Этот идеальный день

«Этот идеальный день» (англ. This Perfect Day) — роман-антиутопия Айры Левина 1970 года.

Цитаты

	Спасибо, Маркс, Христос, Вуд, Веи — За этот идеальный день! Маркс, Вуд, Веи и Христос — Кто остался — вот вопрос? Веи, Вуд, Христос и Маркс Только Веи жив сейчас. Дали нам они подарки: Школы светлые и парки, И нас сделали они Послушными, хорошими! — эпиграф
	Christ, Marx, Wood and Wei, Led us to this perfect day. Marx, Wood, Wei and Christ, All but Wei were sacrificed. Wood, Wei, Christ and Marx, Gave us lovely schools and parks. Wei, Christ, Marx and Wood, Made us humble, made us good.
	— детская считалочка для игры в мяч (child's rhyme for bouncing a ball)

Часть 1

Посреди белых бетонных строений большого города, между гигантскими и просто высокими домами примостилась широкая розовая площадь. Это площадь для игр; около двухсот детей играют здесь под присмотром десятка воспитательниц в белых комбинезонах. Дети — все голые, загорелые, черноволосые — ползают по красным и желтым цилиндрам, качаются на качелях, играют в групповые игры в тенистом углу, где нарисованы на земле «классики», сидит компания из пяти детей, один говорит, остальные слушают. — Они ловят зверей, едят их, а шкуры носят, — рассказывал мальчик лет восьми. — И они делают то, что называется «драка. Это значит, бьют друг друга руками, камнями и всякими штуками. И они совсем друг друга не любят и друг другу не помогают. Его слушали, вытаращив глаза от удивления. Одна девочка, чуть помладше, сказала: — Но ведь нельзя снять браслет! Это невозможно! — она оттянула свой браслет пальцем, чтобы показать, как надежно он сидит на руке. — Браслет снять можно, если есть такие инструменты, — ответил мальчик. — Ведь тебе же его снимают в день нового звена. — На секунду! — Но ведь снимают! — Где они живут? — спросила другая девочка. — В горах, на вершинах. В глубоких пещерах. Везде, где их не найти. — Они, наверное, больные, — сказала первая девочка. — Конечно, больные, — засмеялся мальчик. — «Неизлечимые» — и значит больные. Их и зовут «неизлечимые», потому что они совсем-совсем больные. — глава 1 (начало)

A city's blank white concrete slabs, the giant ones ringed by the less giant, gave space in their midst to a broad pink-floored plaza, a playground in which some two hundred young children played and exercised under the care of a dozen supervisors in white coveralls. Most of the children, bare, tan, and black-haired, were crawling through red and yellow cylinders, swinging on swings, or doing group calisthenics; but in a shad-owed corner where a hopscotch grid was inlaid, five of them sat in a close, quiet circle, four of them listening and one speaking. "They catch animals and eat them and wear their skins' the speaker, a boy of about eight, said. "And they—they do a thing called 'fighting.' That means they hurt each other, on purpose, with their hands or with rocks and things. They don't love and help each other at all." The listeners sat wide-eyed. A girl younger than the boy-said, "But you can't take off your bracelet. It's impossible." She pulled at her own bracelet with one finger, to show how safely-strong the links were. "You can if you've got the right tools," the boy said. "It's taken off on your linkday, isn't it?" "Only for a second." "But it's taken off, isn't it?" "Where do they live?" another girl asked. "On mountaintops," the boy said. "In deep caves. In all kinds of places where we can't find them." The first girl said, "They must be sick." "Of course they are," the boy said, laughing. "That's what 'incurable' means, sick. That's why they're called incurables, because they're very, very sick."

