Канонизация святого Кукуфина

«Канонизация святого Кукуфина, брата-капуцина из Асколи» (фр. La canonisation de Saint Cucufin, frère capucin d'Ascoli) — памфлет Вольтера, впервые опубликованный в Женеве в 1768 или 1769 году (год и место издания не были обозначены).

Цитаты

Приходится признать, что древние проявляли больше почтения к своим второстепенным богам, чем мы к своим. Не было случая, чтобы какая-нибудь императрица называлась Юноной, Минервой, Латоной, Венерой, Иридой, тогда как мы смело присваиваем имена Иоанна или Матфея <…>. Я знал импогента, которого звали Соломоном, то есть мужем 300 жён и 700 наложниц. Самый подлый мерзавец носит имя какого-нибудь святого;..

Il faut convenir que les anciens avaient plus de vénération pour leurs dieux secondaires que nous pour les nôtres. On ne voit point qu'aucune impératrice se soit appelée Junon, Alinerve, Latone, Vénus, Iris; au lieu que nous prenons hardiment le nom de Jean et de Matthieu <…>. J'ai connu un impuissant qui s'appelait Salomon, mari de trois cents femmes et de sept cents concubines. Le plus vil coquin a son nom de saint;..

	Второстепенные божества были в глазах язычников именно тем, чем являются у нас причисленные к лику святых.
	Les divinités secondaires étaient aux yeux des païens précisément ce que sont nos canonisés.

12 октября 1766 г. папа Климент XIII торжественно канонизировал брата Кукуфина из Асколи, бывшего при жизни послушником у капуцинов <…>. В протоколе конгрегации по обрядам указано, что он несколько раз переходил через ручей под названием Потенца, не замочив ног; что, будучи приглашён на обед к кардиналу Бернери, епископу Асколийскому, он вылил из смирения сырое яйцо себе на бороду и стал есть жидкую кашу вилкой; что в награду ему явилась Святая дева; что он обладал даром творить чудеса, так что однажды он даже превратил испорченное вино в свежее. Почтенные отцы капуцины добились, чтобы имя «Кукуфин» было заменено Серафимом. Они отпраздновали это торжественное событие повсюду, где они обосновались, а где есть такое место, куда бы они не проникли? Поверят ли нам, что торжественное чествование памяти бедняка стоило католической Европе больше миллиона на всякие излишества? Народы поспешили доставить капуцинам столько продовольствия, что им могла бы объесться большая армия…

Le 12 octobre 1766, le pape Clément XIII canonisa solennellement frère Cucufin d'Ascoli, en son vivant frère lai chez les capucins <…>. Le procès-verbal de la congrégation des rites porte qu'il traversa plusieurs fois le ruisseau nommé Potenza sans se mouiller; quêtant invité à dîner chez le cardinal Bernéri, évêque d'Ascoli, il renversa par humilité un œuf frais sur sa barbe, et prit de la bouillie avec sa fourchette: que pour récompense la sainte Vierge lui apparut; qu'il eut le don des miracles, au point qu'il rétablit une fois du vin gâté. Les révérends pères capucins ont obtenu qu'on changeât son nom de Cucufin en celui de Séraphin. Ils en ont célébré la fête solennelle dans tous les lieux où ils sont établis; et où ne le sont-ils pas? Pourrait-on croire qu'il en a coûté en superfluités à l'Europe catholique plus d'un milhon pour solenniser la fête d'un pauvre! Les peuples se sont empressés de fournir aux capucins des subsistances qui auraient suffi à une grande armée…

… под видом милостыни нищенствующие монахи накладывают на народ самую обременительную дань. Когда бедный земледелец уплатит наличными сборщику своей провинции треть стоимости ещё не проданного урожая, подати сеньору, десятину священнику, что же у него остаётся? Почти ничего. И это «ничего» вымогают нищенствующие монахи как дань, в которой им никогда не осмеливаются отказать. Итак, труженики осуждены снабжать всем тех, кто не работает. У пчёл есть трутни, но они их убивают. В прежние времена монахи обрабатывали землю, теперь они её обременяют. Мы далеки от мысли, что надо убивать трутней, именуемых монахами, мы почитаем благочестие и другие добродетели Кукуфина, но мы хотели бы добродетелей, приносящих пользу. <…> Если бы все христиане, рассеянные на поверхности земли, смазывали бороды яичным желтком, если бы все они хлебали кашу вилкой, это не принесло бы обществу никакой пользы;..

