Приходите завтра
| Приходите завтра | |
 Статья в Википедии
|
«Приходи́те за́втра…» — комедийный художественный фильм, поставленный в 1963 году режиссёром Евгением Ташковым. Сценарий написан режиссёром совместно с супругой Екатериной Савиновой и включает некоторые факты автобиографии актрисы.
Цитаты
[править]- Фрося Бурлакова стучит в дверь ногой. Открывает Николай Васильевич:
— Что это?
— Ой… Так ведь это к вам не достучисси.
— А зачем же стучать. Там звонок есть.
— Верно. А я ведь не знала, не видала.
— Ну и что?
— Я к вам. Так ведь здесь живёт, наверное, этот, как его… Как его… Сщас. Дом 23, квартира 8. А вот как зовут? Фамилие? Забыла.
— Ну?
— А вы этого знаете, кто письмо писал?
— Кто?
— Он у нас в школе завхозом работает. Иван Кирилловичем его зовут. Он и у вас в школе завхозом был, когда вы учились. Вы где учились?
— В Запорожье.
— Ну вот! Так это ж когда было? А потом он к нам переехал. Он у вас ещё лет шесть назад останавливался проездом, дня на два, что ли.
— Так это он вам сюда написал? Ну, заходите.
— Как хорошо, что вы вспомнили. А то прямо хоть кричи. А у меня ж, кроме вас-то, в Москве никого знакомых нет, прямо кричи. - — Ты в Москву проездом, Фрося, или приехала?
— Нет, я в Москву приехала.
— Ты откуда приехала?
— Из Ельцовки.
— Ааа. Это где?
— Это в Сибири.
— Не понравилось тебе в Москве?
— Как сказать? Суетно, неспокойно. - — А кто же это у вас всё тут прибирает?
— Женщина тут одна живёт, вроде хозяйки. Сегодня она выходная.
— Непонятно. Разве у хозяек-то выходные бывают? - — Ну что ты собираешься в Москве делать?
— Выступать. Ой… Не. Что я, выступать. Учиться ещё надо. А чё вы смеётесь? Я у себя кажную субботу выступала. Ну вы ж не слышали, а чё вы смеётесь.
— Я просто пошутил. В какой же институт ты собираешься поступать?
— Артисткой. В какой?
— Ну таких много вузов в Москве.
— Много? Зачем же много-то? Ааа… Не хватает артистов-то?
— Нет. Не знаю. Я бы этого не сказал. Скорее наоборот.
— Так чё же, много артистов? Вот это уже хуже. Чё же это, все поют, что ли?
— Ах, петь? Так это в музыкальный институт или консерваторию. А что, есть голос, да?
— Не знаю, в деревне был. - — Что это? Да на тебе?
— Платье. Мамино выходное. - — Яйцо глотать пошла.
— А это для чё?
— Чтоб голос лучше звучал.
— А чё, плохо разве звучит? Я говорю, плохо звучал?
— А вам нравится?
— Не очень.
— А чё вы тогда тут стоите?
— Слушайте! А что вы её защищаете? Что она вам, родная тётя, что ли?
— Тётя, тётя! Стоят тут! - — Ох, сколько грязи! На один день уходишь, и вон глянь, как загваздает. Или это ты убираться начала?
— Ага!
— Напрасно. Они больно грязь любят, беспорядок.
— Кто?
— Художники, артисты, в общем. А наш знаешь кто? Скульптор. Ещё хуже. Без конца носят глину, а то камни. И давай сорить. Я ведь до этого-то у художника жила. Уж больно он любил, чтобы его хвалили. Всё пензажи рисовал. А, бывало, поставит дерюгу, мазнет по ней кистью, отойдёт в сторону и глядит. Забыла, как он эту дерюгу называл?.. Манбер. Грязь по ней развезёт, потом берёт ножик и соскребает это всё. Потом крикнет мне: «Марья Семёновна, идите сюда!» Ну, думаю, кончил. Подойду, всплесну руками: «Батюшки, никак кончил! Ммм… Хороша!» Потом молча постою перед ней. Это он ещё больше любит. - Фрося разбила статую:
— Может, можно склеить?.. Так вот это же место совсем целое.
— Это место тоже надо убрать. Давай! Заноси! Засовывай его в угол!.. Нет, всё равно заметит. Уж больно большая была. И как это тебя угораздило? Нет бы вон ту какую-нибудь разбить? Это сколько я их переколотила? Расставлю пошире и ничего.
— А чё это такое?
— Это, так сказать, мысли художника.
— Ааа… Хорошие мысли! Ой, скоко их! А чё они такие мелкие?
— А потом он их делает большими. - Фрося пришла в Консерваторию:
— А куда ты?
— Я? Поступать пришла.
— Эк сообразила! Ты бы ещё попозже пришла. А теперь поди и туры-то все прошли. Домой, домой надо, на другой год теперь.
— Туры – это чё это?
