Генрих Гейне

	Генрих Гейне
	Статья в Википедии
	Произведения в Викитеке
	Медиафайлы на Викискладе

Генрих Гейне (нем. Heinrich Heine, 1797—1856) — знаменитый немецкий поэт, публицист и критик.

Цитаты

В созданиях всех великих поэтов, в сущности, нет второстепенных персонажей, каждое действующее лицо есть на своем месте главный герой.

Всякий имеет право быть глупым.

Единственная красота, которую я знаю, — это здоровье.

И ни друзей, ни братских чувств.

Случайный визит в дом умалишенных показывает, что вера ничего не доказывает.

Страдания, пусть и воображаемые, причиняют не меньшую боль.

Мы должны прощать наших врагов, но не прежде, чем их повесят.

Стихотворения разных лет

	Пуст мой карман, я полон муки: // Ужель мне лгал Лауры взгляд? — 17. Разбойник и разбойница (Schnapphahn und Schnapphenne)
	Da steh ich nun mit leeren Taschen! // War Lauras Kuß gleichfalls nur Lug?
	— поэтический перевод М. М. Замаховской

	Ах, когда обезьяны и все кенгуру К христианству у нас обратятся, То наверное Людвиг баварский у них Будет главным патроном считаться.
	— «Хвалебные песни королю Людвигу»

	Не пугайся, обезьяна! Я люблю тебя… Я вижу На твоей блестящей, голой, Гладкой заднице три цвета: Чёрный, красный, золотистый! Эти три любезных цвета Мне родные, — и я с грустью Вспомнил знамя Барбароссы.
	— «Вицли-Пуцли»

	Только до слуха коснётся Песня, что милая пела, Песня заноет, забьётся, Вырваться хочет из тела.
	— «Только до слуха коснётся»

	Разразись ты громким воплем, Песня мрачная моя, Песня муки, что так долго В скорбном сердце прятал я.
	— «Разразись ты громким воплем»

	С толпой безумною не стану Я пляску дикую плясать И золочёному болвану, Поддавшись гнусному обману, Не стану ладан воскурять.
	— «С толпой безумною не стану…»

Альманзор (Almansor)

	Это была лишь прелюдия, там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей.
	Das war ein Vorspiel nur, dort, wo man Bücher // Verbrennt, verbrennt man auch am Ende Menschen.

Вильям Ратклиф (William Ratcliff)

Счастливец поэт! Он видит дубовые леса, таящиеся в жёлуде, беседует с поколениями ещё не родившимися. Они шепчут ему свои тайны; а он рассказывает их потом на народной площади. Но голос его заглушён нуждами дня. Немногие его слушают; никто не понимает его. Ф. Шлегель назвал историка пророком прошедшего; ещё с большей справедливостью можно, кажется, назвать поэта — историком будущего. — Предисловие, перевод А. Н. Плещеева

Ein wunderliches Sonntagskind ist der Poet; er sieht die Eichenwälder, welche noch in der Eichel schlummern, und er hält Zwiesprache mit den Geschlechtern, die noch nicht geboren sind. Sie wispern ihm ihre Geheimnisse, und er plaudert sie aus auf öffentlichem Markt. Aber seine Stimme verhallt im lauten Getöse der Tagesleidenschaften; wenige hören ihn, keiner versteht ihn. Friedrich Schlegel nannte den Geschichtschreiber einen Propheten, der rückwärts schaue in die Vergangenheit; – man könnte mit größerem Fug von dem Dichter sagen, daß er ein Geschichtschreiber sei, dessen Auge hinausblicke in die Zukunft.

Путешествие из Мюнхена до Генуи (Reise von München nach Genua)

	Всякое время имеет свои задачи, и, разрешая их, человечество движется вперёд. — глава XXIX, перевод В. А. Зоргенфрея
	Jede Zeit hat ihre Aufgabe, und durch die Lösung derselben rückt die Menschheit weiter.

Предисловие к первой части «Салона» (Vorrede zum ersten Band des «Salon»)

Легко, например, прощать своим врагам, когда случайно не обладаешь достаточным умом, чтобы иметь возможность повредить им, и также легко не обольщать женщин, если ты наделён слишком уж неприглядным носом. — перевод А. Фёдорова

Es ist z.B. leicht, daß man seinen Feinden verzeiht, wenn man zufällig nicht so viel Geist besitzt, um ihnen schaden zu können, so wie es auch leicht ist, keine Weiber zu verführen, wenn man mit einer allzu schäbigen Nase gesegnet ist.