Он всегда говорил горячо и убеждённо, но у Чипа, тем не менее, сложилось впечатление, что он говорит не то, что думает, а прямо противоположное. Хотя бы, как он отзывается об именах: «Замечательно! Восхитительно! Четыре имени для мальчиков, четыре имени для девочек! Что может быть яснее, что может лучше — подчеркнуть всеобщую одинаковость! Ведь ясно, что каждый захочет назвать своего мальчика в честь Христа, Маркса, Вуда или Веи, верно ведь? <…> Послушай, Ли РМ 35М 26 Д 449988 Икс Игрек Зет, я хочу рассказать тебе нечто фантастическое и невероятное. В моё время — ты слушаешь? — в мое время было БОЛЬШЕ ДВАДЦАТИ ИМЁН ТОЛЬКО ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ! Ты можешь в это поверить? Были «Джан» и «Джон», и «Аму», и «Лев». «Хига» и «Майк»! «Тонио»! А во времена моего отца имён было ещё больше, сорок или пятьдесят! Разве не странно? Столько разных имён, хотя все члены одинаковы и взаимозаменяемы! Ты слышал когда-нибудь о подобной глупости?» Чип кивнул, смутившись, потому что он чувствовал, что Папа Джан имел в виду как раз всё наоборот, что почему-то совсем не глупость, когда существует сорок или пятьдесят имен для мальчиков. — Ты только посмотри на них! — говорил Папа Джан, ведя Чипа за руку через Парк Единства, когда они шли на парад. — Совершенно одинаковые! Разве это не прекрасно? Волосы, глаза, кожа, профиль — все одинаковое, мальчики, девочки — все одинаковые! Как горошины в стручке. Разве это не прелестно? Разве это не высший класс? Чип, краснея (ведь у него один глаз зелёный, не такой, как у всех), спросил: — А что такое «гарошыны в стрючке?» — Я не знаю, — сказал Папа Джан. — Члены ели это до появления унипирогов. — глава 2

He was always saying things vigorously and with enthusiasm and yet giving Chip the feeling that he didn't mean them at all, that he meant in fact their exact opposites. On that subject of names, for instance: "Marvelous! Wonderful!" he said. "Four names for boys, four names for girls! What could be more friction-free, more everyone-the-same? Everybody would name boys after Christ, Marx, Wood, or Wei anyway, wouldn't they? <…> Listen, 'Li RM35M26J4499.88WXYZ" Papa Jan said. "Listen, I'm going to tell you something fantastic, incredible. In my day—are you listening?—in my day there were over twenty different names for boys done! Would you believe it? Love of Family, it's the truth. There was 'Jan' and 'John' and 'Amu' and 'Lev', 'Higa' and 'Mike'! 'Tonio'! And in my father's time there were even more, maybe forty or fifty! Isn't that ridiculous? All those different names when members themselves are exactly the same and interchangeable? Isn't that the silliest thing you ever heard of?" And Chip nodded, confused, feeling that Papa Jan meant the opposite, that somehow it wasn't silly and ridiculous to have forty or fifty different names for boys alone. "Look at them!" Papa Jan said, taking Chip's hand and walking on with him—through Unity Park to the Wei's Birthday parade. "Exactly the same! Isn't it marvelous? Hair the same, eyes the same, skin the same, shape the same; boys, girls, all the same. Like peas in a pod. Isn't it fine? Isn't it top speed?" Chip, flushing (not his green eye, not the same as anybody's), said, "What does 'peezinapod' mean?" "I don't know," Papa Jan said. "Things members used to eat before totalcakes…"

