенограмма выступления на конференции «Судьба и творчество Варлама Шаламова в контексте мировой литературы и совесткой истории», дополненная автором), 16 июня 2011 — 5 апреля 2012.</ref>|Комментарий=[[w:Неклюдова, Ольга Сергеевна|О. С. Неклюдовой]] в 1960-е}}
{{Q|Ничего лучше [[Никита Хрущёв|Хрущёва]] [[Хрущёвская оттепель|при советской власти]] быть не может.<ref>[[w:Неклюдов, Сергей Юрьевич|Сергей Неклюдов]]. [https://shalamov.ru/memory/192/ Варлам Тихонович Шаламов: 1950–1960-е годы] (стенограмма выступления на конференции «Судьба и творчество Варлама Шаламова в контексте мировой литературы и совесткой истории», дополненная автором), 16 июня 2011 — 5 апреля 2012.</ref>|Комментарий=[[w:Неклюдова, Ольга Сергеевна|О. С. Неклюдовой]] в 1960-е}}

{{Q|[[Поэт]]ов не урожается ни «больше», ни «меньше». Их бывает всегда примерно одно и то же количество на поколение.|Комментарий=[[Солженицын]]у до 1970, который позже назвал это странной и спорной мыслью<ref>[http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1999/4/solgen.html С Варламом Шаламовым»], 1986.</ref>, это парафраз «каждый год рождается достаточно талантов…» из [[Двадцатые годы (Шаламов)|«Двадцатых годов»]] Шаламова}}


{{Q|Я им нужен мертвецом, вот тогда они развернутся. Они затолкают меня в яму и будут писать петиции в ООН.<ref>«ПЧ» // И. П. Сиротинская. [[Мой друг Варлам Шаламов]]. 2007.</ref>|Комментарий=[[w:Сиротинская, Ирина Павловна|И. П. Сиротинской]] в нач. 1970-х о [[диссидент|«прогрессивном человечестве»]]}}
{{Q|Я им нужен мертвецом, вот тогда они развернутся. Они затолкают меня в яму и будут писать петиции в ООН.<ref>«ПЧ» // И. П. Сиротинская. [[Мой друг Варлам Шаламов]]. 2007.</ref>|Комментарий=[[w:Сиротинская, Ирина Павловна|И. П. Сиротинской]] в нач. 1970-х о [[диссидент|«прогрессивном человечестве»]]}}
Строка 51: Строка 49:


{{Q|Всякий, кто сколько-нибудь внимательно перечитывал стихи поэта, сборники, изданные им, знает, что канонических текстов его стихов не существует. При подготовке каждого издания <…> Пастернак всегда делал исправления <…>.
{{Q|Всякий, кто сколько-нибудь внимательно перечитывал стихи поэта, сборники, изданные им, знает, что канонических текстов его стихов не существует. При подготовке каждого издания <…> Пастернак всегда делал исправления <…>.
Мотивом всех этих переделок была отнюдь не требовательность. Просто Пастернаку казалось, что строй образов того, молодого времени чужд его последним поэтическим идеям и поэтому подлежит изменению, правке. Пастернак не видел и не хотел видеть, что стих его живет, что операции он проделывает не над мертвым стихом, а над живым, что жизнь этого стиха дорога множеству читателей. Пастернак не видел, что стихи его канонических текстов близки к совершенству и что каждая операция по улучшению, упрощению лишь разрывает словесную ткань, разрушает постройку. <…>
Мотивом всех этих переделок была отнюдь не требовательность. Просто Пастернаку казалось, что строй образов того, молодого времени чужд его последним поэтическим идеям и поэтому подлежит изменению, правке. Пастернак не видел и не хотел видеть, что стих его живёт, что операции он проделывает не над мёртвым стихом, а над живым, что жизнь этого стиха дорога множеству читателей. Пастернак не видел, что стихи его канонических текстов близки к совершенству и что каждая операция по улучшению, упрощению лишь разрывает словесную ткань, разрушает постройку. <…>
Плащ героя, пророка и бога был Пастернаку не по плечу.|Автор=«Пастернак», 1960-е}}
Плащ героя, пророка и бога был Пастернаку не по плечу.|Автор=«Пастернак», 1960-е}}


