Маша (заметив Урри, делающего вид, что что-то чинит): Ой, Вы кто? А, «Мосэнерго»? Урри (сверху): Суперкарго.
Маша: Всё-таки зря вы сделали его мальчишкой. Громов: А вы что, хотели бы, чтобы я общался с каким-то ящиком?
Маша: Электроник — гениальное изобретение. Но только что вы теперь будете с ним делать? Громов: Ума не приложу…
— Я хочу стать человеком! Что же здесь невозможного?!
— Я не гонщик! Я учёный!
Стамп (в микрофон): Не хватай его сразу. Не хватай его сразу! Выясни вначале, как он управляется, выясни, как он управляется, сначала. Урри: Не понял. Повторите. Стамп (разгневанно): УЗНАЙ, ГДЕ У НЕГО КНОПКА!!! Урри: Где кнопка, где кнопка… Узнать бы, где он сам…
— Лови чемпиона! Парень, подожди! Мы тебя наградим!
Электроник: Мне дали велосипед и сказали: «Жми». Сыроежкин: А ты? Электроник: Ну, я и обогнал. Сыроежкин (удивлённо): Гонку выиграл?! Электроник: Немного мешал велосипед. А так бы я пришёл раньше.
— Хватит заливать! — Я Вас не понимаю… — Я говорю — меня не надуешь. Не обштопаешь. — Вас… надувать и штопать?! Но это невозможно.
— Понимаете, я хочу стать человеком. — А сейчас ты кто — чайник, что ли?
— Ой, не могу! Ой, держите меня! Сыроежкин штаны потерял! — Вы — Гусь? — Э… эге. Чего?! — Я спрашиваю: Вы — Гусь? — Я тебе такого «гуся» покажу, век помнить будешь! А ну повторяй: «Макар Степаныч»! — Я не богу! Вы отрываете бде дос! — А что ты вообще можешь? — Что я могу? [поднимает Гусева в воздух и начинает вращать] Держитесь ровнее. А теперь скажите: кто из нас будет помнить это всю жизнь? — Я-а-а… — А что Вы будете помнить? — Всё! Мама! — Мама тут ни при чём. Из всего надо выбирать главное. Что главное? — Я больше не буду!.. — Это ближе к истине. [опускает Гусева на землю] — Ну… я пойду? — До свидания. — Спасибо… А-а-а-а-а!!! [убегая]
— Мне это не нужно. Я могу делать вид, что я ем или сплю. А больше всего я не люблю пить воду — она потом булькает!
— Понимаешь, всё очень просто: хочешь быть человеком — будь им! — Какая странная формула…
— Профессор, это нелогично. Это противоречит любой теории. — Элек сам противоречит любой теории.
— Мать меня теперь съест! — Как это «съест»?! — Ну, пилить будет. — Знаешь, что? Если я виноват — пускай меня и пилит.
— Во даёт! Ну, железный малый!
— А настоящий художник должен быть правдив.
— Ну, что с тобой, Гусев! Разверни диафрагму! — Он её дома забыл! — Чего?! Кто забыл?! — Ну, видишь, у тебя же голос как труба. Давай, давай! — У меня слуха нет. — Всё у тебя есть! — Всё есть, а слуха нет.
— И-и-и!.. — Не надо «и». (ребята смеются) Пожалуйста, сначала.
— Понимаешь, я спел голосом Робертино Лоретти… — Какого ещё Лобретти? — Итальянского.
— А ты давно так можешь? — Нет, я вообще недавно!
— Что там ещё?! Равняйсь, смирно! Продолжим урок. А феномен Сыроежкина… я буду исследовать после занятий.
— А к Сыроежкину (старшеклассники с воплем ужаса падают с перекладин и отползают) рекомендую не приставать. Чревато.
— Связь, где же связь… Ну, что я сто́ю без связи?
Карусельщик: Руки у тебя золотые. Электроник: Нет, только контакты платиновые.
— У меня руки после этой штанги трясутся… — Ты же чемпион! У тебя ничего не должно трястись.
— Вы это о ком? — О Сыроежкине. — Простите… Ради Бога, извините, но он ко мне имеет отношение больше, чем к вам. — Не думаю, чтобы выдающиеся спортивные данные имели к вам какое-либо отношение.
— Что произошло?! — Ничего страшного. На меня упала штанга.
— А ты всё-таки зря от растяжения отказался, зря!
— Ой, дядь, копейки-то вытащил!