	Любовь к свободе — цветок темницы, и только в тюрьме чувствуешь цену свободы. — перевод А. Фёдорова
	Die Freiheitsliebe ist eine Kerkerblume, und erst im Gefängnisse fühlt man den Wert der Freiheit.

Из мемуаров господина фон Шнабелевопского (Aus den Memoiren des Herren von Schnabelewopski)

Некоторые историки утверждают, будто Карл Великий только расширил Гамбург, основали же Гамбург и Альтону финикийцы, и притом как раз в то время, когда погибли Содом и Гоморра. Возможно, что беглецы из этих городов спаслись в устьях Эльбы. — Глава VI, перевод Е. Лундберга

Manche Historiker behaupten, Karl der Große habe Hamburg nur erweitert, die Phönizier aber hätten Hamburg und Altona gegründet, und zwar zu derselben Zeit, als Sodom und Gomorrha zugrunde gingen. Vielleicht haben sich Flüchtlinge aus diesen Städten nach der Mündung der Elbe gerettet.

Французские художники (Französische Maler)

	Русские — славный народ, и я рад уважать и любить их; но с тех пор, как пала Варшава, последний оплот, отделявший их от нас, они так приблизились к нам, что мне делается страшно. — Деларош, перевод А. Фёдорова
	Die Russen sind ein braves Volk, und ich will sie gern achten und lieben; aber seit dem Falle Warschaus, der letzten Schutzmauer, die uns von ihnen getrennt, sind sie unseren Herzen so nahe gerückt, daß mir angst wird.

Вот то проклятье, которое губит умных людей, считающих себя умнее, чем целые народы, хоть опыт и подсказывает, что массы всегда судили правильно и если не целиком угадывали планы, то всё же угадывали намерения своих правителей. Народы все ведущи, всевидящи; глаз народа — глаз божий. — Дополнение, перевод А. Фёдорова

Das ist wieder der Fluch, der die klugen Leute ins Verderben stürzt, sie glauben klüger zu sein als ganze Völker, und doch hat die Erfahrung gezeigt, daß die Massen immer richtig geurteilt und, wo nicht die ganzen Pläne, doch immer die Absichten ihrer Machthaber erraten. Die Völker sind allwissend, alldurchschauend; das Auge des Volks ist das Auge Gottes.

Французские дела (Französische Zustände)

	Святой Дени, как всякий знает, — покровитель королей Франции; как известно, этого святого изображают держащим в руке собственную голову. — Статья первая, перевод А. Фёдорова
	St. Denis ist, wie männiglich weiß, der Schutzpatron der Könige von Frankreich, bekanntlich ein Heiliger, der mit seinem eigenen Kopfe in der Hand dargestellt wird.

	В будуаре куртизанки всё-таки можно найти больше чести, нежели в банкирской конторе. — Статья пятая, перевод А. Фёдорова
	In dem Boudoir einer galanten Dame ist noch immer mehr Ehre zu finden als in dem Comptoir eines Bankiers.

	Не быть подчинённым никакому закону значит быть лишённым самой спасительной защиты, ибо законы должны нас защищать не только от других, но и от нас самих. — Статья седьмая
	Wer keinem Gesetze unterworfen ist, der entbehrt der heilsamsten Schutzwehr; denn die Gesetze sollen uns nicht bloß gegen Andere, sondern auch gegen uns selbst schützen.

Письма из Берлина (Briefe aus Berlin)

	Это биржа. Там торгашествуют приверженцы как ветхого, так и нового заветов. — Письмо первое, перевод А. Г. Горнфельда
	Das ist die Börse. Dort schachern die Bekenner des Alten und des Neuen Testaments.

	Берлин — большой Кревинкель.^[1] — Письмо второе, перевод А. Г. Горнфельда
	Berlin ist ein großes Krähwinkel.