Строка 66: Строка 64:
{{Q|Кого в литературу ввёл Горький? Ни чести, ни славы горьковские восприемники не принесли.|Автор=там же}}
{{Q|Кого в литературу ввёл Горький? Ни чести, ни славы горьковские восприемники не принесли.|Автор=там же}}


{{Q|… откинувшись в мягком кресле и заложив ногу за ногу, сидел [[Луначарский]]. Солнечный луч из окна, как лазер, вычертил линию от коленки до лысины. Луначарский выслушал мою просьбу, и геометрия луча внезапно нарушилась.|Автор=«Москва 20-х годов», «Луначарский», нач. 1970-х}}
{{Q|… откинувшись в мягком кресле и заложив ногу за ногу, сидел [[Анатолий Луначарский|Луначарский]]. Солнечный луч из окна, как лазер, вычертил линию от коленки до лысины. Луначарский выслушал мою просьбу, и геометрия луча внезапно нарушилась.|Автор=«Москва 20-х годов», «Луначарский», нач. 1970-х}}

{{Q|[[Октябрьская революция]], конечно, была [[мировая революция|мировой революцией]].
Каждому открывались такие дали, такие просторы, доступные обыкновенному человеку! Казалось, тронь историю, и рычаг повёртывается на твоих глазах, управляется твоею рукою. Естественно, что во главе этой великой перестройки шла молодёжь. Именно молодёжь впервые призвана была судить и делать историю. Личный опыт нам заменяли книги — всемирный опыт человечества. И мы обладали не меньшим знанием, чем любой десяток освободительных движений. Мы глядели ещё дальше, за самую гору, за самый горизонт реальностей. Вчерашний миф делался действительностью. Почему бы эту действительность не продвинуть еще на один шаг дальше, выше, глубже.|Автор=там же, «Штурм неба»}}


{{Q|Москва тогдашних лет просто кипела жизнью. Вели бесконечный спор о будущем земного шара. <…>
{{Q|Москва тогдашних лет просто кипела жизнью. Вели бесконечный спор о будущем земного шара. <…>
В клубе Трёхгорки пожилая ткачиха на митинге отвергла объяснение финансовой реформы, которую дал местный секретарь ячейки.
В клубе Трёхгорки пожилая ткачиха на митинге отвергла объяснение финансовой реформы, которую дал местный секретарь ячейки.
— Наркома давайте. А ты что-то непонятное говоришь.
— Наркома давайте. А ты что-то непонятное говоришь.
И нарком приехал — заместитель наркома финансов [[w:Пятаков Георгий Леонидович|Пятаков]], и долго объяснял разъяренной старой ткачихе, в чем суть реформы.|Автор=там же, [Университет]}}
И нарком приехал — заместитель наркома финансов [[w:Пятаков Георгий Леонидович|Пятаков]], и долго объяснял разъяренной старой ткачихе, в чём суть реформы.|Автор=там же, <Университет>}}


{{Q|Москва 30-х годов была городом страшным. Изобилие [[НЭП]]а — было ли это? Пузыри или вода целебного течения — всё равно — исчезло. <…>
{{Q|Москва 30-х годов была городом страшным. Изобилие [[НЭП]]а — было ли это? Пузыри или вода целебного течения — всё равно — исчезло. <…>
Строка 77: Строка 78:


