Алжирский пленник

«Алжирский пленник, или Жизнь и приключения доктора Апдайка Андерхилла» (англ. The Algerine Captive, or The Life and Adventures of Doctor Updike Underhill) — роман Ройала Тайлера 1797 года, написанный, как и предисловие, в традиции путевых записок от имени реально существовавшего лица, его дяди, тем самым автор доказывает, что можно исходить из реальных событий. На русский язык переведено лишь предисловие (А. Шемякин, 1982).

Предисловие

Первое, что бросилось в глаза автору этих строк, когда он вернулся на родину после семилетнего отсутствия, была та исключительная жадность, с которой развлекательная литература раскупалась всеми слоями общества. В то время когда он уезжал из Новой Англии, книги биографического содержания, путешествия, романы о нравах и романтические романы были распространены лишь в наших морских портах, или же если они были известны в глубине страны, то читали их только в домах священнослужителей, врачей и адвокатов, в библиотеке же фермера самыми весёлыми книгами были последние слова и предсмертные речи Брайана Шэхина и Леви Эймса, а также мрачное описание Судного Дня. Вернувшись из плена, автор обнаружил удивительные перемены во вкусах общества. В наших крупных городах, расположенных в глубине страны, были организованы общественные библиотеки, состоявшие из книг, предназначенных для развлечения, а не для поучения, и наши книготорговцы, поощряя изменившиеся вкусы читателей, в почти немыслимых масштабах наводнили всю страну современными путешествиями и романами. Пристрастие к чтению любой литературы, овладевшее обществом в столь краткие сроки, должно было бы показаться европейцу неправдоподобным. Европейского крестьянина надо сначала, научить читать, прежде чем он увлечется чтением. В Новой Англии это наполовину уже сделано. Ни в одной другой стране нет такого количества грамотных людей по отношению ко всей численности населения, поэтому, как только в обществе появился вкус к развлекательной литературе, во всех кругах сразу перестали интересоваться благочестивыми проповедями и Практическими Добродетелями отцов и обратились к развесёлым рассказам и восхитительным непристойностям Путешественника и Романиста. Достопочтенный фермер более не утруждал себя странствиями с Паломником Беньяна на Холм Препятствий или в Трясину Отчаяния, а пил вино с Брайдоном в его одиноком приюте на Везувии или охотился с Брюсом в волшебной стране Абиссинии, а в это же время служанка Долли и работник Джонатан, забыв балладу о жестокой мачехе — чтение, вызывавшее ранее их дружные рыдания, теперь развлекались иными сочинениями, испытывая столь сладостный ужас перед замками с привидениями и скелетами миссис Рэдклиф, что им обоим было страшно спать в одиночестве.

One of the first observations the author of the following sheets made upon his return to his native country, after an absence of seven years, was the extreme avidity with which books of mere amusement were purchased and perused by all ranks of his countrymen. When he left New Eng land, books of biography, travels, novels, and modern romances, were confined to our seaports; or, if known in the country, were read only in the families of clergymen, physicians, and lawyers: while certain funeral discourses, the last words and dying speeches of Bryan Shaheen, and Levi Ames, and some dreary somebody s Day of Doom, formed the most diverting part of the farmer s library. On his return from captivity, he found a surprising alteration in the public taste. In our inland towns of consequence, social libraries had been instituted, composed of books designed to amuse rather than to instruct; and country booksellers, fostering the new born taste of the people, had filled the whole land with modern travels, and novels almost as incredible. The diffusion of a taste for any species of writing through all ranks, in so short a time, would appear impracticable to an European. The peasant of Europe must first be taught to read, before he can acquire a taste in letters. In New England, the work is half completed. In no other country are there so many people, who, in proportion to its numbers, can read and write; and, therefore, no sooner was a taste for amusing literature diffused, than all orders of country life, with one accord, forsook the sober sermons and practical pieties of their fathers, for the gay stories and splendid impieties of the traveller and the novelist. The worthy farmer no longer fatigued himself with Bunyan s Pilgrim up the 'hill of difficulty,' or through the 'slough of despond;' but quaffed wine with Brydone in the hermitage of Vesuvius, or sported with Bruce on the fairland of Abyssinia: while Dolly the dairy maid, and Jonathan the hired man, threw aside the ballad of the cruel step-mother, over which they had so often wept in cencert, and now amused themselves into so agreeable a terror with the haunted houses and hobgoblins of Mrs. Ratcliffe, that they were both afraid to sleep alone.

	… мы должны создать свою собственную развлекательную литературу, чтобы в ней отражались наши собственные обычаи. Но почему тогда не описать историю своей жизни? Первая часть её, даже если не будет представлять особого интереса, по крайней мере даст картину существования Новой Англии и её нравов, чего до сих пор ещё делать не пытались.
	… we write our own books of amusement, and that they exhibit our own manners. Why then do you not write the history of your own life? The first part of it, if not highly interesting, would at least display a portrait of New England manners, hitherto unattempted.