Сталкер (фильм)
| Сталкер (фильм) | |
 Статья в Википедии
| |
 Медиафайлы на Викискладе
| |
 Новости в Викиновостях
|
«Ста́лкер» — фантастический фильм 1979 года режиссёра Андрея Тарковского, снятый по сценарию братьев Стругацких на основе их романа «Пикник на обочине».
Цитаты
[править]- Профессор: Видимо, должен существовать принцип… никогда не совершать необратимых действий. Я ведь понимаю, я ведь не маньяк (вздыхает), но пока эта язва здесь открыта для всякой сволочи… ни сна, ни покоя. Или, может быть, сокровенное не позволит? А?
Писатель
[править]- Писатель: Я просто выпил, как это делает половина народонаселения. Другая половина — да, напивается. Женщины и дети включительно. А я просто выпил.
- Писатель: Вот я давеча говорил вам… Вранье все это. Плевал я на вдохновение. А потом, откуда мне знать, как назвать то… чего я хочу? И откуда мне знать, что на самом-то деле я не хочу того, чего я хочу? Или, скажем, что я действительно не хочу того, чего я не хочу? Это все какие-то неуловимые вещи: стоит их назвать, и их смысл исчезает, тает, растворяется… как медуза на солнце. Видели когда-нибудь? Сознание моё хочет победы вегетарианства во всем мире, а подсознание изнывает по куску сочного мяса. А чего же хочу я?
- Писатель: Вот ещё… эксперимент. Эксперименты, факты, истина в последней инстанции. Да фактов вообще не бывает, а уж здесь и подавно. Здесь все кем-то выдумано. Все это чья-то идиотская выдумка. Неужели вы не чувствуете?.. А вам, конечно, до зарезу нужно знать, чья. Да почему? Что толку от ваших знаний? Чья совесть от них заболит? Моя? У меня нет совести. У меня есть только нервы. Обругает какая-нибудь сволочь — рана. Другая сволочь похвалит — ещё рана. Душу вложишь, сердце своё вложишь — сожрут и душу, и сердце. Мерзость вынешь из души — жрут мерзость. Они же все поголовно грамотные, у них у всех сенсорное голодание. И все они клубятся вокруг — журналисты, редакторы, критики, бабы какие-то непрерывные. И все требуют: «Давай! Давай!..» Какой из меня, к черту, писатель, если я ненавижу писать. Если для меня это мука, болезненное, постыдное занятие, что-то вроде выдавливания геморроя. Ведь я раньше думал, что от моих книг кто-то становится лучше. Да не нужен я никому! Я сдохну, а через два дня меня забудут и начнут жрать кого-нибудь другого. Ведь я думал переделать их, а переделали-то меня! По своему образу и подобию. Раньше будущее было только продолжением настоящего, а все перемены маячили где-то там, за горизонтами. А теперь будущее слилось с настоящим. Разве они готовы к этому? Они ничего не желают знать! Они только жр-р-ут!
- Писатель: Здесь…здесь дверь какая-то!
- Писатель: Тоже мне, психологические бездны. В институте мы на плохом счету, средств на экспедицию нам не дают. Эх… Набьём-ка мы наш рюкзак всякими манометрами-дерьмометрами, проникнем в Зону нелегально. И все здешние чудеса поверим алгеброй. Никто в мире про Зону понятия не имеет. И тут, конечно, сенсация! Телевидение, поклонницы кипятком писают, лавровые веники несут. Появляется наш Профессор, весь в белом и объявляет: „Мене, мене, текел, упарсин“. . Ну, натурально, все разевают рты, хором кричат: „Нобелевскую ему“!...
Сталкер
[править]- Сталкер: В Зоне вообще прямой путь не самый… короткий. Чем дальше — тем меньше риска.
