Жан Николя Артюр Рембо

Артюр Рембо

Жан Николя Артюр Рембо́ (фр. Jean Nicolas Arthur Rimbaud; 1854—1891) — французский поэт, один из основоположников символизма, представитель группы «прóклятых поэтов».

Цитаты

Действие — это не жизнь, а способ растрачивать силу, раздражение нервов. Мораль — это слабость мозгов.

Бесконечный фарс! Меня заставляет плакать моя невинность. Жизнь — это фарс, который играют все.

Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас — это не по-французски.

Теперь я проклят, родина внушает мне отвращение. Лучше всего пьяный сон, на прибрежном песке.

Ненависть, тебе доверил я свое сокровище

	Рука с пером — чета руке, что на плуге. — перевод Г. Кудрявцева
	— «Лето в аду» (Une Saison en Enfer), 1873

	Итак, поэт — это действительно похититель огня. Он несет бремя, возложенное на него человечеством и даже животными… — перевод В. Лукова
	— письмо к Полю Демени

Поэзия 1871 года

	Весна являет нам пример Того, как из зелёной чащи, Жужжа, летят Пикар и Тьер, Столь ослепительно блестящи! <…> Тьер и Пикар! О, чьё перо Их воспоёт в достойном раже! Пылает нефть: умри, Коро, Превзойдены твои пейзажи! <…> Но знайте: ярость велика Объятой пламенем столицы! Пора солидного пинка Вам дать пониже поясницы. А варвары из деревень Желают вам благополучья: Багровый шорох в скорый день Начнёт ломать над вами сучья. — перевод: Е. В. Витковский
	Le Printemps est évident, car Du cœur des Propriétés vertes Le vol de Thiers et de Picard Tient ses splendeurs grandes ouvertes. <…> Thiers et Picard sont des Éros Des enleveurs d’héliotropes Au pétrole ils font des Corots. Voici hannetonner leurs tropes… <…> La Grand-Ville a le pavé chaud Malgré vos douches de pétrole Et décidément il nous faut Nous secouer dans votre rôle… Et les ruraux qui se prélassent Dans de longs accroupissements Entendront des rameaux qui cassent Parmi les rouges froissements.
	— «Военная песня парижан» (Chant de guerre parisien), март 1871

	Подлецы! Наполняйте вокзалы собой! Солнце выдохом лёгких спалило бульвары. Вот расселся на Западе город святой, Изводимый подагрой и астмою старой. Не волнуйтесь! Поджогов прилив и отлив Обречён, — выступают пожарные помпы. И забыл тротуар, буржуазно-потлив, Как играли в пятнашки румяные бомбы. Уберите развалины! Бельма зрачков Отражают свечение суток несвежих. Вот — республика рыжих, давильня боков, Идиотская биржа щипков и насмешек! Эти суки уже пожирают бинты. Объедайтесь, крадите! Победою первой Обесчещены улицы. Пейте, коты, Ваше пиво, пропахшее потом и спермой! <…> Сифилитики, воры, шуты, короли, Ваши язвы и ваши отребья не могут Отравить эти комья парижской земли, — Смрадный город, как вшей, вас положит под ноготь! <…> Ты плясал ли когда-нибудь так, мой Париж? Сколько резаных ран получал, мой Париж? Ты валялся ль когда-нибудь так, мой Париж? На парижской своей мостовой, мой Париж? <…> Так, Коммуна в развалинах. Мир обнищал. Льют дожди, и дома покрывает проказа. На кладбищенских стенах танцует овал — Укрощённая злоба светильного газа. — перевод (местами вольный): Э. Г. Багрицкий, А. А. Штейнберг, 1930
	Ô lâches, la voilà ! dégorgez dans les gares ! Le soleil expia de ses poumons ardents Les boulevards qu’un soir comblèrent les Barbares. Voilà la Cité belle assise à l’occident ! Allez ! on préviendra les reflux d’incendie, Voilà les quais ! voilà les boulevards ! voilà, Sur les maisons, l’azur léger qui s’irradie, Et qu’un soir la rougeur des bombes étoila. Cachez les palais morts dans des niches de planches ! L’ancien jour effaré rafraîchit vos regards. Voici le troupeau roux des tordeuses de hanches, Soyez fous, vous serez drôles, étant hagards ! Tas de chiennes en rut mangeant des cataplasmes. Le cri des maisons d’or vous réclame. Volez ! Mangez ! Voici la nuit de joie aux profonds spasmes Qui descend dans la rue, ô buveurs désolés, <…> Syphilitiques, fous, rois, pantins, ventriloques, Qu’est-ce que ça peut faire à la putain Paris, Vos âmes et vos corps, vos poisons et vos loques ? Elle se secouera de vous, hargneux pourris ! <…> Quand tes pieds ont dansé si fort dans les colères, Paris ! quand tu reçus tant de coups de couteau, Quand tu gis, retenant dans tes prunelles claires Un peu de la bonté du fauve renouveau, <…> − Société, tout est rétabli : − les orgies Pleurent leur ancien râle aux anciens lupanars Et les gaz en délire, aux murailles rougies, Flambent sinistrement vers les azurs blafards !
	— «Париж заселяется вновь» (Paris se repeuple), март

	«А» — чёрный бархат мух, докучных, сладострастных, Жужжащих в летний зной над гнойником зловонным. «Е» — холод ледников, далёких и прекрасных, Палатка, облачко в просторе отдалённом. «И» светится во тьме железом раскалённым, То — пурпур, кровь и смех губ дерзких, ярко-красных, «У» — на воде круги, затон зеленоватый, Спокойствие лугов, где пахнет дикой мятой, Угрюмость, тусклый след мучительных ночей… «О» — зовы громкие тромбона и гобоя, Просторы без границ, молчанье голубое, Омега, ясный взор фиалковых очей! — перевод: В. Г. Дмитриев, до 1958
	см. оригинал без двух первых строк
	— «Гласные» (Correspondances)

• см. Пьяный корабль, конец лета