У этого термина существуют и другие значения, см. Крокус (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Шафран (значения).
Не следует путать с луговым шафраном — растением из другого семейства.
Шафра́н или кро́кус, под которым чаще всего имеется в виду шафран посевной (лат.Crocus sativus) — один из самых известных видов крокуса, клубнелуковичное травянистое многолетнее растение семейства ирисовые. Цветы синие или сиреневые. С древнейших времён шафран возделывают ради красных рылец, которые используются как сырьё для одноимённой пряности, обладающее сильным ароматным запахом и красящими свойствами.
Шафран — чисто культурное растение, в диком виде не встречается и без участия человека размножаться не может. Согласно распространённой версии, шафран посевной был выведен на Крите жителями минойской цивилизации. Шафран обладает сильным своеобразным ароматом и горьковатым пряным вкусом. Рыльца шафрана используются для окраски и ароматизации кондитерских изделий, в кулинарии, а также при производстве сыра, колбас и ликёров.
...одна из учениц, попроворнее других, прервав речь его, сказала: «Я знаю; разумею, что вы говорите: шафран растет на тмине». — «Как на тмине?» — возразил учитель. — «На тмине! На тмине!» — закричали все девицы в один голос и торжественно раскрыли перед ним «Вестника» же «Европы», в котором точно напечатано, что шафран растет на тмине...[1]
...подснежники выбрались из-под прошлогодней листвы и как раз заканчивали свое короткое цветение, чтобы уступить место более нежным цветам шафрана, искавшим защиты под дикой грушей...
Если у Софокла встречается „золотолучистый шафран“, то это шафран определённый, растущий в заповедной роще Колонского божества, <...> это шафран Колона, колонской рощи, где все полно божественной красоты.[2]
Вполне возможно, что «шафранный», т. е. густо-желтый, цвет здесь не случаен. Он играл большую роль в цветовой гамме Честертона, для которой характерны насыщенные, но не тяжёлые тона.
— Гилберт Честертон, «Человек, который был Четвергом» (комментарий редактора), 1908
Это был весенний шафран <...>, очень ровненький, вырвавшийся из грязной земли. Под его полупрозрачными, ещё не раскрывшимися лепестками просвечивали плотно прижавшиеся друг к другу золотистые пестики.
Нежный цветок <шафрана> вырос на самой кромке снега. Первый цветок! А за ним последовали другие, и с каждым днём их было всё больше. Разгребая лопатами кучи мокрого снега, они обнаруживали хилые бледно-желтые стебельки с крохотными бутончиками, готовыми раскрыться, и уже на следующий день под солнцем стебельки становились крепкими, зелёными, а чашечки цветка постепенно окрашивались в сиреневый цвет.
— Ирина Одоевцева, «Средь меланхолических ветвей...» (из книги «Десять лет»), 1967
Эти цветки тоже как будто торчат из почвы без всякого стебля. Только лепестки их не равномерно окрашены, как у безвременников, а имеют чёткий рисунок: тёмные линии на светлом фоне. <...> Это ― крокусы, или иначе, шафраны.[4]
Красящие свойства рылец шафранов объясняются присутствием в них каротиноидов <...>, а также флавоноидов, витаминов тиамина и рибофлавина. Эти вещества обладают и лекарственными свойствами.[4]
Шафран в научной и научно-популярной литературе[править]
Итак, чтобы прежде всего точно отличать простые и чистые цвета от других, мы будем называть красным тот цвет, который мы видим в крови, в лепестках гортензии, в шерсти, окрашенной кармином, в сурике; желтым — цвет, наблюдаемый в настое шафрана, в ромашках и в лучшей охре; наконец, синим — цвет, присущий ясному небу, василькам и порошку краски ультрамарина. Итак, первый цвет мы зовем красным, кровяным или карминовым, второй желтым и шафранным, наконец, третий — голубым, васильковым, ультрамариновым.
