Забавы и обязанности научной фантастики

«Забавы и обязанности научной фантастики» (польск. Igraszki i powinności fantastyki naukowej) — послесловие Ежи Яжембского 1996 года к «Фантастике и футурологии» Станислава Лема.

Цитаты

Эта книга <…> сегодня остаётся на обочине широких дискуссий, в которых обсуждаются другие эссе Лема, и не может сравниться популярностью с «Суммой технологии» или «Философией случая». <…> Громадное эссе Лема является <…> очередной поразительной попыткой «охвата всего» — на этот раз в области литературы и литературного прогнозирования будущего, и стоит в неё вчитываться хотя бы потому, что она широко знакомит нас с творческим самоутверждением и позитивной программой одного из неоспоримых классиков научно-фантастической литературы в масштабе планеты, будучи как теорией, так и критикой жанра.

Książka ta <…> pozostaje dziś nieco na uboczu wielkich dyskusji, w które zaangażowane są inne eseje Lema, i popularnością nie może się równać z Summą technologiae czy Filozofią przypadku. <…> Ogromny esej Lema jest <…> kolejna frapująca próba „ogarnięcia wszystkiego” — tym razem na terenie literatury i literackiego prognozowania przyszłości, a warto się weń wczytywać już choćby dlatego, że zaznajamia nas obszernie z twórczą samoświadomością i pozytywnym programem jednego z niekwestionowanych klasyków literatury fantastycznonaukowej w skali globu, będąc zarówno teorią, jak i krytyką gatunku.

Я хотел бы отметить то, что является в «Фантастике и футурологии» характерным, и то, чем она отличается от нормы, что определяет оригинальность произведения и автора. Итак, во-первых: чтобы создать теоретические рамки для своих рассуждений, Лем весьма ограниченно использует существующий аппарат литературы о науке. Где-то там он, конечно, наличествует в виде фона — скорее как точка отсчёта, — но в принципе автор сам создаёт здесь некоторую систему теоретических понятий, служащих ему не только для размещения фантастики в пределах литературных жанров, но попросту для описания всей литературы как таковой. В рамках этого — структурального в общих контурах — аппарата появляются элементы, решительно новаторские в год возникновения книги. <…> автор нисколько не озабочен существующей в ту минуту, когда он писал книгу, теоретико-литературной модой и пытается разобраться со своими проблемами с помощью аналитического мышления и понятийного аппарата, позаимствованного сколь у литературоведов, столь и у семиотиков, информатиков и специалистов по теории игр.

Wolę więc tutaj zasygnalizować to, co w Fantastyce i futurologii charakterystyczne i odbiegające od normy, co decyduje o oryginalności dzieła i autora. Po pierwsze więc: aby stworzyć teoretyczne ramy dla swych rozważań, Lem w bardzo ograniczonej mierze korzysta z istniejącej aparatury nauki o literaturze. Gdzieś tam ona oczywiście istnieje w tle — jako punkt odniesienia — ale w gruncie rzeczy autor sam stwarza tu pewien system teoretycznych pojęć służących mu nie tylko do usytuowania fantastyki w obrębie gatunków literackich, ale wprost do opisu całej literatury jako takiej. W obrębie tej — strukturalistycznej w ogólnych zarysach — aparatury pojawiają się elementy zdecydowanie w roku powstania książki nowatorskie. <…> autor książki niewiele dba o istniejące w chwili, gdy pisał swą książkę, mody teoretycznoliterackie, próbuje zaś uporać się ze swym problemem z pomocą analitycznego umysłu i aparatury pojęciowej zapożyczonej tyleż od literaturoznawców, co od semiotyków, informatyków czy teoretyków gier.

Несмотря на теоретические поиски автора, «Фантастика и футурология» не является произведением, построенным в соответствии с какой-то принятой заранее, абстрактной концепцией <…>. Но в то же время «Фантастика и футурология» не является книгой, в которой верх взяло своеобразное очарование эмпирическим материалом, что авторов такого рода обзоров склоняет обычно к умножению различных конспектов и упоминанию сотен названий без должной заботы о дисциплине выводов. Лем попадает здесь в середину, но это не просто компромиссное решение, а попытка выстроить теорию, не только постоянно сопоставляемую с практикой, но и в какой-то мере содержащую требования, проектирующую фантастику более высшей, нежели заурядная, пробы. <…> Но не только о составлении истинной иерархии произведений и авторов идёт здесь речь. Лем в своей книге проектирует также некоторые «желаемые состояния» литературы science fiction, поэтому здесь постоянно идёт процесс сопоставления фактического состояния этой литературы с изложенными постулатами.

