Кристофер Сэмюэл Йоуд (англ.Christopher Samuel Youd; 16 апреля 1922 —3 февраля 2012) — британский писатель-фантаст. Издавался под рядом псевдонимов, самый известный из которых — Джон Кристофер (John Christopher). Наиболее популярны его апокалиптические и постапокалиптические романы, а также фантастические книги для юношества.
— Крыса, которой достался собственный спасательный круг, может повременить, прежде чем покинуть тонущий корабль. — часть первая, VI; перевод: А. Кабалкин, 1992
— «Мир зимой» (The World in Winter; «Долгая зима», The Long Winter), 1962
— Не может быть преданности, если не существует возможности измены. — часть третья, III; возможно, это вариант распространённой мысли
— там же
Тут опустилось одно из гигантских сверкающих щупалец, мягко и точно конец его ухватил Джека за талию и поднял вверх, вверх, к открывшемуся в полушарии отверстию. Отверстие поглотило Джека.
После полудня были игры, люди навещали друг друга, смеялись, разговаривали, юноши и девушки ушли в поле. Вечером состоялся пир <…>. Но до начала пира нам должны были вернуть Джека.
Послышался отдалённый гул — все ждали в тишине, — потом топот гигантских ног, сотрясавших землю. Треножник остановился, как и раньше, в полусфере открылось отверстие, опустилось щупальце и осторожно поставило Джека на прежнее место, по правую руку от сэра Джеффри. Я стоял вместе с детьми далеко, но ясно видел Джека. Он был бледен, но больше никаких изменений в его лице я не заметил. На белой выбритой голове более тёмный металл шапки напоминал сеть паука. Волосы у него скоро отрастут; у Джека густые чёрные волосы, и через несколько месяцев шапка будет почти не видна. Но она всё равно останется и будет с ним до самой смерти.
Это был радостный момент. Джек стал мужчиной, завтра он получит мужскую работу и мужскую плату за нее. Отрезали большой кусок мяса и поднесли ему вместе с кубком эля, и сэр Джеффри произнёс тост за его здоровье и счастливое будущее. Я забыл свои прежние страхи, завидовал Джеку и думал о том дне следующего года, когда тоже стану мужчиной. — глава 1; открыл цикл «Триподы»; перевод: А. А. Грузберг (под псевд. Д. Арсеньев), 1991
And so one of the enormous burnished tentacles came down, gently and precisely, and its tip curled about Jack's waist, and it lifted him up, up, to where a hole opened like a mouth in the hemisphere, and swallowed him.
In the afternoon there were games, and people moved about the village, visiting, laughing, and talking, and the young men and women who were unmarried strolled together in the fields. Then, in the evening, there was the Feast <…>. But before the Feast started. Jack was brought back to us.
There was the distant booming first, and the quietness and waiting, and the tread of the gigantic feet. shaking the earth. The Tripod halted as before, and the mouth opened in the side of the hemisphere, and then the tentacle swept down and carefully set Jack by the place which had been left for him at Sir Geoffrey's right hand, I was a long way away, with the children at the far end, but I could see him clearly. He looked pale, but otherwise his face did not seem any different The difference was in his white shaved head, on which the darker metal tracery of the Cap stood out like a spider's web. His hair would soon grow again, over and around the metal, and, with thick black hair such as he had, in a few months the Cap would be almost unnoticeable. But it would be there all the same, a part of him now till the day ho died.
This, though, was the moment of rejoicing and making merry. He was a man, and tomorrow would do a man's work and get a man's pay. They cut the choicest fillet of beef and brought it to him. with a frothing tankard of ale, and Sir Geom-ey toasted his health and fortune. I forgot my earlier fears and envied him. and thought how next year I would be there, a man myself.
— «Белые горы» (The White Mountains), 1967
— Некоторые люди несовместимы как масло и вода. — глава 4; завершил цикл «Триподы»
Мастером «полу-уютных» <романов-катастроф>[1] был Джон Кристофер, чьё имя часто связывают с Уиндемом, пожалуй, неоправданно. <…>
Интеллигентный и мудрый человек, Джон Кристофер одно время рассматривался как самая вероятная кандидатура на роль ведущего [британского] писателя-фантаста.
Однако время играло против него и Уиндема. Потому что в романах-катастрофах автор и читатель изначально предполагают наличие некоего социального порядка, который затем даёт фатальный сбой. В середине же шестидесятых общественное мнение решительно склонялось к тому, что само понятие социального порядка давно утратило всякий смысл, оставшись в далёком прошлом.[2]
Master of the semi-cosy <catastrophe> was John Christopher, whose name is often linked with Wyndham's, perhaps unfairly. <…>
An intelligent and witty man, John Christopher seemed poised at one time to become the country's leading SF writer.
Perhaps time was running against Christopher and Wyndham; for the catastrophe novel presupposes that one starts from some kind of established order, and the feeling grew — particularly in the mid-sixties — that even established orders were of the past.
… роман «Маятник» (1968), в котором описана катастрофа уже чисто социальная, демографическая. Оказывается, мир легко может превратиться в ад, в образцовую антиутопию, и для этого не нужны даже тираны-властолюбцы, тоталитарные партии или неудержимые в своей жадности олигархи. Достаточно просто уступить власть… молодым. В романе Кристофера это обычные подростки-тинейджеры, настоятельно попросившие “стариков” дать порулить. Дата выхода романа неслучайна: английский писатель буквально на несколько месяцев предугадал ту реальность, которая взорвёт мирное западное общество в мае 1968-го во Франции. <…>
Во всех своих произведениях, как научно-фантастических, так и не относящихся к жанру science fiction, Джон Кристофер оставался приверженцем традиции. Как истинный британец, сформировавшийся ещё до революционных шестидесятых, он не желал экспериментировать со стилем или затрагивать какие-то особо взрывоопасные темы. Вместо этого он всегда гарантировал читателю надёжность, качество, ясность мысли и благоразумие, которые не отменяли ни интриги, ни крепко закрученного сюжета, ни даже отдельных бивших по нервам сцен. <…>
Признать существование мира безо всякого социального порядка, тем более живописать его Джон Кристофер как истинный британец старшего поколения не мог. Поэтому в новой фантастике ему места не было. Но кто при этом больше проиграл — Кристофер или новая фантастика, — для меня лично остается вопросом.
Если в романах Уиндема протагонисты отличались упорством представителей среднего класса, сигнализирующим читателю, что кризис в итоге будет как-то правильно разрешен[1] <…>, то персонажи Кристофера <…> населяют и реагируют на более тёмную, менее защищённую Вселенную. Этот резкий взгляд характерен для большинства его работ [1960-х].
Where Wyndham's novels featured protagonists whose middle-class indomitability signalled to the reader that the crisis would somehow come out right in the end <…>, Christopher's characters <…> inhabit and respond to a darker, less secure universe. It is a harshness of perspective characteristic of most of his work at [1960s].[3]