- Сталкер: Зона — это… очень сложная система… ловушек, что ли.. и все они смертельны! Не знаю, что здесь происходит в отсутствие человека, но стоит тут появиться людям, как все здесь приходит в движение.. Бывшие ловушки исчезают — появляются новые. Безопасные места становятся непроходимыми, и путь делается то простым и лёгким, то запутывается до невозможности! Это — Зона. Может даже показаться, что она капризна, но в каждый момент она такова, какой мы её сами сделали… своим состоянием. Не скрою, были случаи, когда людям приходилось возвращаться с полдороги, не солоно хлебавши. Были и такие, которые… гибли у самого порога Комнаты. Но все, что здесь происходит, зависит не от Зоны, а от нас!
- Сталкер: Вот вы говорили о смысле… нашего… жизни… бескорыстности искусства… Вот, скажем, музыка… Она и с действительностью-то менее всего связана, а если и связана, то безыдейно, механически, пустым звуком, без ассоциаций. И тем не менее музыка каким-то чудом проникает в самую душу! Что же резонирует в нас в ответ на приведённый к гармонии шум? И превращает его для нас в источник высокого наслаждения… И объединяет… И потрясает! Для чего все это нужно? И, главное, кому? Вы ответите: никому. И… И ни для чего, так. Бескорыстно. Да нет… вряд ли… Ведь всё, в конечном счете, имеет свой смысл… И смысл, и причину…
- Сталкер: Пусть исполнится то, что задумано. Пусть они поверят. И пусть посмеются над своими страстями; ведь то, что они называют страстью, на самом деле не душевная энергия, а лишь трение между душой и внешним миром. А главное, пусть поверят в себя и станут беспомощными, как дети, потому что слабость велика, а сила ничтожна…
- Сталкер: Разве может быть счастье за счёт несчастья других?
- Сталкер: Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. Черствость и сила спутники смерти, гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому что отвердело, то не победит.
Диалоги
[править]- Писатель: Дорогая моя! Мир непроходимо скучен, и поэтому ни телепатии, ни привидений, ни летающих тарелок… ничего этого быть не может. Мир управляется чугунными законами, и это невыносимо скучно. И законы эти — увы! — не нарушаются. Они не умеют нарушаться. И не надейтесь на летающие тарелки. Это было бы слишком интересно.
Дама: А как же Бермудский треугольник? Вы же не станете спорить, что…
Писатель: Стану. Спорить. Нет никакого Бермудского треугольника. Есть треугольник а бэ цэ, который равен треугольнику а-прим бэ-прим цэ-прим. Вы чувствуете, какая унылая скука заключена в этом утверждении? Вот в средние века было интересно. В каждом доме жил домовой, в каждой церкви — Бог… Люди были молоды! А теперь каждый четвёртый — старик. Скучно, мой ангел, ой как скучно.
Дама: Но вы же сами говорили, что Зона — порождение сверхцивилизации, которая…
Писатель: Тоже, наверное, скука. Тоже какие-нибудь законы, треугольники, и никаких тебе домовых, и уж, конечно, никакого Бога. Потому что если Бог — это тот самый треугольник… хм, то я уж просто и не знаю… - Профессор: И о чем же вы пишете?
Писатель: Ой, о читателях.
Профессор: Ну очевидно, ни о чем другом и писать не стоит…
Писатель: Ну конечно. Писать вообще не стоит. Ни о чем. А вы что… химик?
Профессор: Скорее, физик.
Писатель: Тоже, наверное, скука. Поиски истины. Она прячется, а вы её всюду ищете, то здесь копнёте, то там. В одном месте копнули — ага, ядро состоит из протонов! В другом копнули — красота: треугольник а бэ цэ равен треугольнику а-прим бэ-прим цэ-прим. А вот у меня другое дело. Я эту самую истину выкапываю, а в это время с ней что-то такое делается, что выкапывал-то я истину, а выкопал кучу, извините… не скажу чего. Вам-то хорошо! А вот стоит в музее какой-нибудь античный горшок. В своё время в него объедки кидали, а нынче он вызывает всеобщее восхищение лаконичностью рисунка и неповторимостью формы. И все охают, ахают… А вдруг выясняется, что никакой он не античный, а подсунул его археологам какой-нибудь шутник… Веселья ради. Аханье, как ни странно, стихает. Ценители…
Профессор: И вы все время об этом думаете?
Писатель: Боже сохрани! Я вообще редко думаю. Мне это вредно…
Профессор: Ведь невозможно писать и при этом все время думать об успехе или, скажем, наоборот, о провале.
Писатель: Натюрлих! Но с другой стороны, если меня не будут читать через сто лет, то на кой мне хрен тогда вообще писать?
- Писатель:Мы-то ладно, главное - профессорский мешок с подштанниками цел остался!
Профессор: Ну и не суйте свой нос в чужие подштанники, если не понимаете.
Писатель:А что тут понимать, собственно? Подумаешь, бином Ньютона... Тоже мне - психологические бездны. В институте мы на плохом счету, средств на экспедицию нам не дают. Эх.. набьем-ка мы наш рюкзак всякими манометрами-дерьмометрами, проникнем в Зону нелегально... И все здешние чудеса поверим алгеброй. Никто в мире про Зону понятия не имеет. И тут, конечно, сенсация! Телевидение, поклонницы кипятком писают, лавровые веники несут... появляется наш Профессор весь в белом и объявляет: мене-мене, текел, упарсин. Ну, натурально, все разевают рты, хором кричат: Нобелевскую ему!..
Профессор: Писателишка вы задрипанный, психолог доморощенный. Вам бы стены в сортирах расписывать, трепло бездарное.
Писатель:Вяло. Вяло! Не умеете! Не знаете вы, как это делается.
Профессор: Ну хорошо. Я иду за Нобелевской премией, ладно. А вы за чем поспешаете? Хотите одарить человечество перлами своего покупного вдохновения?
Писатель:Плевал я на человечество. Во всем вашем человечестве меня интересует только один человек. Я то есть. Стою я чего-нибудь, или я такое же дерьмо, как некоторые прочие.
Профессор: А если вы узнаете, что вы в самом деле...
Писатель: Знаете что, господин Эйнштейн? Не желаю я с вами спорить. В спорах рождается истина, будь она проклята.
- Писатель: Профессор, послушайте.
Профессор: Ну?
Писатель: Я вот все насчёт покупного вдохновения. Положим, войду я в эту Комнату и вернусь в наш Богом забытый город гением. Вы следите?.. Но ведь человек пишет потому, что мучается, сомневается. Ему все время надо доказывать себе и окружающим, что он чего-нибудь да стоит. А если я буду знать наверняка, что я — гений? Зачем мне писать тогда? Какого рожна? А вообще-то я должен сказать, э, существуем мы для того, чтобы…Во всяком случае, вся эта ваша технология… все эти домны, колеса… и прочая маета-суета — чтобы меньше работать и больше жрать — все это костыли, протезы. А человечество существует для того, чтобы создавать… произведения искусства… Это, во всяком случае, бескорыстно, в отличие от всех других человеческих действий. Великие иллюзии… Образы абсолютной истины… Вы меня слушаете, Профессор?
Профессор: О каком бескорыстии вы говорите? Люди ещё с голоду мрут. Вы что, с Луны свалились? - Сталкер: Ну и везёт же вам! Боже мой… да теперь… Теперь вы сто лет жить будете!
Писатель: Да, а почему не вечно? Как Вечный Жид? - Писатель: Вуаля! Перед нами новое изобретение профессора Профессора! Прибор для исследования человеческих душ! Душемер!
Профессор: Это всего-навсего бомба.
Сталкер: Что-что?
Писатель: Шутка…
Профессор: Нет, просто бомба. Двадцать килотонн.
Писатель: Зачем?
Профессор: Мы собрали её… с друзьями, с бывшими моими… коллегами. Никому, как видно, никакого счастья это место не принесёт. (Набирает шифр. Заканчивает сборку.) А если попадёт в дурные руки… Впрочем, я теперь уже и не знаю. Нам тогда пришло в голову… что разрушать Зону все-таки нельзя. Если это… Если это даже и чудо — это часть природы, а значит, надежда в каком-то смысле. Они спрятали эту мину… А я её нашёл. Старое здание, четвёртый бункер. Видимо, должен существовать принцип… никогда не совершать необратимых действий. Я ведь понимаю, я ведь не маньяк (вздыхает), но пока эта язва здесь открыта для всякой сволочи… ни сна, ни покоя. Или, может быть, сокровенное не позволит? А? - Писатель: Неужели вы верите в эти сказки?