— Туры? А чёрт их знает. Туры да туры. Ну, вроде как через сито людей просеивают. Сеют-сеют, а потом как турнут!... Только и тут вот не всегда тоже большие-то остаются. А ты не успела и ладно, здоровее будешь. Эх! Не нравится мне тут… Зимой с пальтами этими так намахаешься, рук поднять не можешь. А летом — слёзы. Какие-то сюда всё слабонервные идут. Плачут, а чего плачут? Не понимают, потому и плачут. Несчастные-то те, которые тут остались. Талант, ведь это ищи его. А ежели его нет, а уж приняли? Вот тебе несчастный человек на всю жизнь. - — Это кто это такой?
— Профессор наш.
— Пения?
— Пения.
— Погодите, постойте! Эй, постойте!
— Вы ко мне? Мне надо кричать: Эй, профессор Соколов!
— А имя ваше? Зовут как?
— А зачем я вам понадобился?
— Я хотела…
— Видите ли, девушка, если вы относительно поступления, так теперь уж поздно. Приём уж закончен. А если вы по другим вопросам, тогда давайте завтра. Всего хорошего!
— А завтра-то, в каком часу?
— В шесть… - Фрося пишет письмо домой:
«Здравствуй, мама! Шлю привет Кольке, Мане, Кате, Леночке и Мишке! Передайте большой привет дяде Стёпе, тёте Анфисе, Аксеевой Нюре и её матери Дарье Ивановне, Савиновым, если они ещё не уехали, Кларе Канёвой, Волговым большой привет, дедушке Трофимычу, Егорке, Сане Сергееву и отцу его, то что нам зимой сено привозил, Гаврилиной Кате (вышла она замуж-то или нет? Собиралась перед отъездом). А тётка Марфа неправду говорила: никто тут улицы с мылом не моет. Тут асфальт кругом, машина поливает улицы. Машин много и людей много, ужас сколько людей! Идут в затылок друг за дружкой, одни в одну сторону, а другие в другую, без конца. И не здоровается никто. Кремль видела, кирпишный он оказывается, из красного кирпича. Про себя не знаю, чё писать. Писать нечего. Но обратно, конечно, не приеду». - В ресторане:
— Мне котлеты по-киевски.
— А мне чаю. Стаканов шесть. Мы с мамой после бани всегда чай пьём с малинишным вареньем. Или хоть пять…
— Котлету по-киевски, бифштекс с кровью, цыплёнка табака, что-нибудь из закуски на ваш вкус, бутылку сухого вина, 150 грамм коньяку, и… третье потом.
— А чай?
— Принесите.
— А Фрося чего-то загрустила.
— Нет. Хороший ресторан. А чё это вот тут вот за цифры?
— Это цены.
— Цены?! Пойдёмте отсюда. - — Да мало того, я ж женщину сшибла у вас.
— Какую женщину?
— А вот та большая с лопаткой стояла, так вдребезги. Она правда была… Но всё равно же вещь. Одной глины, небось, сколько пошло. Я гдей-то видела такую, на вокзале, что ли? Если б я могла купить, я бы купила. Но кто же её продаст? У вас там их много таких. - — А мне она нравится. В ней есть что-то настоящее. А кто её родители?
— Отец умер полтора года назад, лесником был. Жили в лесу всей семьёй, шестеро детей у них. Он не умер, а пошел на охоту и не вернулся, медведь поломал. Вот теперь мать вместо него. Деревня от них 8 километров, каждый день туда в школу ходила… Как всё-таки она далека от всего.
— А может быть, мы далеки от неё.
— Может быть… - — Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— Меня зовут Константин Сергеевич Станиславский. А это мой друг Немирович-Данченко.
— Да. Я вот чёй-то про вас слыхала.
— Ну, это естественно.
— Только вы больно молодой.
— Мы члены приёмной комиссии. И вот я и Владимир Иванович… Вы сейчас свободны Владимир Иванович?
— Да, пожалуй.
— Вот и Владимир Иванович свободен. Мы могли бы вас послушать.
— Правда? Ой, вот спасибо!
— А вы что, вы певица?
— Да! Нет, а хочу только ещё.
— Хотеть значит мочь.
— Ну что же пошли. Прошу вас! Ну, что вы нам споёте?
— А чё надо-то?
— Вы что, из Якутии или прямо из тундры?
— Я из Ельцовки. А это Сибирь.
— А! Так тогда что-нибудь сибирское: частушки, прибаутки или… вы знаете, есть такие песни…
— Ааа! Это, наверное (поёт)…
— Стоп! Отлично! Пойдёмте, Владимир Иванович нам подыграет, он большой специалист по фольклору. Прошу! - — А вообще, каждый должен заниматься тем, чем он может, а не тем, чем хочет. Напрасно она приехала сюда. И потом, в наше время «Фрося» — что это такое? Ископаемое, каменный век, смешно и дико.
— Наоборот, именно этого тебе сейчас и не хватает. Искренности!.. У себя в библиотеке я часто задаю вопрос: «Вы это читали?» И если спрашиваю с иронией, то почти всегда получаю в ответ: «Да!». А почему? Ведь видно же, не читал. И вот чем человек старше, чем он взрослее, тем скорей он готов солгать, чем показаться невеждой.
— Ну, всё это требует доказательств. В чём же, например, я лгу?