{{Q|Одним из самых больших оскорблений, которые жизнь мне нанесла, был не тюремный срок, не многолетний лагерь. Вовсе нет. Самым худшим оскорблением была необходимость добиваться формальной [[реабилитация|реабилитации]] индивидуальным порядком. Это было глубочайшим оскорблением.
{{Q|Одним из самых больших оскорблений, которые жизнь мне нанесла, был не тюремный срок, не многолетний лагерь. Вовсе нет. Самым худшим оскорблением была необходимость добиваться формальной [[реабилитация|реабилитации]] индивидуальным порядком. Это было глубочайшим оскорблением.
Если государство признает, что в отношение меня была совершена несправедливость — что и удостоверила справка о реабилитации, данная после полуторагодичной проверки <…>, то дороги все должны быть открыты и государство должно выполнять любые мои желания, любые мои просьбы — по самому простому заявлению.
Если государство признает, что в отношение меня была совершена несправедливость — что и удостоверила справка о реабилитации, данная после полуторагодичной проверки, <…> то дороги все должны быть открыты и государство должно выполнять любые мои желания, любые мои просьбы — по самому простому заявлению.
Оказалось, все вовсе не так. При каждой попытке принять участие в общественной жизни воздвигались новые преграды — теми же самыми людьми, которые всю жизнь меня мучили и держали в лагерях.|Автор=«Я. Д. Гродзенский», нач. 1970-х (после 1971)}}
Оказалось, все вовсе не так. При каждой попытке принять участие в общественной жизни воздвигались новые преграды — теми же самыми людьми, которые всю жизнь меня мучили и держали в лагерях.|Автор=«Я. Д. Гродзенский», нач. 1970-х (после 1971)}}



Версия от 11:07, 13 апреля 2022

Варлам Шаламов

Фрагмент фотографии из следственного дела, 1937
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Варла́м Ти́хонович Шала́мов (5 [18] июня 1907 — 17 января 1982) — русский прозаик и поэт. Создатель одного из наиболее известных литературных и публицистических циклов о жизни заключённых советских исправительно-трудовых лагерей в 1930-е — 1950-е годы, которые он разделил на пять сборников: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2», к которым примыкает цикл «Очерки преступного мира». По их мотивам снят биографический сериал «Завещание Ленина».

Цитаты

  •  

В городе не было своего сумасшедшего. Эту штатную городскую вакансию 10 лет занимал вшивый звонарь Кузя. Когда-то у звонаря утонул сын, и с тех пор Кузя считал воду — блевотиной дьявола. Он отказался от мытья и не ходил в Заречье. Он шептал голубоглазым встречным: «Дьявол плюнул в глаза ваши». Он трижды крестил стакан перед чаепитием. <…> Недавно Кузя умер, и горожане приглядывались к старику в вытертой, блестящей крылатке, раздумывая, не определить ли его в сумасшедшие.

  — «Вторая рапсодия Листа», 1930-е
  •  

Есть бюрократизм боевой, когда букву носят, как знамя, когда ей служат с благоговением, с преданностью. Это — бюрократизм начётчиков. <…>
Есть бюрократизм трусливый, когда боятся отстать от буквы, чтобы хоть в букве чувствовать защиту в случае чего. И ещё много масок, за которыми прячется бюрократизм.

  — «Дело Манаева», 1933
  •  

О Мандельштаме говорили критики, якобы он отгородился книжным щитом от жизни. Во-первых, это не книжный щит, а щит культуры. А во-вторых, это не щит, а меч. Каждое стихотворение Мандельштама — нападение.[1]

  — речь в 1965
  •  

1. Человек становился зверем через три недели — при тяжёлой работе, холоде, голоде и побоях.
4. Человек позднее всего хранит чувство злобы. Мяса на голодном человеке хватает только на злобу — к остальному он равнодушен.
6. Сталинские «победы» были одержаны потому, что он убивал невинных людей — организация, в десять раз меньшая по численности, но организация смела бы Сталина в два дня.
7. Человек стал человеком потому, что он физически крепче, цепче любого животного — никакая лошадь не выдерживает работы на Крайнем Севере.
10. Веским аргументом для интеллигента бывает обыкновенная плюха.
11. Народ различает начальников по силе их удара, азарту битья.
30. Неудержима склонность русского человека к доносу, к жалобе. — б.ч. повторено и парафразировано в его произведениях

