Он (Кафка)

«Он» — записи из дневника Франца Кафки 1920 года, посвящённые некоему «ему», вероятно, это метафорическое описание душевного состояния самого Кафки. Большая часть записей опубликована Максом Бродом в 1931 году под названиями «Он. Записи 1920 года» (нем. Er. Aufzeichnungen aus dem Jahre 1920) и «К серии „Он“» (Zu der Reihe «Er»).

Цитаты

Раньше он был частью монументальной группы. На каком-то возвышении в продуманном порядке стояли символы солдатских, художественных, научных, ремесленнических сословий. Он был одним из этого множества. Теперь же группа давно распалась, или, во всяком случае, он её покинул и в одиночку пробивается в жизни. У него нет даже прежней профессии, да он и забыл, кого он там представлял. Именно это забвение порождает известную грусть, неуверенность, беспокойство, известную тоску по прошедшим временам, омрачающую время настоящее. И тем не менее это тоска составляет важный элемент жизненной силы, а, может быть, и её самое. — 15 февраля

Er war früher Teil einer monumentalen Gruppe. Um irgendeine erhöhte Mitte standen in durchdachter Anordnung Sinnbilder des Soldatenstandes, der Künste, der Wissenschaften, der Handwerke. Einer von diesen vielen war er. Nun ist die Gruppe längst aufgelöst oder wenigstens er hat sie verlassen und bringt sich allein durchs Leben. Nicht einmal seinen alten Beruf hat er mehr, ja er hat sogar vergessen, was er damals darstellte. Wohl gerade durch dieses Vergessen ergibt sich eine gewisse Traurigkeit, Unsicherheit, Unruhe, ein gewisses die Gegenwart trübendes Verlangen nach den vergangenen Zeiten. Und doch ist dieses Verlangen ein wichtiges Element der Lebenskraft oder vielleicht sie selbst.

	Его мучает жажда, а от источника его отделяет только кустарник. Но он раздвоен, одна его часть окидывает взглядом всё в целом, другая же ничего не замечает, в лучшем случае лишь догадывается, что первая часть видит всё. Но поскольку он ничего не замечает, он и не может напиться. — 29 февраля
	Er hat Durst und ist von der Quelle nur durch ein Gebüsch getrennt. Er ist aber zweigeteilt, ein Teil übersieht das Ganze, sieht dass er hier steht und die Quelle daneben ist, ein zweiter Teil aber merkt nichts, hat höchstens eine Ahnung dessen, dass der erste Teil alles sieht. Da er aber nichts merkt, kann er nicht trinken.

10 января

	В его затылке вырезали сегментообразный кусок. Вместе с солнцем туда заглядывает весь мир. Это нервирует его, отвлекает от работы, кроме того, его злит, что именно он должен быть исключен из спектакля.
	Ein segmentartiges Stück ist ihm aus dem Hinterkopf herausgeschnitten. Mit der Sonne schaut die ganze Welt hinein. Ihn macht es nervös, es lenkt ihn von der Arbeit ab, auch ärgert er sich, dass gerade er von dem Schauspiel ausgeschlossen sein soll.

	Если на следующий день после освобождения чувство несвободы ещё остается неизменным, а то и усиливается и даже если настойчиво уверяют, что оно никогда не кончится, — это нисколько не опровергает предчувствия окончательного освобождения. Все это скорее необходимые предпосылки окончательного освобождения.
	Es ist keine Widerlegung der Vorahnung einer endgültigen Befreiung, wenn am nächsten Tag die Gefangenschaft noch unverändert bleibt oder gar sich verschärft oder selbst wenn ausdrücklich erklärt wird, dass sie niemals aufhören soll. Alles das kann vielmehr notwendige Voraussetzung der endgiltigen Befreiung sein.

	Он нашел архимедову точку, но использовал её против себя, — видимо, только при этом условии он и мог найти её
	Er hat den Archimedischen Punkt gefunden, hat ihn aber gegen sich ausgenützt, offenbar hat er ihn nur unter dieser Bedingung finden dürfen

13 января

Всё, что он делает, кажется ему, правда, исключительно новым, но соответственно этому немыслимому изобилию нового оно кажется и исключительно дилетантским, едва выносимым, неспособным обрести исторический характер, взорвав цепь поколений, оборвав впервые до самых глубин музыку мира, до сих пор, по крайней мере, смутно осознаваемую. При всём своём высокомерии он порой больше боится за мир, чем за себя.