Ранней весной, часто ещё до того, как сойдёт снег, пробивая его тонкий слой, зацветают на юге по зарослям кустарников лиловые цветы, очень похожие на безвременники, о которых мы рассказывали в №9 за прошлый год. Эти цветки тоже как будто торчат из почвы без всякого стебля. Только лепестки их не равномерно окрашены, как у безвременников, а имеют чёткий рисунок: тёмные линии на светлом фоне. Листья у них узкие, почти линейные, а клубень совсем небольшой, не крупнее лесного ореха. Это ― крокусы, или иначе, шафраны.[4]
Крупные цветки шафрана окрашены в красивые, яркие цвета — сейчас существует много декоративных сортов этого растения. Но своей известностью с самых отдаленных времен шафран обязан не столько красоте всего цветка, сколько лишь одной, на первый взгляд незначительной, его части — ярко окрашенным рыльцам, то есть органам, воспринимающим пыльцу при опылении. Особенно ярким желто-оранжевым, «шафранным» цветом отличаются рыльца шафрана посевного, который специально возделывается ради их получения во многих странах Средиземноморья, Ближнего Востока и в Закавказье. Их цвет и запах, как и цвет лепестков, по всей видимости, служит приманкой для насекомых, посещающих и опыляющих цветки шафрана. Но их цвет «приманил» не только насекомых, но и человека.[4]
Рыльца шафрана дают прекрасный краситель для тканей, а также для пищевых продуктов, благодаря чему их используют и сейчас в пищевой промышленности для окраски сыров, масел, колбас, кондитерских изделий и ликёров. <...> Красящие свойства рылец шафранов объясняются присутствием в них каротиноидов: кроцетина, кроцина, пикрокроцина, а также флавоноидов, витаминов тиамина и рибофлавина. Эти вещества обладают и лекарственными свойствами.[4]
В народе шафран до сих пор считается болеутоляющим, мочегонным и противосудорожным средством. Но лекарственных препаратов, разрешенных у нас к употреблению и содержащих шафран, всего два: опийно-шафранная настойка и сложная настойка сабура, которая применяется внутрь при хронических запорах, в качестве горечи для улучшения пищеварения и как желчегонное.[4]
Своим ароматом шафран обязан наличию эфирных масел — пинена и цинеола. В качестве ароматического сырья он и сейчас применяется в кондитерской и парфюмерной промышленности.[4]
Шафран в публицистике и документальной прозе[править]
Шафран (Швейцария)
К любовным зельям принадлежат, хотя не часто приводимые в песнях: волошки (centauria cyanus), <...> нагидки — (calendula officinalis), <...> шафран (crocus sativus), — В огороди шахвран, шахвран, Стоить Миколай як пан, як пан...[5]
Если у Софокла встречается „золотолучистый шафран“, то это шафран определённый, растущий в заповедной роще Колонского божества, и живописует это растение хор, поэтически воспевающий свой родной Колон: это шафран Колона, колонской рощи, где все полно божественной красоты. На гомеровском щите запечатлены „золотые люди“, у Гефеста действуют „золотые слуги“, у Гесиода идет речь о „золотом поколении“, но это все существа, а не качества существ.[2]
Шафранный парк — под этим названием Честертон описывает Бедфорд-парк, который начали строить в 1875 г. Там жили, среди прочих,
Камилл и Люсьен Писарро, У. Б. Йейтс и семейство будущей жены Честертона, Франсис Блогг. Расположен этот артистический район сразу за Чизиком, на западе Лондона. От мест, где жили родители Честертона, — улиц, прилегающих к западной части Кенсингтонского сада, туда можно пройти по прямой, все на запад, хотя это довольно далеко (Ноттинг-Хилл, Хаммерсмит, Чизик, Бедфорд-Парк). Вполне возможно, что «шафранный», т. е. густо-желтый, цвет здесь не случаен. Он играл большую роль в цветовой гамме Честертона, для которой характерны насыщенные, но не тяжёлые тона.
— Гилберт Честертон, «Человек, который был Четвергом» (комментарий редактора), 1908
После долгих скитаний Эдип пришел, наконец, в Аттику, к городу Афинам. <...> Из рощи неслось сладостное пение соловьев. Громко журча, протекали ручьи по зеленой долине, всюду белели звездочки нарциссов и желтел душистый шафран.[6]
— Николай Кун, «Легенды и мифы Древней Греции и Древнего Рима», 1922
...трагедия начинается идиллией. Сцена елевзинского театра в телстерионе, перед тремя тысячами зрителей, в глухую осеннюю ночь, при свете факелов, изображает — «являет» — земной рай, Золотой век, <...> Ева в раю до Адама, сама счастливая, как первая весна земли, играет, пляшет на лугу, в хоре океанид, собирает цветы — лилии, розы, фиалки и молнийно-белый шафран — все цветы жизни и радости.
