Петербургские нравы (Сенковский)

«Петербургские нравы» — цикл из 7 нравственно-сатирических очерков Осипа Сенковского 1832-1833 годов.

Цитаты

• см. «Арифметика», 1832

	И подумайте, что мы [с женой] уже лет двадцать питаемся этим счастием! Мы даже страх как утучнели от счастия.
	— «Моя жена»

Кто говорит, что наши времена прозаические? Кто смеет утверждать, что в нынешних наших нравах нет поэзии?.. Одни только вандалы, варвары, классики, люди без сердца и воображении, в голове которых, под мрачными, холодными, отягощенными сугробом старых теорий соломенными черепами оледенелые понятия висят длинными сосульками, как снеговая вода под дымною крышею хижины. Не верьте им, читатели! Мы живём в век баснословия и волшебства; мы окружёны правдою высокою, блистательною, загадочною, чудесною, тёмною, таинственною, арабскою, волшебною, донкихотскою, поэзиею торговых балансов, табелей преступлений, банков, долгов, конкурсов, опек, бюджетов, отчетов, выставок, несчастных принцесс, богатых племянниц, продажей с молотка, португальских дел и заколдованных кладов.

— «Заколдованный клад»

• см. «Человечек»

Аукцион

Прощайте, друзья, я еду. Уезжаю далеко, очень далеко, на очень долгое время — навсегда. <…> Мне нельзя жить с вами. Я еду — в вечность! <…> Там только я буду счастлив. Здесь для меня нет места. Мои недоброжелатели говорят, что я дурак и несносен; мои доброжелатели не только говорят, но пишут и печатают: Умри, Брамбеус! <…> Но я умираю правильно, по форме, на законном основании. <…> продам всё с молотка; обращу всё в наличные деньги; и наличные деньги завещаю моим наследникам, чтоб по моей кончине они могли приступить прямо к мотовству, без лишних хлопот; <…> я попросту еду с земли в вечность, как помещик уезжает из столицы в свою деревню, проиграв справедливое дело, за которым приехал он на короткое время, и просидев тридцать пять лет в трактире.

… [в] моей квартир[е] <…> всегда господствовали величайший порядок и совершенная опрятность — отсутствие всякой собственности! Нищета! Кто хочет купить мою нищету?.. Господа! Продаётся нищета!.. Раз!.. Нищета честная, без хлопот, без угрызения совести, лучшего разбора, не запачканная завистью, не подержанная тасканием по передним… Нищета! Раз, два!.. Купите, господа, нищету!.. Хозяин был весьма доволен ею!.. Раз, два!.. Будете с нею счастливы! Она дорога, но приятна, в лучшем вкусе, чрезвычайно отрадна и удобна! Хозяин никогда бы не расстался с нею, но она теперь ему не нужна: он уезжает.

Но, милостивый государь, осмелюсь спросить вас, какими деньгами намерены вы заплатить мне за правосудие — ассигнациями, золотом или серебром? — Не угодно ли вам принять от меня взятками? Это уже, наверное, старый… хорошо, я беру взятки, только по надлежащей оценке. В оценщики возьмём пятерых опытных подъячих, и какую они назначат цену…

Вот уже ночь. Аукцион, быть может, кончился, и аукционист наделал глупостей. Я забыл сказать ему, чтоб он человеческую славу продавал при свечах; при дневном свете на ней приметно множество пятен. <…> Никто не хотел торговаться, увидев её при солнечном свете, и шарлатан купил её за безделицу. А при свечах куда как она хороша.

— Счастие… Что вы сделали с счастием? Зачем не пустили его в продажу? Где оно? — Сказать вам правду, сударь, его украли!.. Тут такая тьма народу!

Личности

Однажды в шутку закричал я на улице: «Вор! Вор!.. Ловите!..» Десять человек оглянулось. Один из них, входя в питейный дом, проворчал так, что я сам расслышал: «Ну, как у вас позволяют говорить на улице такие личности!..» Мой приятель, барон Брамбеус, шёл по Невскому проспекту и думал о рифме, которой давно уже искал. Первый стих его оканчивался словом куропатки: второго никак не мог он состряпать. Вдруг представляется ему рифма, и он, забывшись, произносит её вслух: куропатки?.. берёт взятки! Шесть человек, порядочно одетых, вдруг окружили его… — начало

Напиши или скажи какую-нибудь истину — из неё тотчас выведут тебе две сотни личностей.

Есть люди, у коих самолюбие такое огромное, такое раздутое, гордость такая колоссальная, что они загораживают вам своим лицом целый горизонт; всякое слово, пущенное на воздух, непременно попадает в них, как ядро в стену, и делает брешь в их тщеславии;..

