— Так что там случилось с чайкой?
— Вы слышали?
— Ну так.
— Она, трепеща, умерла в камышах.
— Я уезжаю. Вернусь через 3 недели. За тобой. Поедешь со мной?
— Да.
— ...к тому же получил новое назначение, на юго-восток. Будем жить в глуши. Тебя это не пугает?
— Меня?
— Господи, Александр Иванович, Вы, наверное, человек хороший, но Верочка же совершенно еще ребёнок. Она и здесь-то жизни никакой не видела...Ну...в какую-такую глушь?..
— Мама, ну что ты такое говоришь? Ты еще не поняла, наверное. Я люблю Александра Ивановича. И он меня. Мы теперь всегда будем вместе. Даже, если на краю света.
— Боишься меня?
— Немножко. Уже почти нет. Нет.
— Тогда иди ко мне.
— Можно я тебя буду называть Шуничка?
— Как?
— Ну Саша-Шуничка.
— Можно. Но только дома. Оговоришься хоть раз на людях — запрещу.
— Ну, жена, подавай обед.
— Обед? Какой обед?
— У тебя что, нет обеда?
— Нет, а как же я его могла приготовить? Ни продуктов, ни посуды. И соседка сказала — тревога, не жди...
— Верочка, ты молодая, неопытная, жила с мамой, я тебя не осуждаю. Но постарайся запомнить раз и навсегда что я тебе скажу: обязанность мужа — служить и приносить домой деньги, обязанность жены — вести дом. Не хватает чего-то, придумай где взять. У каждого из нас есть свои права. Моё право — придя со службы увидеть лицо жены без следов слёз. Признавайся, плакала сегодня?
— Да.
— Это твое дело. Можешь плакать сколько угодно и где угодно, но как только я вернулся домой, ты должна быть умыта, свежа и весела. Понимаешь?
— Шуничка, я больше не буду плакать. Никогда.
— Это не всё. Моё право мужа — вернуться домой, сесть и пообедать. Усвоила?
— Усвоила.
— И мне абсолютно всё равно из чего ты сделаешь обед. Но обед в этом доме должен быть каждый день. Независимо от тревог, учений и даже войны. Это мое право. Поняла?
— Поняла. Шуничка, я только одного понять не могу. Свои права ты перечислил. А где же мои права?
— У тебя одно право. Быть любимой.
— Сначала казалось, очень люблю. Теперь думаю, не очень. Так. . . ослепление, наваждение.
— А он?
— Говорил — любит. Врал. Не мешает, что курю?
— Да нет. Я привыкла. У меня муж курит. А кто он по специальности?
— По специальности он сволочь.
— Мне ничего не нужно, Шуничка, лишь бы дышать тобой. Господи, так бы и вросла в тебя. . .
— Ты моя победа. Единственная.
— Что ж ты у меня всё воюешь-то? Ведь война-то уже кончилась.
— Вон Рузвельт. Приказал американцам улыбаться, они послушались. И вышли из кризиса.
— Шуничка, у нас тоже что-то вроде кризиса намечается. Жировку за свет принесли, а деньги почти закончились.
— А вот это, мадам, не ваше дело. Ваше дело — сад, огород, кухня, белье. А платить, общаться с государством, строить, чинить — это мое. Раскладка прав и обязанностей та же, что и в армейской жизни. Ясно?
— Ясно. Разрешите идти за чаем?
— А я Вас знаю.
— Правда?А кто ж меня не знает. Меня любая собака знает. Шучу.
— Водочки?
— Да, непременно. Это мой единственный недостаток.
— Ты знаешь, Маш, я сейчас забылась на секундочку. И вижу, что мы с ним идем по берегу моря. Я говорю:Слава богу, ты не умер. Жив. Смотри, говорю, береги себя. А то опять умрешь.
— Астма у Маргариты Михайловны.
— Да, астма. Такое красивое слово, как астра.
— Господь наградит Вас за вашу доброту, Маргарита Михайловна.
— А как Вы думаете, он есть?
— Конечно есть. Как же иначе. Кто-то верит, кто-то нет. Важно ведь жить по закону.
— А что, по-вашему, жить по закону?
— По любви. Жить-не тужить. Никого не осуждать. Никому не досаждать. И наше Вам почтение.
— А завтра снова на работу и улыбаться.
— Твоя мама бы сказала — прими валерьянки и приди в себя, даю тебе 5 минут.
— Бывают такие люди — источники света. Вот Вы — такой источник.