Была у них и другая легенда: согласно Гомеру, шафран вместе с лотосом и гиацинтом вырос в тот самый момент, когда владычица Гера, обольщая Зевса, отвлекала его от участия в битве людей за Трою. ...И в объятия сильные Зевс заключает супругу. Быстро под ними Земля возрастила цветущие травы, Лотос росистый, шафран и цветы гиацинты густые, Гибкие, кои богов от земли высоко подымали...[4]
В греческом мифе об аргонавтах, отправившихся в Колхиду за золотым руном, говорится, что их предводитель Язон, собираясь пахать на огнедышащих быках, облачился в желто-шафранную одежду. Исторические источники подтверждают, что правители и цари Вавилона, Персии и Мидии красили свои одежды в жёлтый цвет шафраном.[4]
Как целебное растение шафран был известен столь же давно. О нем упоминали такие врачи древности, как Гиппократ, Диоскорид, Колумелла, уподоблявшие его опию и утверждавшие, что в малых дозах шафран веселит, а в больших одуряет, погружает в сон и обморок. В Персии считали, что шафран задерживает разложение трупов, что в условиях жаркого климата имеет, конечно, немалое значение. В тех случаях, когда нужно было по каким-нибудь причинам отложить похороны, покойников зашивали в мешки, куда клали шафран. Но из-за высокой ценности шафрана его не зарывали в землю с покойником, а использовали снова и снова.[4]
С глубокой древности шафран известен и как пряность. Стоил он очень дорого, и широко пользоваться им могли только такие безумные расточители, как, например, римский император Гелиогабал, который купался в прудах с водой, надушенной шафраном.[4]
Шафран в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
Выедешь из Куги, последнего города в царстве Кинсаи, и вступаешь в царство Фуги; тут оно и начинается. <...>
Всяких харчей здесь обилие и всякой дичины, звериной и птичьей, много. Много и больших хищных львов. Имбиря и калгана тут многое множество, на венецианский грош дают добрых восемьдесят фунтов имбиря. Есть у них плод, словно шафран, но не шафран, а в дело идет как шафран.
Говоря о полах растений, а именно о шафране, одна из учениц, попроворнее других, прервав речь его, сказала: «Я знаю; разумею, что вы говорите: шафран растет на тмине». — «Как на тмине?» — возразил учитель. — «На тмине! На тмине!» — закричали все девицы в один голос и торжественно раскрыли перед ним «Вестника» же «Европы», в котором точно напечатано, что шафран растет на тмине; и это в переводе первой Вергилиевой «Георгики».
Взбеленился мой Полиандров, более с Линнеем, нежели с Вергилием, знакомый, начал шуметь, запутался в речах, пуще того рассердился; а девушки над ним смеяться, называть его шафраном; и кончилось тем, что он, схватив шляпу, ушел из класса и в тот же день отказался от места своего.[1]
Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами и астрами, и ни одного большого дерева, никакой тени...[7]
— Сергей Аксаков, «Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением семейной хроники», 1858
Если бы меня теперь спросили, чем благоухало дыхание Аннушки, я бы не затруднился ответить прелестной эпиграммой Марциала — кн. III, 65: Мальчику Диадумену
Чем от нежной кусающей яблоко девушки дышит,
Чем ветерок, набежав на Корицийский шафран...[8]
Шафран в беллетристике и художественной литературе[править]
Слева и справа круг завершали извивающиеся, тянущиеся вверх змеи, а также хлебные колосья, надо всем приподнимавшиеся. <Туника> многоцветная, из тонкого виссона, то белизной сверкающая, то, как шафран, золотисто-жёлтая, то пылающая, как алая роза.
