Очарованный принц

Очарованный принц

Статья в Википедии

«Очарованный принц» — вторая часть дилогии Леонида Соловьёва о Ходже Насреддине. Написана около 1950 года, впервые опубликована в 1956-м, а в 1966-м роман был издан вместе с «Возмутителем спокойствия» (1940) в одной книге, под общим названием «Повесть о Ходже Насреддине».

Цитаты

По виду это был самый обыкновенный нищий, ничем не отличавшийся от своих бесчисленных собратьев, что во множестве сновали по базару, бродили по улицам, густо роились вокруг мечетей, гробниц и прочих священных мест, способствующих размягчению сердец правоверных, а главное — ослаблению завязок на их кошельках.

Но исправлять ошибку было поздно, а спорить даже опасно, ибо права старинная пословица: «Кто спорит с женой – сокращает свое долголетие».

	… если бы она вдруг утонула в реке, — спаси нас Аллах и помилуй от подобного случая! — то я бы пошел искать её тело не вниз по течению, а вверх!
	— Насреддин

Гюльджан вздохнула, на её ресницах повисла слеза. Ходжа Насреддин понял: глина её сердца размягчена — время вертеть гончарный круг своей хитрости и лепить горшок замысла.

Он запер дом большим медным замком, припер калитку изнутри двумя толстыми жердями — и затем, нисколько не тревожась о дальнейшей сохранности своего имущества, выехал через пролом в заборе на дорогу.

Научись же наконец верить в чудеса — ты, ежедневно созерцающий их и даже творящий сам!

Здесь уместно вспомнить слова веселого бродяги и пьяницы Хафиза, избитого толпой на Ширазском базаре за насмешливый отзыв о несравненных газелах поэта Хафиза: «О мое славное имя — раньше ты принадлежало мне, теперь я принадлежу тебе; в былое время я радовался, что ты бежишь впереди меня на многие дни пути, а ныне желал бы привязать гири к твоим ногам; я — конь, а ты — мой жестокий всадник с тяжелой плетью в руке! Так оборачивается для человека на этой скорбной земле даже его слава — во вред и тягость ему!..»

Эта болезнь мучила его <хана> жестоко и не отступала, несмотря на дружные уверения дворцовых лекарей, что она с каждым днем слабеет и скоро исчезнет совсем. Лекари не лгали хану, они только не договаривали, что исчезнет она вместе с ним…

... я и привел сегодня во дворец слабосильных верблюдов моих раздумий, дабы повергнуть их на колени перед караван-сараем царственного могущества и напоить из родника державной мудрости...

— Подожди, визирь; впредь все такие слова ты заранее пиши на бумагу и читай вслух дворцовому управителю — там, внизу. И пусть он внимательно слушает — я прибавил ему жалованья за это.

— Дворцовому управителю слова, предназначенные для царственного слуха!..

— Вас у меня двенадцать визирей, и каждый говорит по два часа,— когда же мне спать?

... и воссияют, как два несравненных алмаза в короне нашего солнцеподобного...

— Это все — туда, к управителю. Ты кончил, визирь?

— Кувшин моих ничтожных мыслей показывает дно!

Ночью хан вызвал вельможу к себе в опочивальню. Беседа была очень короткой, причем слова исходили только от одной стороны, в то время как другая по необходимости ограничивалась лишь поклонами, встопорщиванием усов, закатыванием глаз, воздеванием рук к небу и прочими словозаменительными телодвижениями (без которых, воистину, сыны и дщери человеческие испытывали бы порой непреодолимые трудности в делах служебных, а наипаче — супружеских).

Вельможа вышел от хана изжелта-зеленый и потребовал к себе немедля всех старших и средних начальников. Его беседа с начальниками была ещё короче, чем беседа повелителя с ним. <...> Что же касается низших, то есть простых шпионов и стражников, то к ним слова уж вовсе не опустились, а только одни зуботычины.

— Кости, лошади, базар, а для меня… для меня нет места в твоем жестоком сердце! — закончила она с горькой обидой, — может быть, даже и не притворной, ибо женщины умеют убеждать в искренности своей лжи не только мужчин, но и самих себя, что придает их коварствам особую силу.

… однако мы верим, что они уж больше не попадали на помол в ту достославную мельницу, где воды своекорыстий вертят колеса хитростей, где валы честолюбии приводят в движение зубчатки доносов и жернова зависти размалывают зерна лжи…

Тропа кружит и вьется, готовая в иных местах пересечь самое себя — часто путники, разделенные двумя часами пути, переговариваются друг с другом без усилия — один сверху, а второй снизу.

Каждому возрасту соответствует своя мудрость, для сорока пяти лет она заключается, между прочим, в том, чтобы не ложиться спать с пустым желудком.

больше у Сафара ничего не было — ни дома, ни сада, ни поля, а дрожал он так, словно хранил в подвалах слитки золота. Нищий, он обладал другим бесценным сокровищем — свободой, но пользоваться ею не умел; он сам держал себя на цепи, сам связал крылья своей души! От нищеты он взял её плотскую часть, то есть лишения, а от богатства — духовную, то есть вечный страх; и в том и в другом случае он избрал для себя наихудшее.

Здесь мы должны заметить, что в те времена по мусульманскому миру ходило множество таких историй; были даже мудрецы, писавшие толстые книги об этом, а в Багдаде объявился некий Аль-Фарух-ибн-Абдаллах, уверявший, что сам на себе испытал целый ряд превращений: сначала — в пчелу, затем — из пчелы в крокодила, из крокодила — в тигра, и, наконец, опять в самого себя… Одного только превращения никогда не испытал упомянутый Аль-Фарух: из плута в честного человека — но это разговор особый и здесь неуместный; вернемся в хибарку.

<Ходжа Насреддин> в ответ рассказал Агабеку длинную и запутанную, но по тем временам вполне правдоподобную историю, которой мы здесь излагать не будем, исходя из того, что каждый может сам выдумать её для себя, вполне по своему вкусу.

Так всегда бывает во дворцах: те, которые возвели царя на трон — удаляются, вперед выходят льстецы.

— Ты не почувствуешь никакой боли. Даже и не заметишь, как станешь уже блохой. На один только день, а завтра я верну тебе человеческий облик, — Ходже Насреддину хотелось спать, и он старался поскорее выпроводить гостя, — Сейчас я принесу волшебный состав.

Есть индийская сказка: одному человеку аллах сказал: «Проси у меня все, что хочешь, и я дам тебе, но с одним условием — что соседу твоему дам вдвое больше. Если тебе усадьбу, то ему ,— две, если тебе коня, — то ему пару. Что хочешь ты получить?» — «Всемогущий, прошу тебя, — ответил этот человек, — вынь у меня один глаз!..»

Невелик разум человека, который умеет ходить только прямо и не подбирает золота, если оно лежит немного в стороне.

Таньга не превращается в динар, если переложить её из правого кармана в левый.

Восемь гробниц в разных частях света носят его славное имя; где среди них единственная?