Вишера (Шаламов)

«Вишера» — автобиографический очерк Варлама Шаламова 1961 года о вишерских лагерях, публикуемый часто в составе цикла «Вишера. Антироман».

Цитаты

• См. эпизод о подвале соликамской милиции в «Первом зубе» (1964), где он парафразирован чуть художественнее.

К Нестерову подвели поочёредно тех трёх беглецов <…>. Нестеров узнавал каждого, называл по фамилии. — Ну, — сказал он первому. — Бежал, значит. — Бежал, Иван Степанович. — Ну, выбирай: плеска́ или в изолятор? — Плеска́, Иван Степанович. — Ну, держись. — Волосатым кулаком Нестеров сшиб беглеца с ног. Беглец лежал, выплёвывая сломанные зубы на песок. — Марш в барак! Следующий. <…> «Плесок» — значило пожертвовать зубами, костями, но не попасть в ШИЗО — штрафной изолятор, где пол железный, где после трех месяцев выходят только в больницу, где дневальный за малейший шорох в камере ставит на камерной двери мелом крест: лишить питания на неделю. Притом срок пребывания в ШИЗО исключается из общего срока наказания. Поэтому все выбирали «плеска». Для самого Ивана Степановича эти сцены были развлечением, и себя он считал «отцом родным».

… дневальный вставал на час раньше, чтоб вынести огромную парашу, которая на ночь ставилась у дверей барака. И упаси боже было выйти и помочиться мимо. Ночные бессонные дежурные командиры лагеря сновали по зоне беспрерывно, и человек, вышедший помочиться не в парашу, рисковал не вернуться в барак.

Помню, той же весной в один из первых дней всю нашу партию отвели в глубокий снег, — а под снегом вода, и ноги промокли мгновенно, — чтобы дать дорогу лошади с санями порожняком. Так понял я, что лошадь ценится больше человека.

Даже будущие «дома свиданий» <…> рассчитаны были на перевыполнение нормы, не говоря уже о подписке на заём, о шкале питания, о сборе подписей под Стокгольмским воззванием и прочих высотах злобного и изобретательного ума, всевозможных вариациях лозунга «кто не работает, тот не ест».

Этап с севера — с лесозаготовок, где рубят руки, где цинга губит людей, где начальство ставит «на комарей» в тайге, где «произвол», где при переходах с участка на участок арестанты требуют связывать им руки сзади, чтобы сохранить жизнь, чтоб их не убили «при попытке к бегству».

— На досуге подумайте, — говорил мне Александр Александрович. — Царские офицеры, особенно высшие, вовсе не были бездельниками. Каждый знал, и хорошо знал, какую-нибудь рабочую профессию. Граф Игнатьев — кузнец, и хороший кузнец, я — агроном, цветовод, а полковник Панин, что пришел с вами одним этапом, — великолепный столяр. И сейчас заведует столярной мастерской.

Перековка и всё, что стоит за словом «Беломорканал», ещё не нашло себе правильной оценки ни со стороны юристов, ни со стороны писателей. Перековка — не только яркий пример догмы мёртвого теоретического построения <…>, в жертву которому приносились жизни и души людей. Начальники-практики давно знают цену этой перековке. Это и яркий пример лицемерия, призванного скрыть далеко идущие цели. Перековка ворами была разгадана с первого дня. Проценты перековывания были не большими, чем обычный процент «завязавших», «сук» и т. д. Воровские кадры были не только сохранены, но небывалым образом укреплены перековкой. Каждый блатарь был готов перековаться и явиться «Коськой-капитаном» из погодинских «Аристократов». Блатари очень живо чувствуют «слабину», дырку в том неводе, который власть пытается на них набросить. Какой начальник рискнёт связываться с блатарем, если тот решил перековаться, требует перековаться? Какой лагерный начальник, будучи убеждён, что перед ним — обманщик, лжец, рискнёт не выполнить приказа свыше, «новой установки», о которой блатари осведомлены не хуже лагерного начальства? Такому «начальничку» <…> блатари не будут давать никаких взяток. Они будут требовать «свое»: они хотят перековаться, они требуют внимания, помощи. Они и сами могут оказать помощь. Ведь, по мнению правительства, они — «друзья народа». Пресловутая 35-я статья превратилась из клейма в подобие медали. А уж начальники-новички, необстрелянная в лагерной работе молодежь, те и впрямь видят в каждом блатаре Костю-капитана. И выходит, что отличить «случайного преступника» от злостного рецидивиста необычайно трудно, практически невозможно. Этим пользуется преступный мир. Нужен процент? Вот справка, что я целый год каждый день выполняю по 200 % нормы. Справка с подписями и печатями. Ведь по поводу каждой справки не будешь вести особое следствие. Да и следствие ни к чему не приведет — все подписавшие справку подтвердят всё и лично, ибо и они боятся блатарей больше, чем автора перековки. Так рождается и царствует пресловутая туфта. Так рождается поговорка: Без туфты и аммонала Не бывало бы канала. Начальство видит явную ложь — все лодыри, все профессиональные тунеядцы представили справки: на высокий паёк, на высокий процент. В забоях начинают играть на «кубики» с бригадирами. Но «кубики», то есть выполнение плана, поставленные на карту в буквальном смысле слова, — это ещё небольшое зло. Хуже то, что пять блатарей представили фальшивую, завышенную справку. Значит, у кого-то (у «чертей», у «мужичков») надо убавить, чтоб свести больше нормировщику, мастеру, десятнику. Значит, кто-то должен мучиться, обрабатывая блатарей, которые ведь будут из-за своих высоких процентов представлены и на досрочное освобождение. <…> Перековка открыла, что унизительность принудительного труда — сущие пустяки, пережитки наивного XIX века, что из заключённого можно не только и не столько «выбивать» работу, а лишь достаточно ударить по животу и угрозой голода заставить арестанта работать, перевыполнять план. Довольно сентиментальностей. Заключённые будут сами пожирать друг друга, сами будут охранять друг друга — выписывать наряды, проверять, давать и принимать работу. Перековка на Беломорканале привела к страшному растлению душ — и заключённых и начальства — и именно из-за процентов, из-за выполнения плана.

… никто и никогда не считал, что Сталин и советская власть — одно и то же.

Лагерь, перестроенный на деловую ногу, уже не терпел той ненужной обслуги, а каждого человека старался использовать, чтобы он давал доход. Эта деляческая сторона перековки была её душой. Перековка показала, как легко человеку забыть о том, что он — человек. Была создана, всё сложнее и тоньше год от году, система поощрения. Святая тюремная пайка была заменена питанием по тонко разработанной шкале так, чтобы каждый рабочий час и день отражался на еде будущего дня; обычно питание менялось раз в десятидневку, иногда в пятидневку, а позднее на ключе Алмазном с вечера объявляли, кому не дадут хлеба завтра.

Быть революционером — значит прежде всего быть честным человеком. Просто, но как трудно. — конец

Ссылка

• «Вишера» на официальном сайте Шаламова