— Слушай! — сказал Демон, кладя свою руку мне на голову. — Страна, о которой я тебе расскажу, — мрачная страна в Ливии, у реки Заире. И там нет ни покоя, ни молчания. Воды реки желты, как шафран, и нездоровы; и они не текут в море, но непрестанно и суетливо волнуются на одном месте, озаряемые багровым солнцем.
Вообрази себе, мой друг, что городом называют здесь грязную улицу, обставленную маленькими кривыми домами, из досок, кажется, цветом похожих на шафран и земляные груши...[9]
Был вечер в начале мая. Маленький садик на Моисеевой горе, в южной части города, еще не был открыт для публики, и клумбы еще не были вскопаны; подснежники выбрались из-под прошлогодней листвы и как раз заканчивали свое короткое цветение, чтобы уступить место более нежным цветам шафрана, искавшим защиты под дикой грушей...
Во время работы в саду Мери выкопала какой-то белый корешок, похожий на луковицу. Она сейчас же снова засыпала его землей, сровняла ее и только теперь вспомнила об этом. Марта, вероятно, могла бы объяснить ей, что это такое.
— Марта, — сказала она, — что это за белые корешки, похожие на лук?
— Это цветочные луковицы, — ответила Марта. — Из них весной вырастают всякие цветы. Маленькие — это подснежники и шафран, а большие — это нарциссы и жонкили <(жёлтый сорт нарцисса)>.
Изложу тебе притчу о Мире и Мирре. Был человек в земле мидийской, и две жены его. И умастила тело свое шафраном Мира, жена его, и сказала Мирре, жене его, говоря: чем умастишь тело свое? Не шафраном ли? И сказала Мирра: не шафраном, а тмином тело мое умащу для возлюбленного супруга нашего, господина.
И возгорелся гнев Миры на Мирру; и, преклонясь, коварно спросила человека того:
— Любишь ли некую больше из рабынь твоих?
И ответил супруг: не велел того бог; и равны для меня Мира и Мирра.
И, возликовав, сказала женщина: повели же непокорной омыть масти тминные и принять масти шафранные, ибо равны должны быть пред тобою Мира и Мирра.
И сказал, опечалясь, господин: лукаво сердце женщины в персях ее.
Тмин ли лучше шафрана? Шафран ли благовоннее?
Благоуханию шафрана говорит душа моя: люблю и жажду, и благоуханию тмина говорит: жажду и люблю.
Да сохранит Мирра, жена моя, масти тминные; а ты умащай, Мира, жена моя, тело твое мастями шафранными, ибо равны в глазах моих Мира и Мирра.
Это был весенний шафран, чистый и белый, очень ровненький, вырвавшийся из грязной земли. Под его полупрозрачными, ещё не раскрывшимися лепестками просвечивали плотно прижавшиеся друг к другу золотистые пестики.
— О бог мой! О, какая прелесть! — сказала Анжелика, опускаясь коленями на влажную землю.
И они замерли над ним, в восхищении любуясь чудом. Нежный цветок вырос на самой кромке снега. Первый цветок! А за ним последовали другие, и с каждым днём их было всё больше. Разгребая лопатами кучи мокрого снега, они обнаруживали хилые бледно-желтые стебельки с крохотными бутончиками, готовыми раскрыться, и уже на следующий день под солнцем стебельки становились крепкими, зелёными, а чашечки цветка постепенно окрашивались в сиреневый цвет. Даже на самом краю крыши, над бесконечными ручейками тающего снега, склонялись вылезшие из крохотного островка мха фиалки…
Здесь же цветет, оживляемый вечной росой,
С пышными гроздьями, благоухающий,
Древний венец Персефоны с Деметрой — нарцисс,
И златоцветный шафран распускается.
Слух раздражён был, и шум раздавался в ушах, не смолкая,
Делалось частым дыханье, а то затяжным или редким,
Шея покрыта была лоснящейся влагою пота,
В жидких и скудных плевках солёная, цвета шафрана,
С хриплым кашлем слюна с трудом выделялась из горла.
Мы седины свои прикрываем шлемом, и любо
Нам за добычей ходить и всё новыми жить грабежами.
Вам по сердцу наряд, что шафраном и пурпуром блещет,
Праздная жизнь вам мила, хороводы и пляски любезны.