Девочку, с которой был Чип, звали Анна ВФ, и после оргазма — самого лучшего, который только был у Чипа, или так ему показалось, — его наполнило чувство нежности к ней, и ему захотелось дать ей что-нибудь в благодарность, что-то вроде раковины, которую Карл ГГ подарил Йин АП, или песню, как Ли ОС, проигрыватель которого тихо ворковал какую-то мелодию девочке, с которой Ли лежал сейчас рядом. У Чипа не было ничего для Анны: ни раковины, ни песни, совсем ничего, кроме, может быть, его мыслей. — Ты хотела бы подумать о чём-нибудь интересном? — спросил он, лёжа на спине и обнимая её. — М-м, — ответила она и крепче прижалась к его боку. Её голова лежала у Чипа на плече, а рука — на груди. Он поцеловал её в лоб. — Подумай, какие есть разные классификации, — сказал он. — М-м? — …И попробуй решить, какую ты бы выбрала, если бы тебе надо было выбирать. — Выбирать? — спросила она. — Да. — Что ты хочешь этим сказать? — Выбирать. Получить, выбрать. Какая классификация тебе больше нравится? Доктор, инженер, советчик… Она подпёрла голову рукой и покосилась на него. — Что ты имеешь в виду? — спросила она. Чип слегка вздохнул и сказал: — Нас будут классифицировать, правильно? — Правильно. — А представь, что нас не будут классифицировать. Представь, что мы должны сами классифицировать себя. — Это глупо, — сказала она, чертя что-то пальцем на его груди. — Об этом интересно думать. — Давай снова трахаться, — сказала она. — Подожди минутку, — ответил Чип. — Ты только подумай, сколько всяких классификаций! Представь, что если бы мы сами… — Я не хочу, — сказала она, переставая рисовать. — Это глупо. И нездорово. Нас классифицируют, и нечего об этом думать. Уни знает, что мы… — Пошел в драку этот Уни, — сказал Чип. — Ты только притворись на минуту, что мы живем… Анна оттолкнула его и легла на живот, она теперь лежала напряженно и неподвижно, повернувшись к Чипу затылком. — Извини, мне очень жаль, — сказал он. — Мне очень жаль, — сказала она. — Жаль тебя. Ты болен. — Нет, я не болен, — сказал Чип. Она ничего не ответила. Он сел и в отчаянии посмотрел на её напряженную спину. — У меня это случайно сорвалось, — сказал он. — Извини. Анна молчала. — Это только слова, Анна, — сказал Чип. — Ты болен, — повторила она. — Вот ненависть, — выругался он. — Ты понимаешь, что я имею в виду? — Анна, — сказал Чип, — послушай, забудь об этом. Забудь обо всем, хорошо? Просто забудь, — он пощекотал её между ног, но она сдвинула их, преградив путь его руке. — Ах, Анна, — сказал Чип. — Ну, чего ты. Я же сказал, что мне очень жаль, правда? Ну, давай снова трахаться. Я вылижу тебя сначала, если хочешь. Чуть поколебавшись, она расслабила ноги и позволила Чипу щекотать себя. Потом она перевернулась на спину и села, глядя на него. — Ты болен, Ли? — спросила она. — Нет, — сказал он и заставил себя рассмеяться. — Конечно, я не болен. — Я никогда о таком не слышала, — сказала она. — Классифицировать себя? Как мы можем это сделать? Как мы можем столько знать? — Я просто думаю об этом, иногда. Не очень часто. Даже, почти никогда и не думаю. — Это такая… смешная мысль, — сказала она. — Это звучит так… я не знаю… так до-Объединенчески. — глава 3

The girl Chip was with was Anna VF, and after their orgasm—the best one Chip had ever had, or so it seemed—he was filled with a feeling of tenderness toward her, and wished there were something he could give her as a conveyor of it, like the beautiful shell that Karl GG had given Yin AP, or Li OS's recorder-song, softly cooing now for whichever girl he was lying with. Chip had nothing for Anna, no shell, no song; nothing at all, except, maybe, his thoughts. "Would you like something interesting to think about?" he asked, lying on his back with his arm about her. "Mm," she said, and squirmed closer against his side. Her head was on his shoulder, her arm across his chest. He kissed her forehead. "Think of all the different classifi¬cations there are—" he said. "Mm?" "And try to decide which one you would pick if you had to pick one." "To pick one?" she said. "That's right." "What do you mean?" "To pick one. To have. To be in. Which classification would you like best? Doctor, engineer, adviser…" She propped her head up on her hand and squinted at him. "What do you mean?" she said. He gave a little sigh and said, "We're going to be classified, right?" "Right." "Suppose we weren't going to be. Suppose we had to clas¬sify ourselves." "That's silly," she said, finger-drawing on his chest. "It's interesting to think about." "Let's fuck again," she said. "Wait a minute," he said. "Just think about all the different classifications. Suppose it were up to us to—" "I don't want to," she said, stopping drawing. "That's silly. And sick. We get classified; there's nothing to think about. Uni knows what we're—" "Oh, fight Uni," Chip said. "Just pretend for a minute that we're living in—" Anna flipped away from him and lay on her stomach, stiff and unmoving, the back of her head to him. "I'm sorry," he said. "Ym sorry," she said. "For you. You're sick." "No I'm not," he said. She was silent. He sat up and looked despairingly at her rigid back. "It just slipped out," he said. "I'm sorry." She stayed silent. "It's just a word, Anna' he said. "You're sick," she said. "Oh, hate," he said. "You see what I mean?" "Anna," he said, "look. Forget it. Forget the whole thing, all right? Just forget it." He tickled between her thighs, but she locked them, barring his hand. "Ah, Anna' he said. "Ah, come on. I said I was sorry, didn't I? Come on, let's fuck again. I'll suck you first if you want." After a while she relaxed her thighs and let him tickle her. Then she turned over and sat up and looked at him. "Are you sick, Li?" she asked. "No' he said, and managed to laugh. "Of course I'm not," he said. "I never heard of such a thing," she said. " 'Classify our¬selves.1 How could we do it? How could we possibly know enough?" "It's just something I think about once in a while," he said. "Not very often. In fact, hardly ever." "It's such a—a funny idea," she said. "It sounds— I don't know—pre-U."