— Ты? Ну, вот например, своим коллегам ты говоришь одно, а мне о них другое. А уж в искусстве…
— Верно! Ты знаешь, я подумал, а вдруг я сегодня умру, вечером. А что останется? Это или это? Это пошло, это бездарно, а за это я уже всё получил. Докатился, сделал женщину с веслом. Где-то есть место, где, видишь ли, без неё не могут обойтись. А некоторые медведей делают, баранов в мраморе. У меня мастерская превратилась в кормушку. Ты посмотри, стоят какие-то мертвецы. Искусство должно быть живое, настоящее, чтобы душу волновало, чтобы каждый мог постоять и подумать. А это что? Пошлость, ряженые, жалкая подделка под правду…
— Что произошло?
— Я сегодня был у Бориса в мастерской, был по секрету от него, как трус. Нет, я не потрясён, я раздавлен. Всю жизнь я только и делал, что собирался сделать что-то. А Борис делает. Вот правда жизни. Те же люди, те же образы, но как сделаны… Нужно начинать всё сначала. И честно! - — Ну, как твои дела?
— Константин Сергеевич сказал, что всё будет зависеть от третьего тура, завтра.
— Это смешно! Честное слово. Ну, как можно надеяться на что-то? Неужели ты думаешь, что он это всерьёз? Это смешно! Нет, я желаю тебе счастья, конечно. Константин Сергеевич, кто это? Кто это!?
— Станиславский…
— Станиславский умер в 1938 году. И не знать этого просто неприлично. - — Здравствуйте (Фрося плачет)!
— Это что за представление? А ну, идёмте со мной… Вероника Васильевна, вы не можете уделить мне 10 минут, если вы не торопитесь?
— Пожалуйста, конечно.
— Надо вот эту фигуру прослушать…
— Александр Александрович, зал свободен сейчас.
— Мне лучше зал.
— Ну, тогда пойдёмте в зал…
— Ну, что мы будем петь?
— А чё скажете, то и будем петь. Чё вам надо-то?
— Да мне, собственно, ничего не надо. Это вам надо, вы и пойте. Только выйдите вперёд, вперёд выйдите.
— Нет, мне тут лучше, удобнее.
— Ну, хорошо, начинайте.
— Русская народная песня «Вдоль по Питерской», музыка народная, слова не знаю чьи, наверное, тоже народные. Исполняет Бурлакова Фрося (поёт и танцует).
— Ну, так. А что вы ещё можете спеть?
— Чё я могу? Так я много чё могу: песни советских композиторов, во-первых, ария Кармен, ария Кукарача (ой, Гремина ария, повыше только немного), потом этот, как его, «Карневильской»... вроде парикмахера.
— Севильский цирюльник.
— Верно, он самый.
— А откуда вы всё это знаете?
— А у нас в клубе был патефон, так я с пластинки.
— Ну, а что же вы поёте из «Севильского цирюльника»?
— Из «Севильского»? Арию Розины, тока пониже, конечно. Спеть?
— Хорошо, давайте Розину.
— Ария Розины, музыка народная.
— Музыка Россини.
— Ой, ваша правда. Музыка Дж. Россини. Выступает тоже Бурлакова Фрося (поёт).
— Ну, хватит, довольно.
— Не-не. Самый конец ещё и всё. «И всё поставлю…» (поёт).
— Ну, что же ты тут не сплясала?
— Тут это совсем ни к чему… Стойте, может вам чего-нибудь из громкого спеть?
— А ты ещё громче можешь?
— Ууу… Когда я у себя в клубе выступала, в правлении слышно было.
— Ну, горло драть, это дело не хитрое, каждый может.
— Скажете, каждый? Совсем не каждый. Меня одну в район на смотр выделяли.
— А что же ты делала в районе?
— Пела, чё ж делала?
— И не ругали тебя?
— Наоборот, хвалили.
— Ну, ну, ну, так уж и хвалили?
— Не знаю, восхищались. Чё ж, скажете, не подхожу?
— Нет, не скажу.
— А, тогда стало быть, подхожу.
— Вот что, приходи-ка ты…
— Завтра?
— Нет, почему завтра? Послезавтра, часика в четыре… Ну, Бурлакова Фрося, будь здорова.
— Спасибо. И вам не хворать.
— Постараюсь. - Фрося поет гаммы.
— Вероника Васильевна, не позволяйте ей форсировать звук. Что ты надрываешься? Думаешь, в правлении колхоза тебя услышат? Голос, матушка, это ещё не певец. Голос это инструмент, надо научиться им владеть. Допустим, ты выиграешь в лотерею великолепный рояль, разве ты от этого станешь пианисткой?
— Да разве выиграешь?
— Нет, я говорю, если выиграешь.
— Нипочём не выиграешь! Мы с мамкой взяли два билета. Ничего не выиграли. Так лучше бы нашему Мишке расчёску купили.
— Дремучая ты девица, Бурлакова. Трудно с тобой разговаривать.
— Да! Давайте лучше заниматься.
Литература
[править]- Кожевников А. Ю. Крылатые фразы и афоризмы отечественного кино. — М., 2004.