Одной из прекраснейших черт в характере берлинцев является совершенно неописуемая любовь их к королю и королевскому дому. Принцы и принцессы здесь главный предмет разговоров в самых мелких бюргерских домах. Настоящий берлинец иначе и не выражается, как «наша» Шарлота, «наша» Александрина, «наш» принц Карл и т. д. — Письмо третье, перевод А. Г. Горнфельда

Es ist einer der schönsten Züge im Charakter der Berliner, daß sie den König und das königliche Haus ganz unbeschreiblich lieben. Die Prinzen und Prinzessinnen sind hier ein Hauptgegenstand der Unterhaltung in den geringsten Bürgerhäusern. Ein echter Berliner wird auch nie anders sprechen als »unsre« Charlotte, »unsre« Alexandrine, »unser« Prinz Karl usw.

«Струэнзее» («Struensee», Trauerspiel in fünf Aufzügen, von Michael Beer, 1828)

Рецензия на пьесу М. Бера.

	А ежели это было сказано всерьёз — все мы люди со слабостями, — то выражаем сожаление, что эти критики из-за деревьев не увидели леса. — перевод А. Морозова
	War es indessen ernstlich gemeynt, wir sind alle schwache Menschen, so bedauern wir, daß jene Critiker vor lauter Bäumen den Wald nicht gesehen haben.

Поэты — не постоянный народ, на них нельзя положится, и лучшие из них часто меняли свои взгляды только из страсти к переменам. В этом смысле философы куда надёжнее, куда больше, чем поэты, придерживаются тех истин, которые некогда высказали; куда более стойко борются за них, ибо сами с трудом извлекли эти истины из глубин своего мышления, в то время как к праздным поэтам они приходят как лёгкий подарок. — перевод А. Морозова

Die Dichter sind ein unstätes Volk, man kann sich nicht auf sie verlassen, und die Besten haben oft ihre besseren Meynungen gewechselt, aus eitel Veränderungssucht. In dieser Hinsicht sind die Philosophen weit sicherer, weit mehr als die Dichter lieben sie die Wahrheiten, die sie einmal ausgesprochen, man sieht sie weit ausdauernder dafür kämpfen, denn sie haben selbst mühsam diese Wahrheiten aus der Tiefe des Denkens hervorgedacht, während sie den müßigen Dichtern gewöhnlich wie ein leichtes Geschenk zugekommen sind.

Немецкая литература (Die deutsche Literatur)

	С тех пор как вышло из обычая носить на боку шпагу, совершенно необходимо иметь в голове остроумие. — перевод А. Морозова
	Seitdem es nicht mehr Sitte ist, einen Degen an der Seite zu tragen, ist es durchaus nötig, daß man Witz im Kopfe habe.

Никакая религия больше не в состоянии обуздать похоть маленьких властелинов земли, они безнаказанно глумятся над вами, их кони топчут ваши посевы, и дочери ваши голодают и продают цветущее тело грязному парвеню, все розы этого мира становятся добычей ветренного племени игроков на бирже и привилегированных лакеев, и от высокомерия богатства и власти ничто не защитит вас — кроме смерти и сатиры. — перевод А. Морозова

Keine Religion ist mehr imstande, die Lüste der kleinen Erdenherrscher zu zügeln, sie verhöhnen euch ungestraft, und ihre Rosse zertreten eure Saaten, eure Töchter hungern und verkaufen ihre Blüten dem schmutzigen Parvenü, alle Rosen dieser Welt werden die Beute eines windigen Geschlechtes von Stockjobbern und bevorrechteten Lakaien, und vor dem Übermut des Reichtums und der Gewalt schützt euch nichts – als der Tod und die Satire.

	Среди сотни пиетистов девяносто девять мошенников и один осёл. — перевод А. Морозова
	Unter hundert Pietisten sind neunundneunzig Schurken und ein Esel.

