Принцип разрушения как творческий принцип. Мир как всеуничтожение

«Принцип разрушения как творческий принцип. Мир как всеуничтожение» или «Созидательный принцип уничтожения. Мир как Холокост»(нем. Das Kreative Vernichtungsprinzip. The World As Holocaust) — научно-философское эссе Станислава Лема 1983 года, популяризующее новые тогда взгляды космологии. Входит в цикл «Библиотека XXI века», опубликовано в одноимённом авторском сборнике 1986 года.

Цитаты

	Галактика, рассматриваемая в качестве рулетки, на которой «можно выиграть жизнь», не является «честной рулеткой». Честная рулетка точно подчиняется единственному распределению вероятностей <…>. Но для рулеток, которые сотрясаются или меняют свою форму в ходе игры или в которых применяются всякий раз разные шарики, — для таких рулеток подобной статистической закономерности не существует.
	Galaktyka, potraktowana jako ruletka, na której „można wygrać życie”, nie jest ruletką „uczciwą”. Uczciwa ruletka podlega dokładnie jedynemu rozkładowi prawdopodobieństwa <…>. Dla ruletek, którymi się potrząsa, które podczas gry zmieniają swój kształt, w których używa się coraz innych kulek, nie ma takiej jedyności statystycznej.

	Занимаясь космогоническими проблемами, астрофизика напоминает следствие по делу, в котором все улики лишь косвенные.
	Astrofizyka postępuje w rozdziale poświęconym kosmogonii tak samo, jak śledztwo w procesie poszlakowym.

	Акт обвинения Спиральных Галактик в том, что они Родительницы и Детоубийцы одновременно, уже поступил в трибунал астрономии; процесс продолжается, но окончательный приговор ещё не вынесен.
	Akt oskarżenia Mgławic Spiralnych o to, że są zarazem Rodzicielkami i Dzieciobójczyniami, wszedł do trybunału astronomii, rozprawa trwa, ale ostateczny wyrok nie zapadł.

Нетрудно увидеть, что «антропный принцип», понимаемый буквально (Homo sapiens возник потому, что эта возможность содержалась уже в Большом взрыве, т. е. в начальных условиях Универсума), в качестве космогонического критерия стоит не больше, чем «принцип ликёра шартрез». Правда, производство шартреза стало возможно благодаря свойствам материи этого Космоса, но можно прекрасно представить себе историю этого Космоса, этого Солнца, этой Земли и этого человечества БЕЗ появления на свет шартреза. <…> Но если на вопрос, откуда взялся шартрез, мы ответим, что ТАКОВЫ были начальные условия Универсума, — то наш ответ будет недостаточен до смешного. С тем же успехом можно утверждать, что «фольксвагены» или почтовые марки своим возникновением обязаны начальным условиям Вселенной. Такой ответ объясняет ignotum per ignotum. В то же время это circulus in explicando: возникло то, что могло возникнуть.

Nietrudno dostrzec, że Anthropic Principle w ścisłym rozumieniu (Homo sapiens powstał dlatego, ponieważ ta szansa tkwiła już w Big Band, czyli w początkowych warunkach Universum) jest poznawczo akurat tyle wart, co Chartreuse Liqueur Principle jako kosmogoniczne kryterium. Wyprodukowanie tego likieru było co prawda możliwe dzięki własnościom materii tego Kosmosu, lecz można sobie doskonale wyobrazić historię tego Kosmosu, tego Słońca, tej Ziemi i tej ludzkości BEZ powstania Chartreuse. <…> Natomiast odpowiedź na pytanie, skąd się wziął ów likier, brzmiąca: „wziął się stąd, że TAKIE były początkowe warunki Kosmosu”, jest niedostateczna do śmieszności. Równie dobrze można by utrzymywać, że volkswageny albo znaczki pocztowe zawdzięczają swe powstanie początkowym warunkom Wszechświata. Taka odpowiedź wyjaśnia ignotum per ignotum. Jest to zarazem circulus in explicando: powstało to, co mogło powstać.

Безусловное противопоставление уничтожения и творения человек, пожалуй, признал аксиомой тогда, когда он понял, что смертен, и своей бренности противопоставил волю к жизни. Это противопоставление — общий фундамент всех культур, уходящих корнями в прошлое; мы находим его в древнейших мифах, легендах о сотворении мира и религиозных верованиях, но также в возникшей десятки тысяч лет спустя науке. И религия, и наука наделяли видимый мир такими свойствами, которые устранили бы из него слепую, не поддающуюся расчету случайность как виновника каких бы то ни было событий. Общая для всех религий борьба добра со злом не всегда кончается триумфом добра; но во всех религиях она устанавливает отчетливо видимый — хотя бы в облике фатума — порядок экзистенции. Как sacrum, так и profanum покоятся на порядке мироздания. Вот почему ни в каких верованиях прошлого не было случайности как верховной инстанции (слова «случайность» нет в священных книгах ни одной из религий); и вот почему наука так долго не желала признать роль случайности в формировании действительности — роль столь же творческую, сколь и не поддающуюся расчёту.

Kategoryczne wykluczanie się zniszczenia i stwarzania człowiek uznał za oczywistość bodaj wtedy, gdy pojął własną śmiertelność i przeciwstawił ją woli życia. Przeciwstawienie to jest wspólną podstawą wszystkich tysięcznych kultur i można je wykryć zarówno w najstarszych mitach, kreacyjnych legendach i wiarach religijnych, jak w kilkadziesiąt tysięcy lat później powstałej nauce. Zarówno wiara, jak nauka obdarzały widzialny świat własnościami, usuwającymi zeń ślepy, nieobliczalny traf jako sprawcę wszelkich zdarzeń. Obecna we wszystkich religiach walka dobra ze złem nie w każdym poszczególnym wyznaniu kończy się triumfem dobra, lecz w każdym ustanawia dający się dostrzec — chociażby jako fatalność — porządek egzystencji. Zarówno sacrum jak profanum stoją na porządku wszechrzeczy. Dlatego przypadku jako najwyższej instancji istnienia nie było nigdy w żadnych wierzeniach przeszłości i dlatego też nauka tak długo opierała się uznaniu jego tyleż stwórczej, co nieobliczalnej roli w kształtowaniu rzeczywistości (słowa „przypadek” nie ma w żadnych Świętych Księgach wszystkich wiar).

	Статистическое безумие звёзд, делающих миллиарды выкидышей, чтобы один-единственный раз породить жизнь — не исключение, а правило во Вселенной.
	Statystyczna furia gwiazd, miliardy razy roniących, by raz urodzić życie, zabijane przypadkową katastrofą, w milionach gatunków, żeby raz zaowocować rozumem, jest regułą, a nie wyjątkiem we Wszechświecie.

Перевод

К. В. Душенко, 2002