Alles was er tut, kommt ihm zwar außerordentlich neu vor, aber auch entsprechend dieser unmöglichen Fülle des Neuen außerordentlich dilettantisch, kaum einmal erträglich, unfähig historisch zu werden, die Kette der Geschlechter sprengend, die bisher immer wenigstens zu ahnende Musik der Welt zum erstenmal bis in alle Tiefen hinunter abbrechend. Manchmal hat er in seinem Hochmut mehr Angst um die Welt als um sich.

С тюрьмой он примирился бы. Закончить свои дни заключенным — это было бы целью жизни. Но тут была решетчатая клетка. Равнодушно, властно, словно у себя дома, втекал через решетку шум мира, заключенный, собственно говоря, был свободен, он мог во всем участвовать, ничто его не обходило, он мог даже покинуть клетку, прутья решетки находились друг от друга на метровом расстоянии, да он и не был заключенным.

Mit einem Gefängnis hätte er sich abgefunden. Als Gefangener enden — das wäre eines Lebens Ziel. Aber es war ein Gitterkäfig. Gleichgültig, herrisch, wie bei sich zuhause strömte durch das Gitter aus und ein der Lärm der Welt, der Gefangene war eigentlich frei, er konnte an allem teilnehmen, nichts entgieng ihm draußen, selbst verlassen hätte er den Käfig können, die Gitterstangen standen ja meterweit auseinander, nicht einmal gefangen war er.

	У него было чувство, будто он загораживает себе дорогу тем, что живёт. Но в этом препятствии он опять-таки черпал доказательство того, что он живёт.
	Er hat das Gefühl, dass er sich dadurch dass er lebt den Weg verstellt. Aus dieser Behinderung nimmt er dann wieder den Beweis dafür, dass er lebt.

14 января

	Себя он знает, другим верит — это противоречие распиливает всё на части.
	Sich kennt er, den andern glaubt er, dieser Widerspruch zersägt ihm alles.

	Он живёт в каком-то рассеянии. Составляющие его элементы, словно вольно живущая орда, бродят по миру. И только потому, что и его комната относится к миру, он иногда видит их вдали. Как же ему нести за них ответственность? Да и можно ли ещё называть это ответственностью?
	Er lebt in der Zerstreuung. Seine Elemente, eine frei lebende Horde, umschweifen die Welt. Und nur weil auch sein Zimmer zur Welt gehört sieht er sie manchmal in der Ferne. Wie soll er für sie die Verantwortung tragen? Heißt das noch Verantwortung?

	Всего, даже самого привычного, скажем обслуживания в ресторане, он должен добиваться с помощью полиции. Это лишает жизнь всякой приятности.
	Alles; selbst das Gewöhnlichste, etwa das Bedientwerden in einem Restaurant muß er sich erst mit Hilfe der Polizei erzwingen. Das nimmt dem Leben alle Behaglichkeit.

17 января

	Его собственная лобная кость преграждает ему дорогу (он в кровь разбивает себе лоб о собственный лоб)
	Sein eigener Stirnknochen verlegt ihm den Weg (an seiner eigenen Stirn schlägt er sich die Stirn blutig)

На этой земле он чувствует себя заключённым, ему тесно, на него нападают грусть, слабость, болезни, галлюцинации заключённых, его не может утешить никакое утешение, именно потому что это только утешение, слабое, причиняющее головную боль, утешение перед лицом грубого факта заключения. Но когда у него спрашивают, чего он, собственно, хочет, он не может ответить, ибо — и это одно из его сильнейших доказательств — он не имеет представления о свободе.

Er fühlt sich auf dieser Erde gefangen, ihm ist eng, die Trauer, die Schwäche, die Krankheiten, die Wahnvorstellungen der Gefangenen brechen bei ihm aus, kein Trost kann ihn trösten, weil es eben nur Trost ist, zarter kopfschmerzender Trost gegenüber der groben Tatsache des Gefangenseins. Fragt man ihn aber, was er eigentlich haben will, kann er nicht antworten denn er hat — das ist einer seiner stärksten Beweise — keine Vorstellung von Freiheit.