Однако, подумайте о том, что церковь повсюду союзница аристократии и даже кое-где состоит у неё на жалованье. Церковь, некогда властительная дама, перед которой рыцари преклоняли колена и выезжали в её честь на турнир со всем Востоком, эта церковь стала немощной и состарилась, она готова теперь подрядиться к этим самым рыцарям на службу нянькой и обещает своими песнями убаюкать народы, чтобы легче было наложить оковы на спящих и потом остричь их, как овец. — перевод А. Морозова

Aber man bedenke, daß die Kirche jetzt überall die Verbündete der Aristokratie ist und sogar hie und da von ihr besoldet wird. Die Kirche, einst die herrschende Dame, vor welcher die Ritter ihre Knie beugten und zu deren Ehren sie mit dem ganzen Orient turnierten, jene Kirche ist schwach und alt geworden, sie möchte sich jetzt eben diesen Rittern als dienende Amme verdingen und verspricht mit ihren Liedern die Völker [245] in den Schlaf zu lullen, damit man die Schlafenden leichter fesseln und scheren könne.

Предисловие к книге «Кальдорф о дворянстве в письмах к графу М. фон Мольтке» (Einleitung zu «Kahldorf über den Adel in Briefen an den Grafen M. von Moltke»)

Разумеется, ясный солнечный свет свободы печати так же убийственен для раба, предпочитающего под покровом темноты получать высочайшие пинки, как и для деспота, которому не по душе луч, освещающий его одинокое ничтожество. — перевод А. Г. Горнфельда

Freilich, das helle Sonnenlicht der Preßfreiheit ist für den Sklaven, der lieber im Dunkeln die allerhöchsten Fußtritte hinnimmt, ebenso fatal wie für den Despoten, der seine einsame Ohnmacht nicht gern beleuchtet sieht. Es ist wahr, daß die Zensur solchen Leuten sehr angenehm ist.

	Думаю, однако, что всегда подозрительно, когда человек меняет взгляды и переходит на сторону господствующей власти, и что в этом случае он уж никак не может почитаться хорошим авторитетом. — перевод А. Г. Горнфельда
	Aber ich glaube, daß es immer verdächtig ist, wenn man zugunsten der regierenden Gewalt seine Ansichten wechselt, und daß man dann immer ein schlechter Gewährsmann bleibt.

О французской сцене (Über die französische Bühne)

Художник — дитя, о котором народная сказка повествует, будто слёзы его — чистый жемчуг. Ах! Злая мачеха вселенная затем и бьёт так беспощадно бедное дитя, чтобы оно роняло побольше слёз-жемчужин. — Письмо девятое, перевод А. Фёдорова

Der Künstler ist jenes Kind, wovon das Volksmärchen erzählt, daß seine Tränen lauter Perlen sind. Ach! die böse Stiefmutter, die Welt, schlägt das arme Kind um so unbarmherziger, damit es nur recht viele Perlen weine!

Девушки и женщины Шекспира (Shakespeares Mädchen und Frauen)

Ах, если великая страсть овладевает нами во второй раз в жизни, — у нас, к сожалению, нет уже прежней веры в её бессмертие, и мучительнейшее из воспоминаний говорит нам о том, что в конце концов она сама себя пожирает… — Джульетта, перевод Е. Г. Лундберга

Ach, wenn man zum zweitenmal im Leben von der großen Glut erfaßt wird, so fehlt leider dieser Glaube an ihrer Unsterblichkeit, und die schmerzlichste Erinnerung sagt uns, daß sie sich am Ende selber aufzehrt…

	Женщина не знает второй любви, её натура слишком нежна, чтобы дважды пережить страшнейший катаклизм. — Джульетта, перевод Е. Г. Лундберга
	Bei dem Weibe gibt es keine zweite Liebe, seine Natur ist zu zart, als daß sie zweimal das furchtbarste Erdbeben des Gemütes überstehen könnte.

О доносчике (Über den Denunzianten)

Предисловие к третьей части «Салонов».

	Добродетельным можно быть в одиночку, а для порока нужны двое.
	Die Tugend kann jeder allein üben, er hat niemand dazu nötig als sich selber; zu dem Laster aber gehören immer zwei.

	Первая добродетель германцев — известная верность, несколько неуклюжая, но трогательно великодушная верность. Немец бьётся даже за самое неправое дело, раз он получил задаток или хоть спьяну обещал своё содействие.
	Die erste Tugend der Germanen ist eine gewisse Treue, eine gewisse schwerfällige, aber rührend großmütige Treue. Der Deutsche schlägt sich selbst für die schlechteste Sache, wenn er einmal Handgeld empfangen oder auch nur im Rausche seinen Beistand versprochen.

