Сцены из рыцарских времён

«Сцены из рыцарских времён» — незавершённая и неозаглавленная пьеса Александра Пушкина, датированная 15 августа 1835 года.

Цитаты

[Мартын]. Эй, Франц, я говорю тебе в последний раз: Я больше не хочу терпеть твоих проказ. Уймись или потом поплачешь, будь уверен — — Да что ж я делаю? — Ты? вовсе ничего И в том-то и беда. Ты, кажется, намерен Хлеб даром есть — — 2-е стихотворное переложение начала

Мартын. Как минуло мне четырнадцать лет, покойный отец дал мне два крейцера в руку да два пинка в гузно, да примолвил: ступай-ка, Мартын, сам кормиться, а мне и без тебя тяжело.

Бертольд. Всякое состояние имеет свою честь и свою выгоду. <…> Почтен дворянин за решёткою своей башни, купец — в своей лавке… Но он был бы смешон на турнире.

Франц. Деньги рыцарю не нужны — на то есть мещане — как прижмёт их, так и забрызжет кровь червонцами!.. Чёрт побери наше состояние! — Да по мне лучше быть последним минстрелем — этого по крайней мере в замке принимают… Госпожа слушает его песни, наливает ему чашу и подносит из своих рук…

Ротенфельд. Помиловать его!.. Да вы не знаете подлого народа. Если не пугнуть их порядком да пощадить их предводителя, то они завтра же взбунтуются опять… Клотильда. Нет, я ручаюсь за Франца. Франц! Не правда ли, что если тебя помилуют, то уже более бунтовать не станешь? Франц (в чрезвычайном смущении). Сударыня… Сударыня… Рыцарь. Ну, Ротенфельд… что дама требует, в том рыцарь не может отказать. Надобно его помиловать. <…> Ротенфельд. Так и быть: мы его не повесим, — но запрём его в тюрьму, и даю моё честное слово, что он до тех пор из неё не выйдет, пока стены замка моего не подымутся на воздух и не разлетятся… Рыцари. Быть так…

	… Бертольда сажают в тюрьму. Бертольд в тюрьме занимается алхимией — он изобретает порох. — Бунт крестьян, возбуждённый молодым поэтом. — Осада замка. [Бертольд] взрывает его. Рыцарь — воплощённая посредственность — убит пулей. Пьеса кончается размышлениями и появлением Фауста на хвосте дьявола (изобретение книгопечатания — своего рода артиллерии). — план, начало 1835
	… Berthold on l'enferme en prison. Berthold en prison s'occupe d'alchimie — il découvre la poudre. — Révolte des paysans, fomentée par le jeune poète.— Siège du chateau. [Berthold] le fait sauter. Le chevalier — la médiocrité personnifiée— est tué d'une balle. La pièce finit par des réflexions — et par l'arrivée de Faust sur la queue du diable (découverte de l'imprimerie, autre artillerie).

О «Сценах»

	«Сцены из времён рыцарских» показывают, что все времена и народы могли быть доступны для его кисти.
	— Степан Шевырёв, «Сочинения Александра Пушкина». Томы IX, X и XI, 1841

	Такие истории случались в средние века, и Пушкин мастерски изложил одну из них в форме сцен, писанных прозою. Однакож эти сцены не имеют достоинства глубокой идеи, которую поэт скорее бы мог найти в борьбе общин против феодалов… Впрочем, в этих сценах есть превосходная песня «Жил на свете рыцарь бедный»), в которой сказано больше, нежели во всей целости этих сцен.
	— Виссарион Белинский, «Сочинения Александра Пушкина», статья одиннадцатая и последняя, январь 1846

Герои «Сцен из рыцарских времён», Франц и Бертольд, — поэт и учёный. Оба они бедняки. Оба окружены острой борьбой классов. Драма развёртывается как явно социальное полотно. Пушкин мыслит в ней точными классовыми категориями. Перед нами три класса, взаимоотношение которых характеризует сущность позднего средневековья: феодалы-рыцари, буржуазия, крестьянство. Основной конфликт классов, приводящий к вооружённой борьбе, — конфликт рыцарства и крестьянства. Положение буржуазии межеумочное: буржуа эгоистичен, осторожен, буржуа лукав; он оппортунист, он пошл. Рыцарство грубо, бескультурно, нагло, жестоко, заносчиво и бесчеловечно. Правда может быть только на стороне крестьянства. <…> Действующие лица <…> очерчены не столько индивидуальными, тем менее культурно-эстетическими признаками, сколько собирательными признаками своей классовой практики. <…> неприкаянные блуждают поэт и учёный, не принадлежащие ни одному из действующих в обществе классов. Но логика жизни делает своё дело. Оба они оказываются не только союзниками, но и участниками бунтующего народа: <…> Так происходит объединение свободного творчества с правым делом народа, не осуществимое, по мнению Пушкина, в условиях русского крепостничества. <…> Сохранив мысль о некой надклассовой свободе поэта и учёного, Пушкин привёл их к восставшим крестьянам, с которыми они, однако, не сливаются, — и их творчество нового побеждает устаревшую технику феодалов. Отсюда и появление в конце плана Фауста на хвосте дьявола и тема книгопечатания — «тоже своего рода артиллерии», тоже творческого создания, рушившего феодализм, сломившего духовные оковы средневекового угнетения. И эта мысль о порохе и книгопечатании — общая в те годы для передовой мысли всей Европы. Но и доктринёры Запада <…> понимали её всё же романтически <…>. Между тем именно демократические выводы позволили Пушкину дать в своём наброске ту законченно-социологическую концепцию не только исторической эпохи, но судьбы и характера каждого из его героев в отдельности, равной которой нет в эту эпоху в исторических романах, повестях и драмах…

— Григорий Гуковский, «Пушкин и проблемы реалистического стиля» (гл. 4), 1948

План к «Сценам из рыцарских времён» заключается сценой появления Фауста на хвосте дьявола. <…> слова представляют собой ссылку на хорошо известное Пушкину и его современникам изречение: «L'imprimerie est artillerie de la pensee». <…> Парадокс Ривароля превратился под пером Пушкина в глубокое размышление о том, что средневековье пало под совокупными ударами технического прогресса, изобретения пороха и артиллерии, подорвавшей материальные основы рыцарского господства (образ брата Бертольда), и свободной мысли просвещения, поэзии (Франц), разрушившей его духовную власть. Глубоко знаменательно, что именно в те годы, когда широко распространилась мысль об антагонизме техники и поэзии, <…> Пушкин выступил с утверждением их союза в антифеодальной борьбе.

— Юрий Лотман, «Пушкин и Ривароль», 1960