...Тариэль вздохнул, с тоскою:
«Мучим я судьбою злою, испивающею кровь».
Он глядел ошеломленным. Бледный, сел, с лицом смущенным.
Был он стеблем затененным. Роза стала как шафран.
Ах, далёко он, и вянет, диво-роза средь шипов.
Если рок сразит обманом, и откроет сердце ранам,
Станет здесь кристалл шафраном, и терновником тростник... <...>
Чем твоим помочь нам ранам? Месяц бледный с тонким станом,
Стала в грусти ты шафраном, а рубиновой была.
Здесь бела буквица целебна,
Весенние шафраны нежны
С отвагой юности живой
На косогорах возникают...[10]
— Семён Бобров, «Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом», 1804
А здесь тогда погода тиха
При благотворной теплоте
Зовет на шелковы луга
Или на усыренны горы,
Там, где шафран напоминает
Еще весенни красоты,
Где резвых бабочек четы
Еще любовь возобновляют...[10]
— Семён Бобров, «Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом», 1804
В огороди шахвран, шахвран,
Стоить Миколай як пан, як пан...[5]
Свет вечерний шафранного края,
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню, моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.[14]
— Сергей Есенин, «Свет вечерний шафранного края...» (из сборника «Персидские мотивы»), 1924
Но есть еще страна. Перед лицом заката
Там жадно корни трав в степной шафран впились.
И скалы высятся, где вход в Аид когда-то
На сумрачной ладье дерзал искать Улисс.[15]
Над огородом я для вас трудился,
Всего к столу нарвать распорядился!
Куда б хозяин иначе годился!
Жаль только, вот шафран не уродился,
А остальное ― ваше всё, друзья![16]
Вдохновенно, в совершенстве диком
Трелями исходит соловей
Над шафранною китайской розой.
Восхищаясь собственною позой, Тень играет дискобольным бликом...
— Ирина Одоевцева, «Средь меланхолических ветвей...» (из книги «Десять лет»), 1967
↑ 12Николай Костомаров, Славянская мифология. Исторические монографии и исследования. (Серия «Актуальная история России»). — М.: издательство «Чарли», 1994 г.
↑Николай Кун. Легенды и мифы Древней Греции и Древнего Рима. — М.: СЗКЭО, 2019 г. — 576 с.
↑Аксаков С. Т. «Семейная хроника. Детские годы Багрова-внука. Аленький цветочек». Москва, «Художественная литература», 1982 г.
↑Фет А. А. Воспоминания (сост. и прим. А. Тархова). — М.: Правда, 1983 г.
↑ 12Семён Бобров в сборнике: Поэты 1790-1810-х годов. Библиотека поэта. Второе издание. — Л.: Советский писатель, 1971 г.
↑«Отцвели кувшинки, и шафран отцвёл...» — хотя в этих строках упомянут шафран, однако здесь возникает несколько вопросов, не имеющих ответа. Возможно, что на самом деле Бунин описывал не шафран, а очень похожий на него безвременник (колхикум или «луговой шафран», совсем не родственный настоящему). Стихотворение называется «Осень», автор пишет, что «лес уже пуст и гол», кувшинки отцветают поздно летом, между тем «настоящий» шафран распускается ранней весной, ещё по снегу (хотя некоторые виды — и в самом деле осеннецветущие). Однако с самого начала эта цитата вызывает некоторые сомненния. Иван Бунин всегда очень внимателен и придирчив к деталям, в особенности, когда дело идёт о растениях. С другой стороны, в контексте осени назвать безвременник шафраном — совсем не ошибка, и тем более, не грубая. И кроме того, само по себе слово «безвременник» или «луговой шафран» попросту не вписывается в краткую ритмику стиха, что также нельзя выпускать из виду.
↑И. Бунин. Стихотворения. Библиотека поэта. — Л.: Советский писатель, 1956 г.
↑И. Ф. Анненский. Избранные произведения. — Л.: Художественная литература, 1988 г.
↑Есенин С. А. Полное собрание сочинений в 7 томах. — М.: Наука; Голос, 1996 г.
↑В. А. Рождественский. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1985 г.
↑Симонов К. М. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Ленинград, «Советский писатель», 1982 г.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях
