Брет Истон Эллис

	Брет Истон Эллис
	Статья в Википедии
	Медиафайлы на Викискладе

Брет Истон Эллис (англ. Bret Easton Ellis, р. 1964) — американский писатель.

Информаторы

Я на минуту засыпаю рядом с ним, потом просыпаюсь, но глаз не открываю. Дышу ровно и чувствую, как два сухих пальца скользят по ноге. Лежу совсем неподвижно, не открываю глаз, Дэнни трогает меня – без малейшего жара, – а потом нежно взбирается сверху, и я лежу совсем неподвижно, но вскоре приходится открыть глаза, потому что я слишком тяжело дышу. В ту же секунду Дэнни слабеет, скатывается. Когда я просыпаюсь среди ночи, его нет. Его зажигалка – золотой пистолетик – лежит на тумбочке возле бутылки и большого бокала, и я вспоминаю: когда Дэнни мне ее показал, я решила, он и вправду выстрелит, но он не выстрелил, и я почувствовала, как жизнь обернулась разочарованием, и глядя ему в глаза – этот взгляд, что меняется необъяснимо, эти озера, неспособные помнить, – я ныряла в них все глубже, пока не утешилась.
Попытайся вообразить, что снится слепому.
– Я не хочу в пятницу вечером на прием к Шроцесам, – тихо говорю я, выдыхая.

Уильям смотрит на меня, прикуривает и так же тихо спрашивает, глядя мне в глаза: – А чего ты хочешь? Спать? Валяться у бассейна? Туфли пересчитывать?

Я наполняю пластиковый шприц инсулином, и приходится отгонять искушение пустить воздух, вонзить в вену, глядеть, как искажается его лицо, как рушится на пол тело. Уильям закатывает рукав до плеча. Я втыкаю иглу и говорю:

– Говнюк. – А Уильям смотрит в пол и отвечает: – Не хочу больше разговаривать. – Мы одеваемся в тишине и уезжаем на прием.

Мне всё кажется, что люди становятся менее люди и более животные. Меньше думают, меньше чувствуют, живут на очень примитивном уровне. Интересно, что мы с тобой в жизни увидим? Кажется, все так безнадежно, но надо бороться, Шон. (Говорю же, я в философию ударилась.) Наверное, никуда не деться: мы – продукт нашего времени, ведь так?

Ниже нуля

На улицах Лос-Анджелеса люди боятся слиться с толпой.
Я редко смотрю на родителей, все время провожу рукой по волосам, и мне очень не хватает кокаина, да чего угодно, чтобы пройти через это; окидываю взглядом ресторан, заполненный только наполовину, люди едва бормочут, но шепот как-то доносится, и я осознаю: все сводится к тому, что я – восемнадцатилетний мальчик с трясущимися руками, светлыми волосами, зачатками загара, полуудолбанный, который сидит в «Чейзене» на углу Доэни и Беверли и ждет, когда отец спросит его, чего он хочет на Рождество.
– Клей, ты когда-нибудь меня любил?

Я изучаю афишу, говорю, мол, не расслышал, что она сказала. – Я спросила: ты когда-нибудь любил меня? На террасе солнце бьет мне в глаза; ослепший на мгновение, я вижу себя очень ясно. Я вспоминаю первый раз, когда мы занимались любовью в доме в Палм-Спрингс, ее загорелое, мокрое тело на прохладной белой простыне. – Не делай этого, Блер, – говорю я. – Скажи мне. Я молчу. – Слишком сложный вопрос? Я смотрю на нее в упор. – Да или нет? – Зачем? – Черт возьми, Клей, – вздыхает она. – Да, пожалуй, наверно. – Не лги мне. – Да что ты, блин, хочешь услышать?! – Просто ответь мне, – говорит она, уже громче. – Нет. – Я почти ору. – Никогда. – Едва не начинаю смеяться. Она, задерживая дыхание, цедит: – Спасибо. Вот все, что я хотела знать.

Исчезни здесь.

Американский психопат

Вот география моей действительности: у меня никогда не было и в мыслях, что люди — хорошие, что человек способен измениться, или что мир можно сделать лучше, если получать удовольствие от чувств, взглядов и жестов, от любви и доброты другого человека. Не было ничего положительного, термин «великодушие» ничего не значил, был своего рода избитым анекдотом. Секс — это математика. Индивидуальность больше не имеет значения. Что такое ум? Чёткие доводы. Страсть бессмысленна. Мысль не панацея. Правосудие мертво. Страх, взаимные обвинения, симпатии, вина, тщетность, неудача, скорбь — чувства, которых на самом деле не испытываешь. Переживания бессмысленны, мир стал бесчувственным. Единственное постоянство — зло. Бог умер. Любви нельзя доверять.
Меня просто нет. Я не имею значения ни на каком уровне. Я — фальшивка, аберрация. Я — невозможный человек. Моя личность поверхностна и бесформенна, я глубоко и устойчиво бессердечен. Совесть, жалость, надежды исчезли давным-давно (вероятно, в Гарварде), если вообще когда-нибудь существовали. Границы переходить больше не надо. Я превзошел всё неконтролируемое и безумное, порочное и злое, все увечья, которые я нанес, и собственное полное безразличие. Хотя я по-прежнему придерживаюсь одной суровой истины: никто не спасётся, ничто не искупит. И всё же на мне нет вины. Каждая модель человеческого поведения предполагает какое-то обоснование. Разве зло — это мы? Или наши поступки? Я испытываю постоянную острую боль, и не надеюсь на лучший мир, ни для кого. На самом деле мне хочется передать мою боль другим. Я хочу, чтобы никто не избежал её.
Я находчив. Я личность творческая. Я молод, беспринципен, высоко мотивирован и хорошо образован. В сущности, я утверждаю, что общество не может позволить себе потерять меня. Я - его актив.
Ничто не могло смягчить меня. Вскоре все стало казаться скучным: очередной рассвет, жизни героев, влюбленности, войны, открытия, которые люди делали насчет друг друга. Единственное, что мне не наскучило, – это мысль о том, как много денег сделал Тим Прайс, и все же со временем наскучило и это. Во мне не было ясных эмоций, только алчность и, кажется, безграничное отвращение. Я обладал всеми свойствами человеческого существа – плотью, кровью, кожей, волосами, – но разрушение моей личности зашло так далеко, что способность к обычному состраданию исчезла, – я намеренно медленно уничтожил ее. Я был просто подделкой, грубой копией человеческого существа, функционировал лишь слабый кусочек моего мозга.

Гламорама

Да, сейчас вот всё это брошу и пойду кормить бездомных. Сейчас всё это брошу и отправлюсь учить орангутангов языку жестов. Буду ездить на велосипеде по сельской местности с блокнотом под мышкой. Или чем ещё я должен заняться? Способствовать улучшению межрасовых отношений в этой стране? Баллотироваться на пост президента? Читай по губам мой ответ: я тебя умоляю!
— Мелочное уродство нашего существования кажется столь ничтожным перед лицом всех этих красот природы, — сказал я.
— Ой, зайка, посмотри! У тебя за спиной куст в виде Элтона Джона! — откликнулась Хлое.
Элегантный костюм, пустая болтовня, модная причёска, постоянное беспокойство о том, считают ли тебя достаточно знаменитым или, достаточно крутым, или в достаточно хорошей форме…-всё это не признаки мудрости, это дурные предзнаменования
– Зайка, я – твой лучший друг, так почему бы…

– Зеркало – твой лучший друг, Виктор.

Без нас этот мир — лишь куча мусора.
Потому что понимаешь, что, общаясь с тупицами, начинаешь сам себе казаться очень умным, — объясняет она. — По моему, в этом заключается весь смысл высшего образования.
…и я никак не могу определить, то ли этим людям на все на свете наплевать, то ли они просто ужасно скучают.
Зайка, мы всего лишь отражение нашего времени.
Для того чтобы научить мир чему-то, ты должен преподать ему урок
Зайка, Джордж Вашингтон тоже был террористом.
Реальность — это тоже галлюцинация.
Мы будем скользить по поверхности вещей.
Я взираю некоторое время в пустоту или в то, что мне кажется пустотой, пока наконец не решаюсь произнести:

– Не следует, как правило, ожидать слишком многого от людей, дорогая, – а затем целую Хлое в щечку. – Я только что закончила краситься, так что ты все равно не заставишь меня заплакать.

В первое мгновение я был смущен тем, как в этом мире относились к любви: любимых бросали, просто потому что они оказывались слишком старыми, или слишком толстыми, или слишком бедными, слишком волосатыми или недостаточно волосатыми, недостаточно гладкими или недостаточно мускулистыми, безвкусными или не очень стильными и, наконец, потому что они были недостаточно продвинуты или недостаточно знамениты. Выбирая любимых, следовало принимать во внимание все эти моменты. И выбирая друзей — тоже. И если я хотел чего то добиться в этом обществе, я должен был принимать правила игры. Когда я посмотрел на Хлое, она пожала плечами. Я не отвел взгляда и тогда она сказала мне одними губами: «Не… упускай… шанс». Со слезами на глазах — потому что мир, в котором я родился, приучил меня считать неоспоримым фактом то, что физическая красота — это признак душевного совершенства — я отвернулся и пообещал сам себе, что стану жестоким, безразличным и бесконечно крутым.

Лунный парк

Меня поносили все кому не лень, при том что книга продавалась миллионными тиражами, а моя популярность достигла уровня звёзд кино и спорта. Меня принимали всерьёз. Я был шуткой. Я — это авангард. Я — традиционалист. Я недооценён. Я переоценён. Я ни в чём не виновен. Я несу частичную ответственность. Я сам срежиссировал дискуссию. Я ничего не способен срежиссировать. Я — главный женоненавистник американской литературы. Я — жертва расцветающей культуры политкорректности. Споры бушевали всё с новой силой, и даже война в Персидском заливе не смогла отвлечь общество от Патрика Бэйтмена и его извращённой жизни, которая пугала, волновала и очаровывала. Я заработал больше денег, чем мог потратить. Это был год тотальной ненависти.

Я был не натурал, не педик, не би, я уже сам не понимал, кто я есть. Но я сам был в этом виноват, и по большому счёту меня забавлял тот факт, что людям действительно небезралично, с кем я сплю. Какая разница? Я был загадкой, тайной, вот что имело значение — вот что продавало книжки, что делало меня ещё более знаменитым. То была пропаганда с целью усугубить и без того шикарный образ автора как симпатичного молодого плейбоя.

Источники цитат

Брет Истон Эллис. Американский психопат. / Пер. с англ. В.Ярцева, Т.Покидаевой. — Москва: Адаптек/T-ough press, 2003. — 544 с. — (Overdrive). ISBN 5-93827-004-9
Брет Истон Эллис. Гламорама. / Пер. с англ. И.Кормильцева. — Москва: Торнтон и Сагден, 2004. — 640 с. ISBN 5-93923-027-X
Брет Истон Эллис. Ниже нуля. / Пер. с англ. В.Ярцева. - Москва: Эксмо, 2007.
Брет Истон Эллис. Информаторы. / Пер. с англ. А. Грызуновой. - Москва: Эксмо, 2004. - 304 с.
Брет Истон Эллис. Лунный парк. / Пер. с англ. Д.Симановского. — Москва: Эксмо; Санкт-Петербург: Домино, 2007. — 480 с. — (Интеллектуальный бестселлер). ISBN 978-5-699-22252-0