	Только дурные и пошлые натуры выигрывают от революции. Но удалась революция или потерпела поражение, люди с большим сердцем всегда будут её жертвами.
	Nur die schlechten und die ordinären Naturen finden ihren Gewinn bei einer Revolution. Schlimmsten Falles, wenn sie etwa mißglückt, wissen sie doch immer noch zeitig den Kopf aus der Schlinge zu ziehen. Aber möge die Revolution gelingen oder scheitern, Männer von großem Herzen werden immer ihre Opfer sein.

Признания (Geständnisse)

Да, женщины опасны; но я всё же должен заметить, что красивые далеко не так опасны, как те, которые обладают умственными преимуществами более, чем физическими. Ибо первые привыкли к тому, чтобы мужчины ухаживали за ними, между тем как последние, играя на себялюбии мужчин и приманивая их лестью, приобретают больше поклонников. — перевод П. Бернштейн и А. Г. Горнфельда

Ja, die Weiber sind gefährlich; aber ich muß doch die Bemerkung hinzufügen, daß die schönen nicht so gefährlich sind als die, welche mehr geistige als körperliche Vorzüge besitzen. Denn jene sind gewohnt, daß ihnen die Männer den Hof machen, während die andern der Eigenliebe der Männer entgegenkommen und durch den Köder der Schmeichelei einen größern Anhang gewinnen als die Schönen.

Мемуары (Memoiren)

	Гомеопатический принцип, согласно которому от женщины нас излечивает женщина, пожалуй более всего подтверждается опытом. — перевод Е. Г. Лундберга
	Das Prinzip der Homöopathie, wo das Weib uns heilet von dem Weibe, ist vielleicht das probateste.

Афоризмы и фрагменты (Gedanken und Einfälle)

	Совершенство мира всегда адекватно совершенству того духа, который созерцает его. Добрый находит на земле рай для себя, злой уже здесь вкушает свой ад. — II. Религия и философия, перевод Е. Г. Лундберга
	Die Herrlichkeit der Welt ist immer adäquat der Herrlichkeit des Geistes, der sie betrachtet. Der Gute findet hier sein Paradies, der Schlechte genießt schon hier seine Hölle.

	Принято прославлять драматурга, умеющего извлекать слёзы. Этим талантом обладает и самая жалкая луковица. С нею он делит свою славу. — III. Искусство и литература, перевод Е. Г. Лундберга
	Man preist den dramatischen Dichter, der es versteht, Tränen zu entlocken. – Dieses Talent hat auch die kümmerlichste Zwiebel, mit dieser teilt er seinen Ruhm.

Когда порок столь грандиозен, он меньше всего возмущает. Англичанка, стыдившаяся голых статуй, была менее шокирована при виде огромного Геркулеса: «При таких размерах вещи не кажутся мне такими уж неприличными». — VI. На разные темы, перевод Е. Г. Лундберга

Wenn das Laster so großartig, wird es minder empörend. Die Engländerin, die sonst eine Scheu vor nackten Statuen hatte, war beim Anblick eines ungeheuren Herkules minder schockiert: »Bei solchen Dimensionen scheint mir die Sache nicht mehr so unanständig.«

Лессинг говорит: «Если Рафаэлю отрезать руки, он все же останется живописцем». Точно так же мы могли бы сказать: «Если господину * отрезать голову, он все же остался бы живописцем», — он продолжал бы писать и без головы, и никто бы не заметил, что головы у него и вовсе нет. — III. Искусство и литература

Lessing sagt: hätte man Raffael die Hände abgeschnitten, so wär er doch ein Maler gewesen; in derselben Weise können wir sagen: schnitte man Herrn * den Kopf ab, er bliebe doch ein Maler, er würde weiter malen, ohne Kopf, und ohne daß man merkte, daß er keinen Kopf hätte.

	Мир — огромный скотный двор, очистить который вовсе не так легко, как конюшни Авгия, ибо пока его метут, быки остаются в нём и наваливают новые кучи навоза. — II. Религия и философия
	Die Welt ist ein großer Viehstall, der nicht so leicht wie der des Augias gereinigt werden kann, weil, während gefegt wird, die Ochsen drinbleiben und immer neuen Mist anhäufen.