Профессор: В страшные — да. В добрые — нет. А в страшные — сколько угодно! - Сталкер: Если б вы только знали, как я устал! Одному Богу известно! И ещё называют себя интеллигентами. Эти писатели! Учёные! Они же не верят ни во что. У них же… орган этот, которым верят, атрофировался! За ненадобностью!.. Боже мой, что за люди… Ты же видела их, у них глаза пустые. Они ведь каждую минуту думают о том, чтобы не продешевить, чтобы продать себя подороже! Чтоб им все оплатили, каждое душевное движение! Они знают, что «не зря родились»! Что они «призваны»! Они ведь живут «только раз»! Разве такие могут во что-нибудь верить? И никто не верит. Не только эти двое. Никто! Кого же мне водить туда? О, Господи… А самое страшное… что не нужно это никому. И никому не нужна эта Комната. И все мои усилия ни к чему! Не пойду я туда больше ни с кем.
Жена (жалостливо): Ну… Ну хочешь, я пойду с тобой? Туда? Хочешь?
Сталкер: Куда?
Жена: Думаешь, мне не о чем будет попросить?
Сталкер: Нет… Это нельзя…
Жена: Почему?
Сталкер: Нет-нет… А вдруг у тебя тоже ничего… не выйдет. - Сталкер: Ничего не осталось у людей на земле больше… Это ведь единственное… единственное место, куда можно прийти, если надеяться больше не на что. Ведь вы же пришли! Зачем вы уничтожаете веру?
Писатель: Да помолчи ты! Я же тебя насквозь вижу! Плевать ты хотел на людей! Ты же деньги зарабатываешь на нашей тоске! Да не в деньгах даже дело! Ты же здесь наслаждаешься, ты же здесь царь и бог! Ты, лицемерная гнида, решаешь, кому жить, а кому умереть! Я понимаю, почему ваш брат сталкер в комнату никогда не входит. А зачем? Вы же здесь властью упиваетесь, тайной, авторитетом. Какие уж тут еще могут быть желания?
Сталкер: …Да, Вы правы, я гнида, я ничего не сделал, но в этом мире я ничего не могу сделать. Я и жене не смог ничего дать, и друзей у меня нет и быть не может, но моего вы у меня не отнимайте, у меня и так уж все отняли там… За колючей проволокой. Все моё здесь, понимаете? Здесь, в Зоне. Счастье мое, свобода моя, достоинство — все здесь. Я ведь привожу сюда таких же, как я — несчастных, замученных. Им не на что больше надеяться, а я могу — понимаете? — я могу им помочь! Никто не может, а я — гнида! — я могу! И от счастья плакать готов, что могу им помочь. Ничего не хочу больше. - Писатель: Вот почему, по-твоему, повесился Дикобраз?
Сталкер: Он в зону пришел с корыстной целью, и брата своего загубил в мясорубке, поэтому и повесился.
Писатель: Это я понимаю, а почему он все-таки повесился? Почему еще раз в Зону не пошел, на это раз не за деньгами, а за братом? Как раскаялся?
Сталкер: Он хотел, он… Я не знаю, через несколько дней он повесился.
Писатель: Ведь здесь он понял, что не просто желания, а сокровенные желания исполняются… Да здесь сбудется то, что натуре твоей соответствует, сути! О которой ты понятия не имеешь, а она возьмет и проявится… Дикобраза не алчность одолела. Да он у этой лужи на коленях ползал, брата вымаливал. А получил кучу денег. И ничего иного получить не мог. Потому что Дикобразу — Дикобразово. А совесть, душевные муки — это все придумано, от головы.
