Тикки Шельен (псевдоним, настоящее имя — Марина Богданова) — современный российский автор и исполнитель песен в жанре «арт-н-рок-н-фолк-н-ролл-н-фьюжн (ну или что-то похожее)»[1], лидер групп «Башня Rowan» и «Гуси-гуси».
А когда истает плоть моя теплом в декабре —
В чье спеленутое тело дух мой в марте войдет?
Ты по смеху отличи меня в соседнем дворе,
И к тебе с моей усмешкой кто-нибудь подойдет.
— «Сиреневое пламя», 1993
Вечер идет своим чередом,
птицы носятся в небе.
Я ухожу туда, откуда вернулся.
— «Чище и выше», 1993
Зеленое пламя подветренных свеч
Билось о край стола,
Когда Джон на пояс надел свой меч,
И скрипку Рената взяла.
И они вышли в ночь, они вышли в день —
Кто их станет стеречь?
И в руках ее скрипка пела о том,
О чем молчал его меч.
— «Зеленое пламя», 1993
Не надо лишнего. Хотя б
признанье всех моих достоинств,
в общем, целый новый мир,
и даже можно без коньков.
— «Очередное незавоевание Манхэттена», 1994
Это будет война без пpавил,
без начала и бесконечная.
Это будет та еще полночь,
смеpч, не тpонувший сонных листов.
Кто бы этим балом ни пpавил —
он состоялся, сего довольно.
Hичего не сделаешь, милый,
здесь такое зовут «любовь».
— «Второй приход Элестрина Майана», 1995
Что назначено, что спето,
Что надышано на судьбы,
Мы гадаем — он читает,
Прочитав — берет по праву.
Только глупый спорит с ветром,
Принимая за управу
То, что ветер вытворяет,
Будто ветру надо это.
— «Серый ветер», 1996
Есть такое зелье,
что потом вся жизнь — похмелье,
кто его раз пригубит —
губы себе навек погубит.
станут губы огня просить,
станут губы огонь ловить,
обжигаясь сугубо —
а иное уж пить не любо.
— «Бузинай», 1997
Благо тем, кто способен летать без намека на гибель,
славно им пpоноситься по синему гладкому небу.
А на наших плечах ангел чеpной остpогою выбил
полосу опpавданья полету в волнистую небыль.
— «Гусейное поле», 1998
Солнце съели, дуб спилили,
кота на мясо зарубили,
мировой пожар раздули,
небо в трубочку свернули.
Ясень стонет и трясется,
поп на курице несется,
Бог, обычно сдержанный,
выскочил рассерженный,
увидал большой пожар,
закричал: «Какой кошмар!»
В суматохе позабыли,
запылили, закоптили,
проебали, потеряли
старый добрый Нагльфар.
— «Рагнарёк», 2000
Кто цветет, тот должен помнить,
что цветам отпущен час.
Осень ходит недалеко,
смотрит пристально на нас.
Не горюй, что изменились
очертанья лепестка:
поступь осени легка,
тяжела ее рука,
но если цвет опал бесплодно,
ждать ли нового ростка?
— «Зёрна», 2000
Спой мне, птица черная,
спой мне, птица вечная,
спой о том, как ночь ручьями
протекает в день.
Мы живем над пропастью,
на краю скворечника,
нам бы выжить — не сорваться,
а держаться лень.
— «Ворона весною», 2000
Легкий ангел Петербурга,
он летит над гулким небом
вместе с дымом сигареты —
он растает, незаметно
одарив тебя надеждой,
это ангел Катерина.
— «Ангел Катерина», 2001
Возвращаясь в родные руины,
на секунду закрой глаза.
Голограммы прежнего счастья
хоть кому сорвут тормоза.
Но запомни: дикие кошки
знают множество языков,
и помимо любви к человеку
есть верность гению места —
тоже, в роде своем, любовь.
— «Третий приход Элестрина Майана», 2002
Вчера мне приснилось, что три ловкача-пошехонца
На базе НАСА открыли какой-то трест.
Меня приглашали работать луной, а в перспективе — солнцем,
Работа посменно: день через ночь, покуда не надоест.
И только представьте: раннее утро, и скоро полдень,
А всюду темно, как в негритянском аду.
Это значит, что после скандала с одной из административных уродин
Солнце отправилось улыбаться тому, кто сидит в пруду.
— «Пиздец-блюз», 2002
Я ходила за три моря, даже дальше.
Я ходила, и обратно не вернулась.
— «Хождение за три моря», 2003
Когда в небе пропоет труба
Тактов восемь или семь с половиной,
И на зов из окрестных облаков
Тучи ангелов слетят, как из порванной перины,
Не стой под божественной стрелой,
Это вовсе не к тебе, ты и рядом не был.
Тебя отправляется встречать
Заградительный отряд по дороге в небо. Господь ненавидит идиотов. Господь ненавидит идиотов.[2]