Mimo teoretycznych zapędów autora, Fantastyka i futurologia nie jest dziełem skonstruowanym podług jakiejś przyjętej z góry, abstrakcyjnej koncepcji <…>. Nie jest też Fantastyka i futurologia książką, w której górę bierze swoiste zauroczenie materiałem empirycznym, co autorów tego typu przeglądów skłania najczęściej do mnożenia rozlicznych streszczeń i przytaczania setek tytułów bez należytej dbałości o dyscyplinę wywodu. Lem trafia gdzieś w środek, ale nie jest to po prostu rozwiązanie kompromisowe, tylko próba skonstruowania teorii nie tylko stale konfrontowanej z praktyką, ale także w jakiejś mierze postulatywnej, projektującej fantastykę wyższej niż przeciętna próby. <…> Ale nie tylko o ułożenie właściwej hierarchii dzieł i autorów tu chodzi. Lem w swojej książce projektuje także pewne „stany pożądane” literatury science fiction, zachodzi więc tutaj stale proces przymierzania stanu faktycznego owej literatury do formułowanych pod jej adresem postulatów.

... особенности стилистики компендиума Лема <…> в огромной мере определяют привлекательность «Фантастики и футурологии». Ибо эта работа содержит все черты больших эссе Лема: очень объёмистая книга, хотя на первый взгляд и соответствует различным формальным правилам и кажется совершенно прозрачной, если посмотреть на неё со стороны содержания, внутри напоминает перепутанную чащу — мысленных сюжетов, тем, отступлений, литературных примеров. Здание лемовской теории очень просторно и структурой похоже на лабиринт, а из каждого закоулка его коридоров разрастается ещё бурная флора фабульных улочек. Чтение «Фантастики и футурологии» не имеет ничего общего с чтением специальных литературно-теоретических трудов — скорее это приключение в джунглях тем, концепций будущего мира, литературных идей, стилистик и т. д. Что особенно интересно — Лем не ограничивается здесь изложением чужих идей и книг, но и собственные произведения делает предметом анализа, выясняет источники своего вдохновения, идёт по следам собственной мысли и показывает, у каких мастеров учился. Поистине, ни один толкователь его произведения не может равнодушно пройти мимо этих признаний.

… cechy stylistyki kompendium Lema <…> w ogromnej mierze decydują o atrakcyjności Fantastyki i futurologii. Jest to bowiem dzieło noszące wszystkie cechy wielkich esejów Lema: potężna objętościowo księga, choć niby posłuszna jest rozlicznym rygorom formalnym, a widziana od strony spisu treści zdaje się całkiem przejrzysta i swym rygorem przypominająca prace naukowe, wewnątrz przypomina splątany gąszcz — myślowych wątków, tematów, dygresji, literackich przykładów. Gmach Lemowej teorii jest bardzo przestronny, by nie rzec — labiryntowy, a z każdego zakamarka jego korytarzy rozrasta się jeszcze bujna flora wątków fabularnych. Czytanie Fantastyki i futurologii nie ma więc wiele wspólnego z lekturą fachowych dzieł teoretycznoliterackich — jest raczej przygodą w dżungli tematów, koncepcji na temat przyszłości świata, pomysłów literackich, stylistyk itd. Co ciekawe szczególnie — Lem nie poprzestaje tu na referowaniu cudzych idei i książek, ale także własne utwory czyni przedmiotem analizy, docieka źródeł swych inspiracji, tropi drogi własnej myśli i wskazuje, u jakich mistrzów pobierał nauki. Zaiste, żaden interpretator jego dzieła nie może przejść obok tych wyznań obojętnie.

	По мнению [Лема], писатель-фантаст должен быть поставщиком «моделей мира», проектировщиком реальностей, отличных от нашей, но внутренне связанных, поддающихся тестам на логику и когерентность.
	Pisarz fantasta ma być, jego zdaniem, dostarczycielem „modeli światów”, projektantem rzeczywistości odmiennych od naszej, ale wewnętrznie spójnych, poddających się testom na logikę i koherencję.

	Его постулатов science fiction, как правило, никто одолеть не может, и, вероятно, не хочет <…>. Однако автор книги не скрывает, что — желая быть литературой всерьёз — фантастика обязана потягаться и с такой задачей.
	Jego postulatom science fiction z reguły nie potrafi sprostać i pewnie nie chce <…>. Autor książki nie ukrywa jednak, że fantastyka — jeśli tylko zamierza być literaturą serio — zmierzyć się musi i z takim zadaniem.

Перевод

Ю. Данилов, 2004 (с некоторыми уточнениями)

Литература

• Stanisław Lem. Fantastyka i futurologia t.3. — Warszawa: Interart, 1996. — 314 s. — Оригинал на официальном сайте Лема.