— Я понял: нельзя стать человеком за другого. Мне ведь тоже надо сделать что-то своё.
— Нет! Сохраним для истории!
— Григорий Ильич, возьмите меня в свой литературный кружок! — Нет-нет, Рыжиков, не могу. — Почему? Я тоже умею писать стихи! И читать тоже. — Какие стихи? Ты вспомни, что ты написал в изложении! «Дровосек погоняет лошадку, весело мордой крутя»… [смех школьников] — Я не Рыжиков, я Чижиков. — Тем более.
— Послушайте, что-то случилось! Нужно непременно спасать мальчика. — М-да. Спасайся, кто может.
— Медосмотр! Перед матчем! Ты представляешь, что будет, если его… осмотрят?!
— Быстрее, по тебе доктор плачет!
— Электрон, пасуй мне, я — тебе! Сыграем!
— В угол бей! В угол! Чурбан железный, чтоб ты заржавел!
— Уже на второй круг пошли. Это не хоккей, а марафон какой-то. Хорошего игрока ты мне подсунул! — Учить надо лучше! Он у тебя не знает, что с шайбой делать!
— Что вы к нему пристали? Сыроежкин забил гол, и всё! — Макар, не дерзи! Не дерзи! Здесь решаются сложнейшие, серьёзные вопросы в науке!
— Он врёт! Он всё врёт! Я одна говорю правду! — Ну, Колбаса, держись!
— Да что здесь происходит-то?! Ну дайте же пролезть... человеку!.. А ну говори правду!
— Вы были правы. Я ни на что не гожусь. Я ваша ошибка, профессор. — Ты — моя удача. И, может быть, самая большая в жизни.
— А почему Рэсси? — «Редчайшая Электронная Совершенная Собака, И так далее». — Но главное, как я понял, — «И так далее»?
— Ну ладно. Я тебе всё расскажу. Ну в общем, мы встретились на помойке… Ой, на этой… на свалке.
— Ты нашёл, где у этого парня кнопка? — Нет. — Мы разберёмся без тебя. Мы вызовем десяток очкариков-доцентов, они разберут твоего парня по косточкам и… — Они ничего не поймут, ваши очкарики. — А ты понял? — Да, шеф. — Как им управлять? Сколько ты хочешь? — Я же говорю — с ним надо по-человечески. — Тебя здорово изменила эта поездка…
— Кончайте с ним! Я научу вас, как это делается!.. Ой… чем это он меня… Уволю всех!..
— Кто ударил шефа?! Грубияны!
— Слушаюсь, господин пёс!
— С Электроником надо обращаться, как с ребёнком. Первым делом его надо… — Вздуть? — Уговорить. Очаровать. Обмануть.
— Да. Для сказки вы не годитесь. Очаровать вам не удастся.
— Мои друзья — борцы за справедливость. Они не любят иметь дело с полицией.
— Между прочим, мальчик не так уж и виноват. — То есть как это — не виноват?! Привести в школу робота, и не виноват?!
— А если он опять приведёт робота? — О чём вы говорите, товарищи? Робот — и дети, разве такое возможно?! — Поверьте моему опыту, в школе возможно всё.
— Осторожнее, олухи! Он нам ещё пригодится. Я имею в виду чемодан.
— Да нет у них кнопок, понимаете? Нет! — Есть! У каждого человека есть кнопка: тщеславие, жадность, честолюбие… Тем более у робота.
— Ты плохо себя ведёшь, а много знаешь.
— У меня тоже голос. Я тоже хочу петь.
— Что ты наваял?! — А по-моему, хорошо, шеф… Это же модерн!
— Как называется, а? — Исчезаем! [по рации] — Остроумное название.
— Когда мой сын, Макар Гусев, приносил двойки, я знал, что это плохо, принимал меры… Но сейчас он носит только пятёрки!
— Ну, что, убедились, болваны электронные?
— Догнать мальчонку! И чтобы тихо!
— Я вам очень благодарен, ребята. Ведь вы научили Электроника отличать плохое от хорошего, вместе радоваться и огорчаться… Правда, я не знаю, как вам это удалось. Наверное, потому, что вы, в отличие от взрослых, просто не знали, что это невозможно.
— Держись, ребята! Да здравствуют роботы! Долой Стампа!
— И всё же, где же у него кнопка?..
— Что случилось? — Как? Вы не знаете?! Каникулы начались! Эх ты, дядя… (финальные слова фильма)