Всякая глупость имеет своих ревностных покровителей. Прошу покорнейше не говорить ни слова об этой странности: она состоит под моею защитою. — Как вы смеете, сударь, насмехаться над этим пороком?.. Я им горжусь: это моя неприкосновенная собственность. — Что вы сказали вчера о безобразных носах?.. Это личность: прошу взглянуть на моё лицо.

Недели две тому назад написал я статью: о дураках. Две тысячи пятьсот восемьдесят семь человек подписали на меня формальную жалобу на предлинном листе бумаги, нарочно заказанном ими на петергофской фабрике, и подали её по команде. Я не видал этого прошения, не говорят, что оно семью саженями, аршином и девятью вершками длиннее того, которое герцог Веллингтон поднёс английскому королю от имени всей партии тори против билля о преобразовании парламента. Начальство, рассмотрев мою статью, не нашло в ней ничего предосудительного и отказало им в предмете жалобы. Огорченные неудачею, все они привалили ко мне требовать личного для себя удовлетворения. Улица была наполнена ими с одного конца до другого. На моей лестнице народ толпился точно так же, как на лестнице, ведущей в аукцион конфискованных товаров. Все они в один голос вызывали меня на дуэль. <…> И все они, как будто условившись, назначили один и тот же день и час для расправы со мною!.. Как же быть?.. А надобно драться со всеми! Правила чести требуют того непременно. Постойте! Я разделаюсь с ними прекраснейшим образом. Выстрою их в каре: девяносто восемь рядов в двадцать шесть шеренг; это выйдет ровно… 2587 дураков. Будем стреляться. Ведь они меня вызывают на дуэль, а не я их?.. Следственно, я имею право стрелять в них первый. Еду тотчас на завод г. Берда и заказываю себе паровое ружьё Перкинсова изобретения, из которого вылетает по тысяче пятьсот пуль в минуту. Оно устроено на шпиле и, ворочаясь, описывает концом своим четверть круга. Проучу же я этих господ!.. Увидите, какую сечку, какой винегрет сделаю я из дураков! В один залп не останется ни одного из них в живых; я наведу на них ружьё под углом 46 градусов, прямо в грудь по обыкновенному росту человека. Но как управиться с малорослыми?.. Их не хватят мои пули. Есть у меня средство и на это. Объявляю, что я дерусь только с большими дураками, ростом в два аршина и шесть вершков по крайней мере. И чтоб не быть обманутым, наперед поставлю их под рекрутскую меру. Те, кои окажутся пониже — брак!.. прочь!.. Маленькие дурачки не допускаются к дуэли.

Петербургская барышня

Ей теперь от роду восьмнадцатый год по счёту маменьки, а двадцать четвёртый по счёту петербургских приятельниц.

Боитесь ли того, что она привыкла к роскоши?.. что её приучили забирать в магазинах товары в долг без счёту?.. Пустое!.. Это делается только для того, чтоб показать богатство и скорее найти жениха. Она сама сожалеет об этой ложной и пагубной уловке своих родителей. Похлопочите: ей-ей, прекрасная партия!.. Во-первых, Петербургская Барышня тиха, как кошечка; скромна — очень скромна!.. она краснеет, когда ой приходится сказать слово нога, а слова подвязка не выговорит она вам ни за какое благо в мире. Да какая она чувствительная!.. Я сам видел, как она плакала в театре при представлении «Антонии», «Филиппа», «Матери и дочери — соперниц», хотя не понимала ни одного слова в этих пьесах. Теперь в моде возить молодых девушек на все романтические драмы и давать им в руки все романы новой парижской школы, с условием только, чтоб они их не понимали.

За нею обещают дать в приданое тысячу пятьсот душ на Волге, которые папенька только вчера заложил в банке.

Кроме приданого, которое отдается не прежде, как по смерти отца, получите вы за Наденькою тотчас ещё пять дюжин дядюшек, тетушек, бабушек и целый взвод двоюродных и внучатных братьев. Это не шутка!.. При помощи их можете отличиться. Я уверен, что по общему положению о петербургских барышнях в числе её дядюшек должны быть по крайней мере два генерала и три камергера; один двоюродный братец в пажах, а крестный отец её непременно кто-нибудь из важнейших вельмож. Право, не дурно!..

— Однако ж мать всегда повторяла, что она не ищет богатства… — Она и не нашла ого в новом зяте: напротив, он женится на её дочери единственно из-за предполагаемого огромного приданого; не у него есть звезда, и по своему чину он, вероятно, будет приглашен с женою в придворный театр. Мать говорит, что без этого нельзя быть счастливою; что она сама весь свой век горевала о том, что муж её не умел возвыситься и не доставил ей этого отличия; что для прикрытия своего унижения в глазах дам, равных ей в других отношениях, она принуждена была жить пышно, затмевать их роскошью, делать долги, разорять мужа и детей… Бедная Наденька!.. Несчастное дитя честолюбивой матери и глупого отца!.. А у нас таких родителей тьма-тьмущая!..