… sous le nom d'aumône, les moines mendiants imposent au peuple la taxe la plus accablante. Quand un pauvre cultivateur a payé au receveur de la province, en argent comptant, le tiers de sa récolte non encore vendue, les droits à son seigneur, la dîme de ses gerbes à son curé, que lui reste-t-il ? Presque rien ; et c'est ce rien que les moines mendiants demandent comme un tribut qu'on n'ose jamais refuser. Ceux qui travaillent sont donc condamnés à fournir de tout ceux qui ne travaillent pas. Les abeilles ont des bourdons ; mais elles les tuent. Les moines autrefois cultivaient la terre: aujourd'hui ils la surchargent. Nous sommes bien loin de vouloir qu'on tue les bourdons appelés moines; nous respectons la piété et les autres vertus de Cucufin ; mais nous voudrions des vertus utiles. <…> Quand tous les chrétiens répandus sur la surface de la terre couvriraient leurs barbes de jaunes d'œufs ; quand ils prendraient tous de la bouillie avec des fourchettes, il n'en reviendrait aucun avantage à la société;..

У нас, слава богу, есть святые на каждый день в году, но самые великие, без сомнения, это те, в честь которых в городах закрываются лавки, как во время мятежа, а землю бросают невспаханной, чтобы бежать в кабак. Разве было бы так уж плохо, если бы чиновники, которым поручено управление большим государством, распорядились, чтобы после чествования памяти святого прекрасными латинскими антифонами, все бы шли работать, возделывать землю, следуя примеру [св. Кукуфина]?

Nous en avons, Dieu merci, pour tous les jours de l'année ; mais les plus grands, sans contredit, sont ceux pour lesquels on ferme les boutiques dans les villes comme dans une sédition, et où on laisse la terre en friche pour courir au cabaret. Serait-il si mal que les magistrats chargés de la police d'un grand royaume ordonnassent qu'après avoir fêté un saint par de belles antiennes latines, on l'imitât en travaillant, en cultivant la terre?

В тот день, когда в Труа в нашем соборе служили литургию св. Кукуфину, я решил в третий раз засеять своё поле, на котором семена сгнили от дождей: что бы там ни говорили, а я знал, что зерну вовсе не нужно гнить в земле, чтобы дать всходы. <…> время для сева уже проходило, нельзя было терять ни минуты, и поэтому, прослушав обедню и пропев антифоны в честь святого этого дня, я стал засевать своё поле, расположенное за Сен-Низье, при помощи сеялки с пятью сошниками. Как вдруг, в четверть второго пополудни, сразу по окончании трапезы, передо мной вырос преподобный настоятель капуцинов в сопровождении четырёх чернецов. Он был разъярён, как херувим, и кричал, как чёрт. «Деист, атеист, янсенист, как ты смеешь оскорблять бога и св. Кукуфина до такой степени, что засеваешь своё поле вместо того, чтобы обедать? Я донесу на тебя как на безбожника господину наместнику, господину начальнику по сбору налогов, господину управителю и монсеньору епископу!» С этими словами он принялся ломать мою сеялку. Тогда сам св. Кукуфин спустился с небес на сверкающем облаке, которое простиралось от эмпирея до предместья города. Его бороду по-прежнему украшали яичный желток и каша. «Брат Ангел, — сказал он настоятелю, — умерь своё священное рвение, не ломай сеялку этого доброго человека. В твоём краю беднякам не хватает хлеба. Он трудится для бедных, прослушав перед этим святую обедню. Это доброе дело, я совещался об этом со св. Луппом, покровителем этого города. Пойди скажи от моего имени монсеньору епископу, что нет лучшего служения святым, как обрабатывать землю».

Le jour qu'on faisait à Troyes, dans notre cathédrale, le service de saint Cucufin, je m'avisai de semer pour la troisième fois mon champ dont les semailles avaient été pourries par les pluies : car je savais bien qu'il ne faut pas que le blé pourrisse en terre pour lever, quoi qu'on die. <…> la saison avançait, je n'avais pas un moment à perdre : je semais donc mon champ situé derrière Saint-Nicier, avec mon semoir à cinq socs, après avoir entendu la messe, et chanté les antiennes du saint jour. Voilà-t-il pas aussitôt le révérend gardien des capucins, assisté de quatre profès, qui se présente à moi à une heure et un quart de relevée, au sortir de table. Il était enflammé comme un chérubin, et criait comme un diable : « Théiste, athéiste, janséniste, oses-tu outrager Dieu et saint Cucufin au point de semer ton champ, au lieu de dîner? Je vais te déférer comme un impie à monsieur le subdélégué, à monsieur le directeur des aides, à monseigneur l'intendant, et à monseigneur l'évêque, » Disant ces mots, il se met en devoir de briser mon semoir. Alors saint Cucufin lui-même descendit du ciel dans une nuée éclatante, qui s'étendait de l'empyrée jusqu'au faubourg de Troyes; un jaune d’œuf et de la bouillie ornaient encore sa barbe : « Frère Ange, dit-il au gardien, calme ton saint zèle; ne casse point le semoir de ce bon homme; les pauvres manquent de pain dans ton pays; il travaille pour les pauvres après avoir assisté à la sainte messe. C'est une bonne œuvre, j'en ai conféré avec saint Loup, patron de la ville; va dire de ma part à monseigneur l'évêque qu'on ne peut mieux honorer les saints qu'en cultivant la terre. »

Перевод

Л. Ю. Виндт, 1961