  — «Что я видел и понял в лагере», 1961

Беседы

  •  

На Севере я знаю много случаев, когда жёны приезжали за мужьями-заключёнными. Женщины мучились, голодали и холодали, подвергались всяческим издевательствам и штурмам похотливого лагерного начальства — губили себя, ведь свиданий не давали, да и Колыма — это ведь пол-Европы, восьмая часть Советского Союза. Посёлки там разбросаны один от другого, а инструкция начальникам из Москвы — чтобы разлучать, а не соединять. Жена с трудом устраивается на работу поближе к мужу, и как только это установлено — мужа в тот же день переводят на какой-нибудь дальний участок. Режим, бдительность. И жены это всё знают наперёд и всё-таки едут… Я не знаю ни одного случая, чтобы муж последовал за ссыльной женой.[2]Борису Пастернаку, не ранее 1954; резюмировал в №23 в «Что я видел и понял в лагере», парафразирвал в «Зелёном прокуроре»

  •  

Ничего лучше Хрущёва при советской власти быть не может.[3]О. С. Неклюдовой в 1960-е

  •  

Я им нужен мертвецом, вот тогда они развернутся. Они затолкают меня в яму и будут писать петиции в ООН.[4]И. П. Сиротинской в нач. 1970-х о «прогрессивном человечестве»

  •  

Все ищут во мне тайну. А во мне нет тайны, во мне все просто и ясно. Никаких тайн. Я привык с жизнью встречаться прямо. Не отличая большого от малого.[5]И. П. Сиротинской

  •  

Я сам себя собрал из осколков. Добить меня очень трудно.[6]И. П. Сиротинской

Воспоминания

  •  

1922 г. Заседание в Наркомпросе по плакатам для азбуки — азбуки взрослых. Собраны лингвисты, почтенные, седовласые профессора в тяжёлых золотых очках. Здесь же недоумённо пожимающий плечами Маяковский. Придумывают слова для азбуки: А — арбуз, атом; Б — блоха, берег… Маяковский молчит.
— Владимир Владимирович, ваше мнение?
— Арбуз? <…> Блоха? — Бей белых! Вот, что нужно для второй буквы азбуки!..

  — «Маяковский разговаривает с читателем», 1930-е
  •  

К услугам арестантов была удивительная бутырская библиотека, единственная библиотека Москвы, а может быть, и страны, не испытавшая всевозможных изъятий, уничтожений и конфискаций, которые в сталинское время навеки разрушили книжные фонды сотен тысяч библиотек <…>. Логика в этом была — уж если тюрьма, то нечего бояться влияния какой-то книги, романа, стихотворения. — о 1937 г.

  — «Бутырская тюрьма», 1961
  •  

Перед сотнями нищих людей, окружённых конвоем, появился выбритый, жирный старший лейтенант. Отмахиваясь надушенным платочком от запаха пота и тела, «представитель» отвечал на вопросы.
— Куда мы едем? <…>
— Сказать не могу, но догадываюсь, — забасил представитель. — Если бы была моя воля, я завёз бы вас на остров Врангеля и отрезал потом сообщение с Большой землёй. Вам нет назад дороги.
С этим напутствием мы прибыли во Владивосток.

  — там же
  •  

Сколько моих следов в жизни уничтожено огнём — трусливыми руками родственников.

  — «Берданка», 1960-е
  •  

Роль Клюева в русской лирике XX века не разобрана, не оценена, не отмечена даже.
Клюев был великий знаток людей, великий искатель талантов. Ни Горький, ни Блок талантом этим не обладали. Клюев ввёл последовательно в русскую поэзию: Есенина, Клычкова, Васильева, Прокофьева. Именно Клюев дал им знамя и вывел на крестный путь поэзии, научил жить стихом.