	Немец похож на раба, повинующегося своему господину без помощи веревок, кнута, только по его слову, даже взгляду. Рабство в нем самом, в его душе; хуже материального рабства рабство духовное. — IV.
	Der Deutsche gleicht dem Sklaven, der seinem Herrn gehorcht ohne Fessel, ohne Peitsche, durch das bloße Wort, ja durch einen Blick. Die Knechtschaft ist in ihm selbst, in seiner Seele; schlimmer als die materielle Sklaverei ist die spiritualisierte.

Христианство возникает как утешение: те, кто в сей жизни насладился обильным счастьем, в будущей поплатятся за него несварением желудка; тех же, кто слишком мало ел, ждет впоследствии превосходнейший пиршественный стол; и ангелы будут поглаживать синяки от земных побоев. — II. Религия и философия

Das Christentum tritt auf zur Tröstung: Die, welche in diesem Leben viel Glück genossen, werden im künftigen davon eine Indigestion haben – die, welche zu wenig gegessen, werden nachträglich das beste Gastmahl aufgetischt finden; die irdischen Prügelflecken werden von den Engeln gestreichelt werden.

	Переводчик должен быть духовно одарённым человеком, ибо он должен увидеть в книге самое значительное и самое лучшее и воспроизвести это. — III. Искусство и литература
	Folglich muß auch der Übersetzer ein geistig begabter Mensch sein, denn er muß im Buche das Bedeutendste und Beste sehen, um dasselbe wiederzugeben.

	Красивые мысли нередко служат костылями хромым мыслям. — III. Искусство и литература
	Seine [d. h. Freiligraths] schönen Reime sind oftmals Krücken für lahme Gedanken.

Цитаты из писем

Война закостенелой несправедливости, царящей глупости и всему злому! Если хотите взять меня в боевые товарищи в этой священной войне, то я с радостью протяну вам руку. — Письмо Карлу Иммерману от 24 декабря 1822 года (перевод Е. Закс)

Kampf dem verjährten Unrecht, der herrschenden Thorheit und dem Schlechten! Wollen Sie mich zum Waffenbruder in diesem heiligen Kampfe, so reiche ich Ihnen freudig die Hand.

Цитаты о Гейне

Кроме обыденных недостатков, свойственных всем людям, гении, в силу своего сосредоточения и своего таланта, имеют еще особенные специальные недостатки. <…> Гейне и Лермонтов были невыносимы своими насмешками и сварливостью.

— Константин Циолковский, «Гений среди людей», 1918

Я представлял себе <...> Гейне угрюмым человеконенавистником, который слишком возвышается над людьми и жизнью, чтобы быть с ними ласковым. Но насколько другим я нашёл его, и насколько разнится его поведение от того, что я себе представлял! Он дружелюбно вышел мне навстречу, как человечным, греческий Анакреон, по-приятельски пожал мне руку и несколько часов возил меня по Мюнхену. Этого я не мог себе вообразить о человеке, написавшем «Путевые картины». Лишь вокруг рта его залегла горькая, ироническая улыбка, но это возвышенная улыбка над мелочами жизни и насмешка над мелочными людьми. Однако именно та горькая сатира, что часто чувствуется в его «Путевых картинах», та глубокая внутренняя злость на жизнь, что пронизывает до мозга костей, делали его речи очень притягательными...^[2]

— Роберт Шуман

	Он вообще был очень едкий, злой даже автор.^[3]
	— Аза Алибековна Тахо-Годи

Цитаты из произведений

Примечания

↑ Кревинкель (нем. Krähwinkel, дословно — «вороний уголок») — немецкий аналог русского города Глупова.
↑ «Если бы Шуман вёл дневник», Будапешт, типография Франклин, 1966 год, стр.20
↑ https://foma.ru/aza-taho-godi-losev-molilsya-dazhe-na-uchenyih-sovetah.html

[1] Кревинкель (нем. Krähwinkel, дословно — «вороний уголок») — немецкий аналог русского города Глупова.

[ЕслиБы-2] «Если бы Шуман вёл дневник», Будапешт, типография Франклин, 1966 год, стр.20

[3] ttps://foma.ru/aza-taho-godi-losev-molilsya-dazhe-na-uchenyih-sovetah.html

[1]

[2]

[3]