О фильме
[править]Что касается идеи «Сталкера», то её нельзя вербально сформулировать. <…> это трагедия человека, который хочет верить, хочет заставить себя и других во что-то верить. Для этого он ходит в Зону. <…> В насквозь прагматическом мире он хочет заставить кого-то во что-то поверить, но у него ничего не получается. Он никому не нужен, и это место — Зона — тоже никому не нужно. То есть фильм о победе материализма…[1] | |
| — Андрей Тарковский, слова О. Сурковой 5 декабря 1978 |
Мне важно установить в этом фильме то специфически человеческое, нерастворимое, неразложимое, что кристаллизуется в душе каждого и составляет его ценность. Ведь при всём том, что внешне герои, казалось бы, терпят фиаско, на самом деле каждый из них обретает нечто неоценимо более важное: веру, ощущение в себе самого главного. Это главное живёт в каждом человеке.[2] | |
| — Андрей Тарковский |
… Тарковский сделал из «Пикника на обочине» такой паштет, который никто не понимает, но он в самый раз печальный и понурый. | |
| — «Беседы со Станиславом Лемом» (гл. «Кинематографические разочарования», 1981) |
… «Пикник на обочине» <…> был сильно переработан (и — на мой взгляд — ухудшен) в процессе превращения в сценарий для христианско-экзистенциалистского фильма… | |
| — Дарко Сувин, «О научно-фантастическом творчестве братьев Стругацких», 1988 |
Фильм суммирует всё накопленное режиссёром мастерство. <…> Мир «Сталкера» в своей обыденности, скудости, выморочности приведен к той степени единства и напряжённости, когда он почти перестает быть «внешним» миром и предстает как пейзаж души после исповеди. Кажется даже, что комплекс постоянных тем и изобразительных мотивов, обуревавших режиссёра долгие годы, реализованный им до конца, исчерпанный и отданный экрану, из «Сталкера» вычтен. За этот счет «Сталкер» выглядит гораздо целостнее, более сжато и едино, чем было «Зеркало». | |
| — Майя Туровская, «7 1/2, или Фильмы Андрея Тарковского», 1991 |
… на мой взгляд, лучший фантастический фильм всех времён и народов. С ним даже нечего сравнить. (<…> Я не вижу в нём ничего мистического, зато там очень много выстраданного и человеческого.) И хотя автором этого гениального фильма <…> справедливо считается Андрей Тарковский, но когда я слышу с экрана отчаянные монологи героев, то отчётливо различаю хорошо мне знакомые интонации Бориса и Аркадия. | |
| — Всеволод Ревич, «Дон Румата с проспекта Вернадского», 1995 |
Сталкер-юродивый, придуманный братьями Стругацкими, поднят Тарковским на невиданную нравственную высоту. Он становится настоящим духовным учителем, прекрасным блаженным, он даже несколько христоморфен. | |
| — Дмитрий Володихин, Геннадий Прашкевич, «Братья Стругацкие», 2011 |
Когда мы начали работать, Тарковский ещё точно не знал, что ему нужно. Тарковскому нужно было показать поход людей за счастьем и разочарование в этом самом счастье, которое возникает во время похода. Вот мы и сделали четыре или пять <…> фантастических вариантов сценария… <…> | |
| — интервью «В подвале у Романа», 17 марта 1982 |
При обработке отснятой плёнки проявочная машина дала сбой <…>. У Андрея погибла половина отпущенной ему плёнки и безвозвратно сгинули две трети отпущенных на фильм денег. В Госкино вежливо, но категорически отказались компенсировать ему эти потери. Ему вкрадчиво предложили посчитать загубленную плёнку за нормально проявленную и продолжать съёмку, а когда он наотрез отказался, дали понять, что готовы все потери щедрой рукой списать по параграфу о творческой неудаче, если, конечно, он плюнет на фильм и займётся чем-нибудь другим. | |
| — «Каким я его знал» |
Примечания
[править]- ↑ Ольга Суркова. Хроники Тарковского. «Сталкер» // Искусство кино. — 2002. — № 10.
- ↑ Андрей Тарковский о киноискусстве // Мир и фильмы Андрея Тарковского. — М.: Искусство, 1991. — С. 322. — 50 000 экз. — ISBN 5-210-00150-4
- ↑ Огонёк. — 1987. — № 29.