  — «Павел Васильев», 1960-е
  •  

Всякий, кто сколько-нибудь внимательно перечитывал стихи поэта, сборники, изданные им, знает, что канонических текстов его стихов не существует. При подготовке каждого издания <…> Пастернак всегда делал исправления <…>.
Мотивом всех этих переделок была отнюдь не требовательность. Просто Пастернаку казалось, что строй образов того, молодого времени чужд его последним поэтическим идеям и поэтому подлежит изменению, правке. Пастернак не видел и не хотел видеть, что стих его живёт, что операции он проделывает не над мёртвым стихом, а над живым, что жизнь этого стиха дорога множеству читателей. Пастернак не видел, что стихи его канонических текстов близки к совершенству и что каждая операция по улучшению, упрощению лишь разрывает словесную ткань, разрушает постройку. <…>
Плащ героя, пророка и бога был Пастернаку не по плечу.

  — «Пастернак», 1960-е
  •  

С первой тюремной минуты мне было ясно, что никаких ошибок в арестах нет, что идёт планомерное истребление целой «социальной» группы — всех, — кто запомнил из русской истории последних лет не то, что в ней следовало запомнить.

  — «Моя жизнь — Несколько моих жизней», [1964]
  •  

Проза будущего кажется мне прозой простой, где нет никакой витиеватости, с точным языком, где лишь время от времени возникает новое, впервые увиденное — деталь или подробность, описанная ярко. Этим деталям читатель должен удивиться и поверить всему рассказу. В коротком рассказе достаточно одной или двух таких подробностей. <…>
Что касается стихов, то космос поэзии — это её точность, подробность. Ямб и хорей, на славу послужившие лучшим русским поэтам, не использовали и в тысячной доле своих удивительных возможностей. Плодотворные поиски интонации, метафоры, образа — безграничны.

  — там же
  •  

… хуже, чем толстовская фальшь, нет на свете.

  — «Начало», [1967]
  •  

… «Анна Снегина» и «Русь советская» — тут ещё найден какой-то удовлетворительный компромисс за счёт художественности, разумеется, при всей их многословности, антиесенинском стиле по существу — у Есенина нет сюжетных описательных стихов.
Есенин — это концентрация художественной энергии в небольшом количестве строк — в том его сила и признак.

  — «Александр Константинович Воронский», нач. 1970-х
  •  

Кого в литературу ввёл Горький? Ни чести, ни славы горьковские восприемники не принесли.

  — там же
  •  

… откинувшись в мягком кресле и заложив ногу за ногу, сидел Луначарский. Солнечный луч из окна, как лазер, вычертил линию от коленки до лысины. Луначарский выслушал мою просьбу, и геометрия луча внезапно нарушилась.

  — «Москва 20-х годов», «Луначарский», нач. 1970-х
  •  

Октябрьская революция, конечно, была мировой революцией.
Каждому открывались такие дали, такие просторы, доступные обыкновенному человеку! Казалось, тронь историю, и рычаг повёртывается на твоих глазах, управляется твоею рукою. Естественно, что во главе этой великой перестройки шла молодёжь. Именно молодёжь впервые призвана была судить и делать историю. Личный опыт нам заменяли книги — всемирный опыт человечества. И мы обладали не меньшим знанием, чем любой десяток освободительных движений. Мы глядели ещё дальше, за самую гору, за самый горизонт реальностей. Вчерашний миф делался действительностью. Почему бы эту действительность не продвинуть еще на один шаг дальше, выше, глубже.

  — там же, «Штурм неба»
  •  

Москва тогдашних лет просто кипела жизнью. Вели бесконечный спор о будущем земного шара. <…>
В клубе Трёхгорки пожилая ткачиха на митинге отвергла объяснение финансовой реформы, которую дал местный секретарь ячейки.
— Наркома давайте. А ты что-то непонятное говоришь.
И нарком приехал — заместитель наркома финансов Пятаков, и долго объяснял разъяренной старой ткачихе, в чём суть реформы.