	… картина «Веи разговаривает с химиотерапевтами» — глава 3 (первое упоминание)
	… the top of Wei Addressing the Chemotherapists

Часть 2

	–… когда я был маленьким и думал о том, чтобы классифицировать себя, после лечения эти мысли казались глупыми и до-Объединенческими, а перед лечением они просто… приводили в восторг. — Ну вот, — сказал Кинг. — Но этот восторг был нездоровым! — Он был здоровым, — сказал Кинг, а женский голос с другой стороны стола добавил: — Любое чувство лучше и здоровее, чем отсутствие чувств. — глава 1
	"… when I was a boy and thought about classifying myself, after treatments it seemed stupid and pre-U, and before treatments it was—exciting." "There you are," King said. "But it was sick excitement!" "It was healthy," King said, and the woman across the table said, "You were alive, you were feeling something. Any feel¬ing is healthier than no feeling at all."

— Мы не умираем… — сказала Лайлак <…>. — Правильно, — сказал Чип, — нас заставляют умереть. Уни заставляет. Он запрограммирован на эффективность, на эффективность во-первых, во-вторых и в последних. Он проанализировал всю информацию в своих блоках памяти — это не те милые розовые игрушки, которые вы видели, если были на экскурсии, это — уродливые стальные монстры — и решил, что шестьдесят два — оптимальный возраст для смерти, лучше, чем шестьдесят один или шестьдесят три, и лучше, чем возиться с искусственными сердцами. Если шестьдесят два — не новое достижение в долгожительстве, которому мы должны радоваться — а я знаю, что это не так, — тогда это единственный ответ. Замена нам уже готова, и ждет, и вот мы уходим, на несколько месяцев раньше или позже, так что все не кажется так уж подозрительно аккуратным. На тот случай, если кто-нибудь настолько болен, что вообще может испытывать чувство подозрения. — глава 4

"We don't die…" Lilac said<…>. "That's right," Chip said. "We're made to die. By Uni. It's programmed for efficiency, for efficiency first, last, and always. It's scanned all the data in its memory banks—which aren't the pretty pink toys you've seen if you've made the visit; they're ugly steel monsters—and it's decided that sixty-two is the opti¬mum dying time, better than sixty-one or sixty-three and better than bothering with artificial hearts. If sixty-two isn't a new high in longevity that we're lucky to have reached—and it isn't, I know it isn't—then that's the only answer. Our replacements are trained and waiting, and off we go, a few months early or late so that everything isn't too suspiciously tidy. Just in case anyone is sick enough to be able to feel suspicion."

	— Мы не можем ничего нигде изменить. Это мир Уни, ты можешь это понять своей головой? Этот мир был передан Уни пятьдесят лет назад, и Уни будет выполнять своё поручение — расселять эту ненавистную семью по ненавистной вселенной, — и мы будем выполнять наши поручения, включая смерть в шестьдесят два года и обязательный телевизор каждый день. — глава 5
	There's nothing we can do about anything. This is Vni's world, will you get that through your head? It was handed over to it fifty years ago, and it's going to do its assignment—spread the fighting Family through the fighting universe—and we're going to do our assignments, including dying at sixty-two and not missing TV.

Перевод

Д. Тихомиров (под ред. Н. Голосовской), 1991

О романе

	… пичканный транквилизаторами мир Хаксли, разбавленный до очень слабого чая. <…> Нет ни малейшей напряжённости, ни малейшей живости характеристик или следа драматической кульминации.
	… drugged world of Huxley and reduces it to very weak tea indeed. <…> There is not the slightest intensity, the slightest vividness of characterization, the slightest trace of dramatic climax.
	— Джоанна Расс, 1971

	Идеология «утопии» слабая, но качество текста и изобретательность высокие.
	The ideology of the "utopia" is weak, but the quality of the writing and the level of invention are high.
	— Черри Уайлдер, 1986