	Кто-то оспаривает несчастье, ссылаясь на солнце, он же оспаривает солнце, ссылаясь на несчастье.
	Manche leugnen den Jammer durch Hinweis auf die Sonne, er leugnet die Sonne durch Hinweis auf den Jammer.

У него два противника, один изначально напирает на него сзади, другой преграждает дорогу вперед. Он борется с обоими. В сущности, первый поддерживает его в борьбе со вторым, ибо хочет протолкнуть его вперед, и так же первый поддерживает его в борьбе со вторым, ибо гонит назад. Но все это имеет лишь теоретический смысл, потому что на самом деле здесь не только эти два противника, но ещё и он сам, а кому, собственно, известны его намерения?

Er hat zwei Gegner, der Erste bedrängt ihn von rückwärts vom Ursprung her, der Zweite verwehrt ihm den Weg nach vorne. Er kämpft mit beiden. Eigentlich unterstützt ihn der Erste im Kampf mit dem Zweiten, denn er will ihn nach vorne drängen und ebenso unterstützt ihn der Zweite im Kampf mit dem Ersten, denn er treibt ihn doch zurück. So ist es aber nur teoretisch, denn es sind ja nicht nur die 2 Gegner da, sondern auch noch er selbst und wer kennt eigentlich seine Absichten?

	У него много судей, они словно стая птиц, сидящих на одном дереве. Голоса перебивают друг друга, чинов и компетенций не разобрать, к тому же они постоянно меняются местами. И все же некоторых можно распознать
	Er hat viele Richter, sie sind wie ein Heer von Vögeln, das in einem Baum sitzt. Ihre Stimmen gehen durcheinander, die Rangs— und Zuständigkeitsfragen sind nicht zu entwirren, auch werden die Plätze fortwährend gewechselt. Einzelne erkennt man aber doch wieder heraus

19 февраля

	Моя тюремная камера — моя крепость.
	Meine Gefängniszelle — meine Festung.

	Ему всё дозволено, не дозволено только забыться, а значит — все запрещено, за исключением того, что в данный момент необходимо.
	Alles ist ihm erlaubt nur das Sich-vergessen nicht, womit allerdings wieder alles verboten ist bis auf das eine, für das Ganze augenblicklich Notwendige.

	Ограниченность сознания — это социальное требование, все добродетели индивидуальны, все пороки социальны; то, что считается социальной добродетелью, например любовь, бескорыстие, справедливость, самопожертвование, это лишь «удивительным образом» ослабленные социальные пороки.
	Die Enge des Bewußtseins ist eine sociale Forderung Alle Tugenden sind individuell, alle Laster social; was als sociale Tugend gilt, etwa Liebe, Uneigennützigkeit, Gerechtigkeit, Opfermut, sind nur "erstaunlich" abgeschwächte sociale Laster.

	Разница между «да» и «нет», которые он говорит своим современникам и каждому, кому, собственно, мог бы их сказать, должна бы соответствовать разнице между смертью и жизнью; но об этом он тоже может лишь догадываться.
	Der Unterschied zwischen dem "Ja und Nein" das er seinen Zeitgenossen sagt und jenem das er eigentlich zu sagen hätte, dürfte dem von Tod und Leben entsprechen; ist auch nur ebenso ahnungsweise für ihn faßbar.

Причина того, что потомки судят о человеке более правильно, чем современники, заключается в самих мертвецах. Человек раскрывается в своём своеобразии лишь после смерти, когда он остаётся один. Быть мёртвым для человека значит то же, что субботний вечер для трубочиста, — с тела смывается копоть. Становится очевидным, кто кому больше вредил — современники ему или он современникам; если верно второе, значит, он был великим человеком.

Die Ursache dessen, dass das Urteil der Nachwelt über den Einzelnen richtiger ist als das der Zeitgenossen liegt im Toten. Man entfaltet sich in seiner Art erst nach dem Tode, erst wenn man allein ist. Das Totsein ist für den Einzelnen wie der Samstagabend für den Kaminfeger, sie waschen den Ruß vom Leibe. Es wird sichtbar ob die Zeitgenossen ihm oder er den Zeitgenossen mehr geschadet hat, im letzteren Fall war er ein großer Mann.