  — там же, <Университет>
  •  

Москва 30-х годов была городом страшным. Изобилие НЭПа — было ли это? Пузыри или вода целебного течения — всё равно — исчезло. <…>
Зощенко был создателем новой формы, совершенно нового мышления в литературе (тот же подвиг, что и Пикассо, снявшего трёхмерную перспективу), показавшим новые возможности слова. Зощенко трудно переводить. Его рассказы не переводимы, как стихи.

  — «Москва 30-х годов», нач. 1970-х
  •  

Одним из самых больших оскорблений, которые жизнь мне нанесла, был не тюремный срок, не многолетний лагерь. Вовсе нет. Самым худшим оскорблением была необходимость добиваться формальной реабилитации индивидуальным порядком. Это было глубочайшим оскорблением.
Если государство признает, что в отношение меня была совершена несправедливость — что и удостоверила справка о реабилитации, данная после полуторагодичной проверки, <…> то дороги все должны быть открыты и государство должно выполнять любые мои желания, любые мои просьбы — по самому простому заявлению.
Оказалось, все вовсе не так. При каждой попытке принять участие в общественной жизни воздвигались новые преграды — теми же самыми людьми, которые всю жизнь меня мучили и держали в лагерях.

  — «Я. Д. Гродзенский», нач. 1970-х (после 1971)
  •  

В наше время верили в самовоспитание, в моральное самосовершенствование, в самодисциплину, в рахметовщину.
Только война, гитлеризм и сталинизм показали, насколько чуждо человеку подобное самовоспитание, разрушенное, как хрупкий сосуд, и разлетевшееся на мелкие клочки.
Наше время показало, что человек подлец и трус, и никакая общественная сила не заглушит этой настоящей сути человеческой природы.

  — <Друг Яков>, 1971
  •  

Издательское колесо делает оборот в три-четыре года. Этот вполне нормальный или, видимо, ненормальный оборот, примем тем не менее за норму. Автор поэтического сборника в два авторских листа, а это средний объём поэтической книги — в полторы тысячи строк, вкладывает рукопись в колесо. До этого момента стихи странствуют из конца в конец издательства, далее — в течение трёх [лет] дополняются, чтоб освежить сборник — сурово редактируются — отвергаются. Наступает сдача текста в производство. Почему-то раз перепечатанное исправляется. На этот процесс тоже уходит год-два. Но всё это кончилось, и рукопись ушла в производство, на неё подписан договор, произведена выплата. Словом книга перескочила главный издательский барьер. <…>
Следующий сборник того же объёма вы можете предложить издательству ещё через три года. Нет нужды, что у вас к выбору давалось не два, а двадцать листов, отвергнутые отнюдь не по художественным недостаткам. <…> Словом, по сведениям Книготорга, чтобы ваша [поэзия] раскупалась мгновенно, вам не увеличивают ни листажа, ни тиража.

  — «Борис Полевой», [1972]

Статьи об отдельных аспектах жизни и творчества

О Шаламове

Примечания

  1. Вечер памяти О. Э. Мандельштама (Запись неустановленного лица), Мехмат МГУ, 13 мая 1965.
  2. Варлам Шаламов, «Пастернак», 1960-е.
  3. Сергей Неклюдов. Варлам Тихонович Шаламов: 1950–1960-е годы (стенограмма выступления на конференции «Судьба и творчество Варлама Шаламова в контексте мировой литературы и совесткой истории», дополненная автором), 16 июня 2011 — 5 апреля 2012.
  4. «ПЧ» // И. П. Сиротинская. Мой друг Варлам Шаламов. 2007.
  5. Серебрянный бор // Мой друг Варлам Шаламов.
  6. Сучков Федот Федотович // Мой друг Варлам Шаламов.

Ссылка